Но иногда неожиданно возвращалось тепло, и море на несколько дней успокаивалось.

Этой благоприятной порой спешили воспользоваться рыбаки, чтобы еще увеличить богатый осенний улов рыбы. В эту осень много ловилось камбалы, белуги, макрели, скумбрии и кефали.

Ованес в такие дни подолгу пропадал с товарищами на берегу, где выгружалась рыба, сушились и чинились сети.

Рыбачки звали ребят на помощь. Те честно трудились, помогая выгружать серебристую, трепещущую рыбу.

Рыба была холодная, скользкая, подпрыгивала и вырывалась из рук. У некоторых рыб были острые плавники и шипы, и руки ребят вскоре покрывались ссадинами.

Вечером Ованес и его товарищи, усталые, но довольные, возвращались домой. У каждого в руках было ведерко, полное рыбы.

Мать смотрела на исцарапанные, обветренные руки сына, на заработанную рыбу и незаметно концом головного платка утирала набегавшие слезы.

Ложась спать, Ованес просил мать разбудить его пораньше. Он вместе с другими мальчиками обещал рыбакам помогать им до наступления холодов.

Иногда, когда рыбачьи баркасы задерживались в море, ребята отправлялись бродить вдоль берега. Там всегда можно было найти что-нибудь любопытное. Во время штормов море выбрасывало часть своей добычи. Мальчики находили доски, ящики, бочонки, остатки корабельных снастей. Все это они тащили к рыбачьему лагерю.

Взрослые долго рассматривали находки и гадали, с какого это корабля и давно ли случилось кораблекрушение.

Так дети узнавали о жестоком нраве моря и об опасностях, грозящих морякам.

Рыбаки рассказывали много страшных историй о кораблях, застигнутых бурей. Они знали имена многих храбрых капитанов, умеющих водить корабли в любую погоду.

Попадались и другие находки, когда мальчики гуляли на окраине города. На склонах холма, размытых осенними дождями, они находили старые, позеленевшие монеты. На них были изображены рыбы, колосья, крылатые львы и всякие другие невиданные чудовища.

И монеты дети приносили рыбакам. Старые рыбаки, перебирая их в руках, рассказывали притихшим мальчикам, что в старину сюда приходило много греческих кораблей. Наверно, и эти монеты, позеленевшие от времени, тоже греческие.

Однажды старики посоветовали мальчикам отнести находки в музей, к Семену Михайловичу Броневскому.

— Он такие вещи любит, — говорили они. — Гляди, еще на сласти даст.

Броневский сразу вышел к детям. Он долго и внимательно разглядывал монеты, тут же сортировал их, а губы его шептали при этом какие-то непонятные ребятам слова.

Наконец мальчики робко спросили его, верно ли рассказывали им рыбаки о греках.

Семен Михайлович оживился. Он сел, усадил возле себя детей и начал подробно рассказывать, как больше чем две тысячи лег назад сюда пришли греки, основали город и назвали его Феодосией, что означает — богом данная.

Потом Феодосию разорили гунны, а в средние века сюда пришли татарские полчища и генуэзцы. Генуэзцы назвали Феодосию Кафой.

Броневский прервал свой рассказ, вывел ребят из двора музея и показал им на мрачные развалины генуэзских башен.

— Генуэзцы были богаты и воинственны, — продолжал Семен Михайлович. Они построили эти крепости на берегу моря, воевали с соседями и не раз били татар. Но более трехсот лет назад турки овладели Феодосией. При них горожанам жилось еще хуже, чем при генуэзцах. Здесь, на нашем базаре, был большой невольничий рынок. Турки продавали людей в рабство. Купленных невольников увозили отсюда на кораблях.

Ребята жадно слушали старого ученого. Семен Михайлович объяснил мальчикам, какие монеты греческие, какие генуэзские, какие турецкие. На прощание он дал им денег и велел приносить ему монеты и осколки древней посуды, если они будут попадаться ребятам.

После рассказа Броневского Ованес другими глазами начал смотреть на знакомые развалины генуэзских башен. Он стал понимать, что живет в очень древнем городе, где было много жестоких сражений. Сердце мальчика неистово колотилось, когда воображение рисовало ему схватки турок и татар. Он живо представлял себе, как отстреливаются из бойниц засевшие в башнях генуэзцы, как нападающие штурмом берут башни.

А время шло. Незаметно минуло еще два года. Ованесу исполнилось десять лет. И вот наступил день, когда пришел конец приволью, прогулкам, мечтам…

Это случилось вечером, в воскресенье. Начиналась зима. Над холмами, над морем, над притихшим городком неслись серые, растрепанные тучи. В трубе уныло завывал ветер. Мать растопила печь и готовила ужин. Отец сидел за столом и читал книгу.

Потом он отложил ее, привлек к себе Ованеса и дрогнувшим голосом сказал:

— Завтра, Оник, я отведу тебя в кофейню к греку Александру. Зиму ты поработаешь у него, а на следующий год осенью начнешь ходить в уездное училище.

Отцу было очень трудно говорить, но он старался владеть собою и даже притворялся веселым.

Мать не выдержала и, обняв Ованеса, горько заплакала.

Только тут мальчик окончательно понял, какая нужда вошла в их дом.

Он оглядел комнату и увидел, что с комода исчезла не только любимая ваза матери, но и старинные часы с мелодичным звоном. Теперь Ованесу уже не нужно было объяснять, что означало исчезновение вещей.

Но он подавил в себе желание заплакать, спокойно, подражая отцу, погладил руку матери и бодро сказал:

— Не плачь, мама, мне будет хорошо в кофейне. Я видел, туда заходят рыбаки, матросы. Они интересно рассказывают обо всем.

В ГРЕЧЕСКОЙ КОФЕЙНЕ

Трудная это должность — быть «мальчиком» в кофейне. В небольшом помещении полно посетителей. Здесь есть свои завсегдатаи, которые целыми вечерами сидят и попивают вино и кофе. Главным образом это рыбаки, торговцы и моряки с заходящих в Феодосийский порт торговых кораблей и шхун.

Больше всех шумят рыбаки и матросы. Они громко спорят о преимуществах своих профессий и о том, кому из них тяжелее приходится в море.

Рыбаки говорят о тайнах своего нелегкого ремесла, о рыбьих повадках, о своей рыбацкой удали.

Моряки не сдаются, рассказывают о дальних плаваниях, о бурях и кораблекрушениях, о «Летучем Голландце» — корабле, населенном призраками, который будто бы видали некоторые старики-матросы.

Временами спор приобретает угрожающий характер и вот-вот готов перейти в драку. Тогда из-за высокой стойки выкатывается круглый, толстый, как бочка, хозяин-грек.

Ловко пробираясь между столиками, он громко оповещает, что получил партию замечательного вина. Иногда ему удается предотвратить драку и примирить спорящих.

Но и без драки в кофейне всегда по вечерам шумно. К гулу голосов и к пьяным выкрикам примешивается стук костяшек домино и азартные возгласы игроков. Кофейня всегда гудит, как растревоженный улей, а пламя свечей кажется тусклым в густом сизом дыму от многочисленных трубок.

И среди всего этого гама и чада без конца раздаются громкие голоса:

— Мальчик! Мальчик, сюда!

Ованес вертится, как белка в колесе. Он едва успевает менять трубки, подносить гостям кофе и вино, помогать судомойке Ашхен перемывать стаканы, кружки, кофейные чашечки.

Тяжелее всего приходится ему в те часы, когда в кофейню приходят зажиточные торговцы.

Им нравится проворный мальчик, и они требуют, чтобы только он им прислуживал.

Ованес мечется, напрягая все свои силы, а старый толстый турок, владелец самой большой в городке фруктовой лавки, без конца хрипит:

— Кафеджи дольдур![3]

Из-за этого турка Ованес однажды чуть не потерял работу. Как-то вечером, когда в кофейне и повернуться негде было, турок прохрипел свое обычное:

— Кафеджи дольдур!

Среди шума Ованес его не услышал и пронесся с подносом к соседнему столику, где сидели простые матросы.

Турок обиделся и поднял крик. Прибежал хозяин, дороживший богатым клиентом, и, кланяясь, сам стал подливать ему кофе.

Но расходившийся купец не унимался и требовал, чтобы хозяин прогнал из кофейни противного армянского мальчишку.