«В ночь на Рождество 1021 года некий аббат по имени Руперт служил первую мессу. Какие-то нечестивцы тем временем затеяли на церковном дворе шутки и игры, вздумали хохотать, горланить срамные песни. Под конец, нашед трех худых жен, с оными, на возмущение прочего благочестивого люда и на великую помеху священнику, мессу отправляющему, безбожники, потерявши всякий стыд, пустились в пляс. Священник послал к ним церковного сторожа, каковой воззвал к их совести и просил именем Божьим, дабы они приняли во внимание святость ночи, а равно и местонахождения, и оставили бы свое кощунственное непотребство. Однако те, не вняв спасительному усовещенью, еще боле повесничали, скакали и вопили. По каковой причине духовный их отец, дабы покарать их за поругание славы Божьей, устремивши на них свой взгляд от алтаря, проклял их такими словами: „Повели, Господь всемогущий, дабы во весь год не могли они отделаться от оной пляски“.
Услыхал Господь Бог мольбу праведно опечаленного священника. И сделал так, что оные восемнадцать нечестивцев танцевали целый год, и никто им не подыгрывал, и никакой иной работы не отправлял. С сотворения мира не бывало пляски диковиннее. Ибо не ели, и не пили, и не спали они, и даже ни на мгновение не присели, а все двенадцать месяцев плясали днем и ночью безо всякого отдохновения. И что всего удивительнее, никогда не уставали; одежда их не изорвалась, каблуки не стерлись; и ни дождь, ни снег не падал на них, ни зной летом, ни мороз зимой не наделал им вреда. Но поелику были они грешны и языком своим, нечестивые срамные песни распеваючи, за то в наказание во весь год ни словечка не могли вымолвить.
Один человек, пожелав вызволить сестру свою, бывшую середь танцующих, с такой небывалой силой потянул ее к себе, что оторвал ей от тулова руку; и, увидев ее в руках своих, воистину ужаснулся; сестра же его ни знаком не обнаружила своей боли, а плясала еще ретивее, нежели прежде. Из отторгнутой руки не текло вовсе никакой крови, будто бы и не плоть то была, а лишь деревяшка. На месте пляски до того истолкли землю, что поначалу образовалась яма по колена глубиной, потом по бедра, а под конец и вовсе по грудь».
Они плясали до тех пор, пока на исходе года туда не приехал кельнский архиепископ Святой Гериберт и не освободил их от проклятья. Эта легенда, появляющаяся также во многих других древних хрониках.[365]
Я хотел бы отметить разницу между одержимостью пляской и увлечением танцами. Первое давно уже кануло в прошлое, современные врачи знают лишь его блеклое подобие — пляску святого Витта. Ну а увлечение танцами неискоренимо. Его не смогли сокрушить ни бичующие речи отцов церкви, ни яростные нападки протестантских проповедников. Уже упоминавшийся в связи с легендой об осквернителях праздника Янош Таксони собрал небольшой букет из мнений служителей церкви по этому поводу. Передадим слово благонамеренному отцу иезуиту:
«Иоанн Златоуст называет танец отравой для благочестия, дьявольской игрой. Святой Салезий — грозой юношества. Землепашец не так радуется в предвкушении обильного урожая, как дьявол, наблюдая молодежь, собирающуюся на пляски. Здесь пожинает она блудливые разговоры, непристойные любовные песни, порочные объятья, бесстыдные ласки. Посему воскликнул Святой Василий: „Ах, кого же мне оплакивать скорее — незамужних девиц или мужниных жен? Ибо зачастую девицы возвращаются с плясок, потерявши невинность, а женщины — преступивши обет верности мужьям“.
Гибельное время — время плясок, ибо на многие прегрешения склоняет. В сие злосчастное время людей цепляет на крючок и улавливает в сети адский рыболов и птицелов. Его наживка и тенета, по слову Святого Василия, плотское наслаждение, которое пронизывает и насыщает дурманом все члены человека. Сказывают, саламандра столь ядовитая змея, что, чуть коснется плодоносящего древа, тотчас же целиком его, вместе со всеми плодами, напоит ядом, — подобно оному, прикосновение Женщины-Зверя отравой плотского наслаждения в сей же миг лишает крепости и самого мужчину, и его плоды, сиречь его добрые намерения. Как от тряпья заводится моль, подобно же от Женщины-Зверя происходит двоедушие мужчины».
После этих строк не решаюсь цитировать протестантские обвинительные документы. Приведу лишь названия трех книг, которых вполне достаточно, чтобы продемонстрировать, какого мнения придерживались непреклонные проповедники относительно упоительных радостей танца.
Михай Дюлаи.
Гибельные и мерзопакостные последствия Плясок, или Спасительное Духовное Наставление, в коем пространно толкуется о небывалом грехе противу Господа, каковой являют собой Пляски; сообщается о каре, уготованной Богом для Плясунов; содержится вразумительный и праведный ответ на возражения иных неразумных, Пляски одобряющих; указуются пути благочестия, от сего греха уводящие. Дебрецен, 1681.
Янош Патаи.
Разбирание Танца, или Проповедь, на основании древних и новых богословских сочинений толкующая о Танце, отрыжке дьявола, как о наидейственнейшем средстве бесовской силы, употребительном для заселения Ада, равно как и о не менее бедственном, сравнительно с развратником и убийцей, положении человека, пляски возлюбившего и в оных упражняющегося… Дебрецен, 1683.
Иштван Сентпетери.
Чумная зараза танца, или Своевременно сказанное Слово, в коем мастерски и в подробностях описывается оная не только эндемическая, но и эпидемическая вредоносность чумы, сиречь похотливых плясок, и громятся, обескровливаются бастионы их созидателя и охранителя, вероломного Дьявола. Дебрецен, 1697.
Мощный артиллерийский обстрел не принес никаких результатов, снаряды проповедей не попадали в укрытия танцевальных залов. Понемногу битвы стихали и наконец вовсе прекратились, доказав свою полную бесплодность. С кафедр больше не звучали речи против танцев. Наоборот, на горизонте появилась литературная продукция нового типа. Если разрушительный поток невозможно остановить, нужно вырыть для него русло, и тогда он потечет, не нанося никакого вреда. Если уж танцевать — так будем танцевать благопристойно, — гласят руководства по этикету.
Одному из старейших венгерских учебников этикета Ференц Билкеи Пап дал следующее название:
«Светский человек, или правила приличия, изящных манер, деликатного образа жизни и любезного обхождения».[366]
Правила, касающиеся танцев, где по причине обновления языка встречаются малопонятные слова, уместились в восьми пунктах:
1. Положение рук не должно быть отвердым (?) и ненатуральным. Рукам не должно мешкотно висеть вдоль тела, но и не должно егозить. Движения их должны быть легкими, нечастыми и приятными.
2. За приглашением Дамы на танец должно следовать милое, обходительное и во всех отношениях любезное (что?). Подобного же фасона (?) танца надлежит придерживаться и при вождении Дамы.
3. Разведение рук в конце менуэта производится с полным почтением и благородной сдержанностью; в выражении лица следует отобразить дружественную серьезность и целомудренную учтивость.
4. Никогда не должно сжимать руку Дамы во всю силу; притискивать к себе Даму во время Немецкого танца есть непристойная необузданность.
5. Танцующим никогда не следует позволять себе бесстыдных поз и непочтительных прикосновений. Каждое двусмысленное мгновение вопиет об оскорблении приличий и невежливости. Не придвигайтесь близко к телу своей пары, обнимать Даму надлежит осмотрительно, не отступая от приличий, касаться рук с деликатностью и сопровождать ее телодвижения приятной улыбкой.
6. В быстрых танцах следите за тем, дабы избежать всяческих излишеств, не досадить своей Даме чрезмерными подскоками. Дикость и невежество танцевать безостановочно до той поры, пока кавалер и дама не взопреют и не задохнутся.
365
Crantzius. Saxonia, sive de Saxonicae gentis vetusta origine etc. Koln, 1520. Lib. 4, cap. 3. (Кранций. Саксония, или же о народе саксонском, его образе жизни и происхождении); Lycosthenes. Prodigiorum et ostentorum Chronica. Basel, 1557. 372 old. (Ликосфен. Хроника чудесных и знаменательных событий)), вызывает наш особый интерес потому, что легла в основу баллады Араня «Осквернители праздника» («Az Unneprontok»)
366
Пешт, 1816