Питер усмехнулся.

– А аббатство, – продолжала Ольвия, – это всего лишь приманка для туристов.

После ее слов Питер расхохотался.

– Я смотрю, ты становишься патриотом Айоны!

– Мне кажется, я всегда им была.

– Смотри, только не сильно увлекайся, – посоветовал Питер. – И вообще, нам пора отсюда выбираться. Да и холсты у тебя кончаются.

Ольвия промолчала, потому что это было действительно так.

– Я начинаю бояться, – с улыбкой продолжал Питер. – Еще немного, и мне придется уезжать одному.

Ольвия рассмеялась.

– Одному, не одному, но обещай, что мы сюда еще вернемся.

– Конечно же, дорогая, – ответил Питер, ласково обняв жену и поцеловав ее. – Это действительно прекрасное место.

В последний день перед отъездом, Питер и Ольвия решили попрощаться с островом. Они пошли по дороге в сторону холмов. В самом начале довольно широкая, дорога постепенно превращалась в узкую тропинку. Они стояли на Дун-И и смотрели по сторонам, стараясь как следует все запомнить, для того, чтобы холодными зимними вечерами, сидя у себя дома, вспоминать эту почти сказочную поездку.

Они были абсолютно одни. Хотя шел дождь, небо светилось какими-то особыми сумеречными красками. Над проливом нависла широкая дуга радуги. Пружинистый торф под ногами был подсвечен заходящим солнцем.

От этой феерической, ирреальной картины у Питера с Ольвией захватило дух. Казалось, Айона, осознавая, что с ней прощаются, умышленно предстает перед ними во всей своей красе, желая навсегда запасть в душу Ольвии и Питера.

VI. ОКСФОРД

Джастина

Прошло десять дней. Джастина прилагала все силы для того, чтобы окончательно успокоиться, вычеркнуть прошлое и начать новую жизнь. Хотя, это определение не совсем подходило для того, к чему стремилась Джастина. Она хотела вернуться к налаженной, спокойной жизни с Лионом.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Джастина пыталась вести очень активный образ жизни. Она целиком отдавалась занятиям в студенческом театре. И наконец решилась на то, чтобы привести с собой в студию Уолтера и Молли. Посмотрев на ее приемных детей, студенты без лишних расспросов поняли, в чем дело.

Уолтер был похож на маленького волчонка, растерянного и озлобленного. Потертая кожаная куртка, рваные джинсы, растоптанные кроссовки и непримиримый взгляд исподлобья. Весь вид его выражал стремление к полной независимости.

Молли же наоборот была скромно одета, аккуратно причесана и постоянно смотрела на кончики своих пальцев, боясь поднять глаза.

Молодых театралов не надо было ни о чем просить. Они окружили детей заботой и вниманием, причем к каждому нашли свой специфический подход, чем заставили Уолтера и Молли быстро раскрепоститься.

Джастина невероятно обрадовалась, увидев, что у детей постепенно начинает пробуждаться интерес к театру и искусству вообще. А по своему опыту она знала, что если им удастся серьезно увлечься театром, то за будущее их можно будет не волноваться – плохих людей из них уже никогда не получится. Им надо будет только помочь воспитать в себе уверенность в своих силах и возможностях.

Джастина и сама стала активнее участвовать в студенческих постановках. Работа – вот что могло спасти ее, вылечить от воспоминаний. Она стала внимательнее относиться к Лиону, больше интересовалась его делами и заботами. Она поняла, что кроме любви в жизни есть много интересного и важного.

Лион не переставал удивляться тем переменам, которые произошли в его жене. Из угрюмой, полубольной, холодной и ко всему безразличной, Джастина вдруг превратилась в заботливую жену и любящую мать. Но никто и не догадывался, с каким трудом Джастине давалось все это. Каждый раз, когда она видела темные окна соседнего дома, у нее перехватывало дыхание. Она пыталась отгонять от себя воспоминания о Питере, но это ей не всегда удавалось.

А однажды ночью она увидела сон. Питер и Ольвия стояли обнявшись на огромном валуне, вдававшемся далеко в море и смотрели на горизонт. Глаза их светились радостью и умиротворением.

Джастина проснулась в холодном поту и со слезами на глазах. Она замерла на кровати и боялась пошевелиться. Рядом с ней тихо и мирно посапывал Лион. Тогда Джастина тихонечко встала и на цыпочках прошла в ванную комнату, где проплакала полночи.

Наутро она надела очки и взяла в руки первую попавшуюся книгу. Так она пыталась скрыть от мужа заплаканные глаза. А вечером она попросила Лиона рассказать ей о Германии, о городе, в котором он родился, о его далеком детстве. Лион был удивлен. Ведь уже очень давно они не говорили по душам. Сначала он поморщился, но потом задумался и в глазах Лиона появилась грусть.

– Ты знаешь, – наконец произнес он, – мне не хочется говорить об этом.

Лион поднял глаза на Джастину.

– Я об этом никогда не задумывался, но странная вещь: обычно, когда проходит много времени после какого-нибудь события, забывается все плохое, и в памяти остается только самое хорошее. Но я не могу сказать этого про свое детство. Наверное, слишком мало было радости. Нет, я не говорю, что совсем не было ничего хорошего. Но те события, которые тогда нам казались короткими проблесками счастья в серости безрадостных будней, теперь кажутся мне настолько мелкими и незначительными, что об этом грустно вспоминать. Ведь тогда обрадовать нас было очень просто. Я помню, как на один из праздников, отец сильно потратился и купил настоящий торт. Я помню, что тогда у меня просто перехватило дыхание от восторга. Он показался мне самой красивой, самой вкусной вещью на свете! Торт был большой, круглый, покрытый белоснежным кремом, сверху красовалась огромная роза. Я помню, что чуть не вскрикнул, когда отец стал делить его на части и блестящее лезвие ножа вонзилось в лепестки прекрасного цветка.

Лион вздохнул и замолчал.

Джастина в порыве нежности села на диван рядом с мужем и ласково обняла его. Она хотела заглянуть Лиону в глаза, но он отвернулся. Джастина поняла: он стыдится ее, потому что в глазах его стояли слезы. Она решила отвлечь Лиона и попросила рассказать его о своем родном городе.

Он сразу же встрепенулся, и по лицу его было видно, что мрачные воспоминания развеялись.

– О! Это прекрасный город – Эрфурт. И земля, на которой он находится, имеет прекрасное мелодичное название – Тюрингия. Наш город не большой и не маленький, но он настолько древний, что ему уже больше тысячи лет. Это город, я уверен, перенесся в наше время прямо из средневековых легенд. Джастина улыбнулась.

– Да, да ты сама убедилась бы в этом, если бы увидела его.

– Лион, – позвала тихо Джастина.

– Что? – внезапно оторвался он от своих воспоминаний.

– Я хочу его посмотреть!

– Хочешь? – Лион задумался. – Но ведь я сам не был там уже много лет.

– Но почему? – удивилась Джастина. – Ведь ты жил в Германии.

– Эрфурт оказался на территории Восточной Германии. А граница между двумя Германиями была настолько закрытая, что мне гораздо проще было бы съездить в Москву и Киев, чем в Потсдам, Дрезден и, конечно же Эрфурт.

– Но ведь сейчас границы не существует! – воскликнула Джастина.

– Ты права, – согласился Лион. – Но за эти долгие годы я настолько привык к тому, что она есть, что мысль поехать туда мне просто не приходила в голову. Я лишь мечтал о городе своего детства.

– Тогда давай поедем вместе, – попросила его Джастина.

Лион опять надолго задумался. Предложение жены было довольно неожиданным и он сам не знал, что ей ответить.

– А как же дети? – неуверенно спросил он.

– А мы возьмем их с собой, – Джастина для себя давно уже все решила.

– Ты думаешь, эта поездка будет для них интересной?

– Но ты же сам недавно об этом говорил, – сказала Джастина.

– Ну что ж, ты меня убедила, – он с любовью посмотрел на жену.

Но в глубине его глаз Джастина увидела печать легкой грусти и растерянности.