– Не так быстро, кузина. – Макс шагнул за ней и схватил за руку. – Мы еще не закончили.

– Отпустите меня немедленно, – прошипела она, не оборачиваясь, словно ей было невыносимо даже смотреть на него.

Макс глубоко вздохнул, крепко держа ее за запястье. Косточки у нее были тонкие и хрупкие. Макс не собирался причинять ей боль, но она должна была выслушать его. Несколько мгновений они стояли неподвижно, затем Макс развернул ее лицом к себе.

Она даже не пыталась высвободиться, просто стояла, не глядя на него. Ее необыкновенные серебристые волосы были как раз под его подбородком.

– Значит, мадам, вы решили натравить своего французского самозванца на меня? А вы уверены, что поступаете разумно?

– Я уверена в одном, сэр, – настоящий граф Пенроуз – джентльмен, – проговорила она, глядя на свою руку. – В отличие от вас. Я была бы вам благодарна, если бы вы отпустили меня и покинули мой дом. Нам не о чем больше разговаривать.

Этой женщине ничего невозможно доказать. С чего он решил, что может ее в чем-то убедить? Пустая трата времени!

– Вы глупы, мадам, – сказал он, выпуская ее руку. – У вашей семьи и так достаточно врагов, а сегодня к ним добавился еще один.

Он прошагал к двери и, распахнув ее, обернулся с шутовским поклоном:

– Доброго вам дня, кузина. Будьте уверены, позже мы продолжим наш разговор.

Внизу в холле испуганный дворецкий помог ему надеть сюртук. Выхватив у него шляпу и перчатки, Макс выскочил из дома и побежал к коляске, у которой его ждал Рэмзи.

– Давай обратно, Рэмзи. Здесь нам делать нечего.

Господи, что на него нашло?

Макс сидел в коляске и невидящими глазами смотрел перед собой. Наверное, он совсем разум потерял, если дал волю своему бешеному характеру. Да еще с леди. Куда только подевались его манеры? Господи, слышала бы его тетя Мэри…

Тетя Мэри. Да. Что-то в этой баронессе напомнило ему тетю Мэри. Внешне они совершенно не похожи, но есть что-то такое в их манере держаться… Может, из-за этого все и случилось? Просто слишком велик оказался контраст между порядочностью тети Мэри и низостью баронессы. За все годы, что был солдатом, Макс никогда не терял самообладания, общаясь с кем-то слабее себя, а с этой среброволосой Иезавель позабыл, как надлежит вести себя джентльмену.

Он должен извиниться.

Макс глубоко вздохнул. Да, он извинится. При случае. Но только не сегодня. Он больше не в состоянии разговаривать с нею.

К тому же она плохо себя чувствует.

Макс выпрямился, усиленно припоминая встречу. Нет, ему не показалось, она действительно поморщилась от боли.

Она в самом деле плохо себя чувствует.

А он заставил ее принять его, слушать его оскорбления, остаться, когда она хотела уйти.

Его поведение непростительно.

Эйнджел стояла, пока не закрылась дверь, а потом с тихим стоном рухнула в ближайшее кресло. Боль просто разрывала ее. Однако она не лишила ее ясности мысли. Эйнджел думала о кузене. Он оказался даже хуже, чем говорила тетя Шарлот. Он сам дьявол.

– Миледи…

Эйнджел подняла глаза – в дверях стоял дворецкий.

– Я сейчас позову Бентон, – испуганно проговорил он и скрылся за дверью.

Эйнджел прислонилась щекой к прохладной обивке кресла. В голове больно стучало.

– Миледи, давайте я доведу вас до спальни.

Услышав голос Бентон, Эйнджел вздохнула с облегчением. Расспросы тети Шарлот ей было бы не вынести. Не сейчас. Пока что ничего не надо ей говорить.

Вскоре Эйнджел уже лежала в постели, а Бентон прикладывала к ее лбу смоченное в лавандовой воде полотенце.

Эйнджел на миг открыла глаза. Портьеры были задернуты, в комнате царил полумрак. Светился только огонь в очаге, такой мирный, уютный.

– Боли вернулись, миледи?

– Да. И голова разболелась.

– Принести немножко опийной настойки?

– Не надо. Ты же знаешь, я ее терпеть не могу. Посплю – и все пройдет. – Эйнджел слабо улыбнулась своей верной служанке. – Лучше попроси тетю приготовить ее любимый отвар, пусть почувствует себя полезной.

Бентон послушно встала.

– Только не обязательно ей говорить, пила я его или не пила, – добавила Эйнджел и погрузилась в блаженное тепло постели…

Проснулась она внезапно. В доме царила мертвая тишина. Огонь в очаге почти потух, наверное, она проспала несколько часов. А боли не было.

Значит, вот он каков, кузен Фредерик.

Эйнджел закрыла глаза и попыталась вспомнить, как он выглядит. И не смогла. Это было очень странно. Вспоминалось как в тумане его лицо и еще голос – резкий, точно стальной клинок, больно ранящий. Да уж, этот беспощадный голос она не скоро забудет.

Так, что еще? Он высокий и сильный – во всяком случае, сильный достаточно, чтобы справиться с женщиной. И у него темные волосы. Судя по тому, что ей запомнилось, совсем не скажешь, что он из Роузвейлов. Да скорее Пьера можно отнести к Роузвейлам, чем Фредерика!

А так ли это? – уколол Эйнджел неожиданный вопрос.

Она повернулась на бок и, глядя на огонь, попыталась припомнить слово в слово, что говорил Фредерик. Он сказал… Он обвинил ее… Господи, да он же знает про Пьера! Откуда?

Тетя Шарлот. Конечно. Кто же еще?

Эйнджел просила соблюдать осторожность, и Пьер пообещал ничего не предпринимать и никому ничего не говорить, но тетя Шарлот… Она наверняка написала обо всем под большим секретом своим подругам. Неудивительно, что по Лондону распространились слухи.

А что же Пьер? Он слышал об этом? Эйнджел не знала, среди каких людей он сейчас вращается. Может, уже заметил любопытные взгляды и шепоток. Надо его поскорее предупредить, чтобы молчал.

И тетю Шарлот тоже. Хотя ее-то заставить молчать будет потруднее. После смерти отца Эйнджел понемногу приучалась к новой роли главы семьи, но как же трудно принудить к чему-то старую женщину, которая много лет была ей как мать!

И все-таки это надо сделать. Завтра же.

А как только Эйнджел будет в состоянии путешествовать, они поедут в Лондон и постараются защитить Пьера от кузена Фредерика.

Глава четвертая

– Значит, все впустую?

– Абсолютно. Ничего нового не услышал, кроме того, что и так знал. Может, если б я не вспылил…

Росс покачал головой.

– Да уж, не самая твоя привлекательная черта, а уж последнее время… – Он поднял руку. – Все-все, молчу, не ругайся. Если тебе так уж хочется с кем-то сцепиться, пойди лучше в боксерский зал.

Макс молча отвернулся к окну. Почему последние дни он то и дело выходит из себя? В армии его приучили держать себя в руках, так почему же после этой проклятой поездки в аббатство он постоянно на взводе?

– Она приезжает в город, – произнес он наконец. – Траур у нее, как я понимаю, кончился, теперь поселится в Роузвейл-хаусе и примется представлять направо и налево этого французишку как законного графа Пенроуза. При одной мысли об этом я готов лопнуть от злости. Прямо задушил бы ее.

– С чего это? Ты же сам говорил, что этот титул ничего не стоит.

– Да, но я не позволю, чтобы его у меня отбирали ради забавы этой… этой… – Макс умолк, чувствуя, как в нем снова поднимается злость.

– Понятно, почему ты злишься, – спокойно заговорил Росс. – Но тебе не приходило в голову, что она, может быть, и сама жертва ловкого мошенника?

Макс недоверчиво посмотрел на друга.

– Это меня бы не удивило, – продолжал Росс, – учитывая, какую жизнь она прожила. Ее обмануть – раз плюнуть. Несколько лет она провела в трауре – сначала по мужу, потом по отцу. А до этого тоже ничего не видела – ее выдали замуж, можно сказать, прямо со школьной скамьи. А муж из дома ее никуда не выпускал.

– Откуда ты все это знаешь?

– Да уж знаю, – довольно улыбнулся Росс. – Пока ты мчался на битву со зловредной баронессой, я подумал, нельзя ли все уладить как-то помягче.

Макс растерянно кивнул.

– О твоей баронессе ходит масса слухов. Сама-то она в свете особо не показывалась, зато ее тетка, по-моему, первостатейная сплетница. Баронесса очень богата, так что в Лондоне за ней начнет увиваться толпа охотников до состояния. Вполне может статься, что этот француз один из них. Ты об этом не задумывался?