На деньги Митридата и Тиграна он приказал построить в той части Пинчио, которая называется теперь La Trinita dei Monti, между via Sistina, via Due Macelli и via Capo le Case, великолепную виллу с залами, портиками, садами, библиотеками, всю украшенную чудесными произведениями искусства.[714] Он купил остров Ни-сиду и, издержав огромные суммы, сделал из него восхитительное местопребывание.[715] Он построил виллу в Баях и купил обширные земли в Тускуле; там он построил не обычные фермы, но роскошные дворцы с художественной отделкой и роскошными столовыми,[716] использовав для этих построек большое число греческих художников.[717] Он приглашал толпы друзей, ученых, греческих артистов на великолепные пиры, приготовленные лучшими римскими поварами, и тешил ими свое старческое обжорство, единственную чувственную страсть, проснувшуюся у человека, так поздно принявшегося за наслаждения. Посреди этих пышных банкетов старик, конечно, не думал, что, в то время как вся слава созданной им политики достанется его младшему преемнику, его имя сохранится в памяти потомства только в связи с этими роскошными пирами, что потомство забудет, что он привез в Италию вишневое дерево, что оно не оценит исторической важности его восточных завоеваний и будет вспоминать только о сибаритской роскоши его обедов. Однако эти пиры, постройки и вся роскошь были продолжением той же исторической миссии Лукулла, которую он начал завоеванием Понта, разграблением его сокровищ и похищением его жителей. Примером своей частной жизни он распространял в Италии на место простых нравов греко-восточную цивилизацию, промышленную, утонченную и сибаритскую.

И действительно, вокруг него совершались быстрые изменения; ассимиляция восточных рабов с италийским населением, так характерная для императорской эпохи, уже началась. Никогда в Италии не было столько рабов. Завоевания Лукулла и Помпея, мелкие пограничные войны и постоянная торговля должниками, проданными за долги в рабство, или людьми, похищенными пиратами, переселили и переселяли в Италию массу мужчин и женщин: азиатских архитекторов, инженеров, врачей, художников, золотых дел мастеров, ткачей, кузнецов, сирийских певцов и танцовщиц, еврейских мелких торговцев и колдунов, продавцов медицинских трав и ядов, галльских, германских, скифских и испанских пастухов. Рассеянные по домам римских и италийских богачей и людей среднего класса, эти несчастные, у которых борьба человека против человека отняла их очаг и похитила их состояние, были принуждены, каков бы ни был их возраст, начинать новую жизнь.

Постепенно в этой массе рабов началась дифференциация. Одни, слишком непокорные, были осуждены их господами на смерть; другие бежали и занялись грабежом и пиратством; иные заблудились в великой метрополии или на дорогах Италии и погибли в драках, в ловушках или от какой-нибудь естественной причины; многие умерли от болезней, нужды, тоски по родине, своему состоянию и потери своих близких. При всех великих переселениях человеческого рода по свету, добровольных ли или насильственных, многие исчезают таким образом в неизвестности. Но это бывает незначительное меньшинство.

Много также рабов, особенно людей, прибывших из культурных стран Востока и бывших искусными ремесленниками в области изящных искусств, постепенно освоились с людьми и положением дел и акклиматизировались, забыв понемногу свою далекую родину, усвоив, насколько могли, язык победителей и научив их, в свою очередь, своим привычкам. Иногда они занимались своей профессией в лавке, которую открывал им их патрон, иногда на свой счет, иногда на счет патрона; часто они получали свободу при условии отдавать своему патрону часть доходов. Законодательство об экономических и моральных обязанностях вольноотпущенников было улучшено; отдельные случаи были определены и регламентированы с точностью.[718] Вольноотпущенники образовали класс ремесленников, которые, отдавая часть своей работы, поддерживали в роскоши и зажиточности высший и средний классы Италии.

Отношения между господами и рабами делались, таким образом, более гуманными. Скоро появился обычай отпускать на свободу ловких и верных рабов после шестилетнего рабства.[719] Общий всем италийцам дух спекуляций удивительно благоприятствовал стараниям рабов. Многие хозяева приобретали раба, искусного в известном ремесле, с целью научить других молодых рабов. Дома богачей и людей среднего класса в Италии и Риме сделались школами искусств и ремесел. Таким образом парфюмер Митридата, сделавшийся сперва рабом, а потом вольноотпущенником некоего Лу-тация, открыл в Риме магазин и приготовлял там благовонные продукты уже не для царских наложниц, но для знатных римских дам.[720] По всей Италии у богатых и зажиточных людей были в качестве их рабов или вольноотпущенников кузнецы, столяры, ткачи, выделывавшие ткани или ковры, каменщики, живописцы, работавшие на господина или на публику, все более и более стремившуюся к роскоши. В деревне прежние эгейские и сирийские землевладельцы улучшали культуру винограда и оливок, обучали делать лучшие сорта масла и вина, выкармливать более старательно животных. Таким образом в италийском обществе возрастало разнообразие вкусов и привычек, разнообразие работ, искусств и ремесел.

Рабы — представители интеллигентных профессий.

Низший рабочий класс учителей грамматики и риторики также по большей части состоял из вольноотпущенников. Число этих учителей быстро увеличивалось вследствие распространявшегося в среднем классе стремления к просвещению.[721] Другие рабы пользовались слабостями или потребностями своих господ, у которых часто еще сохранялась италийская грубость: мужчины делались счетоводами, управляющими, дворецкими, советниками, библиотекарями, писцами, переводчиками, секретарями, посредниками, развратителями, женщины — наложницами и любовницами, становясь таким образом одновременно и слугами и господами своих владельцев. Дома знати, например Помпея, Красса, Цезаря, были подобны министерствам, где многочисленные вольноотпущенники и восточные рабы приходили на помощь своим господам; они организовывали для народа пышные празднества, вели корреспонденцию, счета, списки клиентов, семейные архивы.

В то самое время, когда столько чужестранцев являлось из провинции в Италию, большое число италийцев выселялось в завоеванные провинции. Как теперь маленькие колонии англичан и немцев основываются во всех частях света, так многочисленные италийские поселенцы жили тогда во всей средиземноморской области, не только в Греции и в провинции Азии, но и на едва завоеванных берегах Адриатического моря, в Салоне[722] и Лиссе,[723] в Нарбонской Галлии, в испанских городах — Кордове и Севилье;[724] в Африке — в Утике, Гадрумете, Тапсе;[725] в Антиохии и во всей Сирии, куда, вслед за легионами Помпея, последовало много искателей приключений и торговцев.[726] Везде эти италийцы занимались разнообразными предприятиями: они были армейскими поставщиками, откупщиками налогов, продавцами рабов и местных продуктов, директорами, вице-директорами, поверенными крупных откупных компаний, агентами богатых италийцев, имевших в провинции земли или деньги, также собственниками или арендаторами общественных земель, наконец, чаще всего ростовщиками. Эти люди, италийские бедняки, скоро становились на маленьких островах, в селениях, во второстепенных городах, куда их забрасывала судьба, живой частицей той единой и огромной души, которая из Италии распространяла по всем берегам Средиземного моря свою грозную жадность.