3

Небо голубого цвета, поле — зеленого, ствол дерева — коричневого, роза — алого, облако — белого, ночь — черного, Луна — желтого. Такими мы, не художники, а простые смертные люди, воспринимаем окружающий нас мир. Привыкнув к земным цветам, мы приходим в изумление при виде зеленого неба, лилового облака, белой ночи или красной Луны.

Мир цветов в научной фантастике отличен от привычных для нашего глаза. Например, космический корабль может «приземлиться» на планете, над которой сияют два солнца одно — голубое, другое — красное На поверхности такой планеты все предметы отбрасывают по две тени. На Марсе нас поразили бы пылевые вихри красного цвета, на Венере, возможно, — все лиловое и голубое, а Юпитер — кто знает, каков он, какие сочетания цветов обнаружил бы на нем космический путешественник.

А иноземные существа? В вечной темноте Железной планеты живут фосфоресцирующие зеленым светом электрические чудовища, кремниевые люди, возможно, прозрачны и кристаллообразны, цвет же обитателей Тау Цети желто-коричневый или голубой. Даже в том случае, если художник ограничивается лишь воплощением средствами живописи или графики мира, порожденного воображением писателя-фантаста, иллюстрация, созданная им, может произвести на зрителя сильное впечатление.

Но художники работают и над воплощением, изображением миров, порожденных их собственным богатым воображением. Большую помощь в этой работе они получают и от науки.

Когда-то мы думали, что космос столь же однообразен, как шахматная доска, что он состоит из бесконечно повторяющихся сочетаний черного и белого. Но вот в космосе, за пределами земной атмосферы, побывали первые люди, с увлечением поведавшие нам о том захватывающем зрелище, которое открывалось их взорам. На первых цветных снимках, сделанных астрономами, мы увидели зеленые звездные моря, красные галактики, голубые и оранжевые облака и орхидею золотисто-желтого, лилового и красного цвета — туманность Ориона. При изображении фантастического художнику, как и писателю, предстоит решить следующую проблему при помощи существующих средств, форм и цветов он должен «изобразить» несуществующее, невероятное сделать вероятным.

Метод его работы, в сущности, не отличается от метода работы писателя. Имеются в виду те художники, которые иллюстрируют мысли, представления писателей, которых можно было бы назвать «реалистами» в жанре фантастики Свифт, творчество которого определенными гранями несомненно примыкает к предыстории научно-фантастической литературы, дает подробнейшее описание страны лилипутов и страны великанов; из его книги мы узнаем, сколькими веревками был привязан к земле Гулливер, какова толщина бриллиантовой основы летящего острова лапутов, каково количество сотрудников академии Лагадо и над чем они работают.

Интерес и напряжение, порождаемые в научно-фантастической литературе, в изобразительном искусстве достигаются необычными цветосочетаниями или изображением ирреальных вещей при помощи привычных, «земных» цветов. Зеленолицый желтоволосый человек производит столь же необычное впечатление, как и марсианин с черными волосами и коричневой кожей. Эффект фантастического достигается изменением одного фактора, или — по Лему — «параметра».

Зрителю, как и читателю, нужна некая опорная точка. Необычные цветосочетания требуют наличия привычных форм, и наоборот необычные формы должны быть облечены в знакомые, привычные для глаза цветовые одежды.

Разумеется, могут претерпеть изменения и несколько «параметров». Это усложняет положение зрителя, требует от него больше внимания. Привычная, традиционная исходная точка в этом случае еще более важна. Структура, композиция картины или рисунка должна быть четкой, легко обозримой. Если все элементы картины отклоняются от традиционных, она становится непонятной, неопознаваемой и соответственно не сможет доставить сколько-нибудь значительного эстетического удовольствия.

Ни в сказках, ни в мифах мы не встречаемся с такими существами которые были бы исключительно плодом человеческой фантазии. Кентавр является «комбинацией» человека и лошади, левиафан — морская рыба огромных размеров, грифон — птица, в сто раз превышающая по размеру нормальную, дракон — помесь змеи и птицы. Даже самая необузданная фантазия человека имеет известные границы, и границы эти определяются самой реальностью.

После всего сказанного достаточно лишь коснуться другой темы научно-фантастической живописи, а именно — темы изображения будущего. В живописи, как и в литературе, самую большую опасность представляет быстрое устарение наших представлений. При изображении техники, городов, транспорта будущего художник пользуется бытующим в употреблении и в литературе методом «экстраполяции». Отправным пунктом для него всегда служит настоящее, насколько он сможет распознать в своем времени черты будущего — зависит от знаний, таланта, воображения художника. Предсказания, сделанные художниками, не менее забавны, нежели предвидения писателей, особенно если смотреть на них из предсказанного ими будущего. Воздушные бои и танковые сражения на рисунках Робиды столь же курьезны, как буксируемые орлами космические корабли или самолет, оснащенный крыльями летучей мыши. В конце концов о будущем мы можем утверждать с уверенностью лишь то, что оно будет не таким, каким мы себе его представляем.

В таком случае вполне закономерен вопрос есть ли необходимость в произведениях, о которых уже в момент их появления можно утверждать, что они не больше, нежели игра воображения? Этот вопрос вплотную подводит нас к основной проблеме научно-фантастической литературы и живописи.

Ответ очень простой. Всякая человеческая деятельность протекает в трех измерениях времени: в прошлом, в настоящем и в будущем. Предшествующие события столь же важны, как и следствия. Опыт, накопленный в прошлом, помогает нам заглянуть в будущее. Забота о завтрашнем и послезавтрашнем дне неотторжима от сущности человека. Перекинутый через реку мост тоже вначале зародился в замыслах, в проекте, то есть в будущем. Лишь в момент осуществления, построения его он превращается в настоящее и прошлое.

С другой стороны, человек по природе своей есть существо любознательное. Он стремится постичь окружающий его мир, увидеть невидимое. Но существуют и такие явления, увидеть которые мы не в состоянии даже с помощью совершеннейшей аппаратуры: внутренний мир атомов, спутники далеких звезд, деятельность живых нейронов. Будапешт в 2974 году, схватки ящеров, населявших землю миллионы лет тому назад. Все это скрыто от нас покровом пространства и времени.

В этих случаях мы прибегаем к помощи воображения. Художник фиксирует на холсте или бумаге картину, увиденную им на «внутреннем экране», а мы, глядя на созданное им изображение, с радостью констатируем: да, именно таким будет Будапешт через тысячу лет, именно таков мир атомов, именно так выглядит пейзаж на одной из планет Тау Цети, именно такими должны быть марсиане.

Воображение помогает нам проникнуть в бесконечность, преодолеть кажущиеся непреодолимыми препятствия, освободиться от деспотического гнета пространства и времени.