Серебряков. Что ты хочешь этим сказать?

Войницкий. Ничего. Прекратим этот разговор. Мы не дома.

Марья Васильевна. Совсем потеряла память… Забыла вам, Александр, напомнить, чтобы вы перед завтраком приняли капли. Привезла их, а напомнить забыла…

Серебряков. Не нужно.

Марья Васильевна. Но ведь вы больны, Александр! Вы очень больны!

Серебряков. Зачем же трезвонить об этом? Стар, болен, стар, болен… только и слышишь! (Желтухину.) Леонид Степаныч, позвольте мне встать и уйти в комнаты. Здесь немного жарко и кусают комары.

Желтухин. Сделайте такое одолжение. Завтрак кончился.

Серебряков. Благодарю вас. (Уходит в дом; за ним идет Марья Васильевна.)

Юля(брату). Иди за профессором! Неловко!

Желтухин(ей). Черт бы его взял! (Уходит.)

Дядин. Юлия Степановна, позвольте вас поблагодарить от глубины души. (Целует руку.)

Юля. Не за что, Илья Ильич! Вы мало ели…

Ее благодарят.

Не за что, господа! Вы все так мало кушали!

Федор Иванович. Что же, господа, теперь будем делать? Пойдем сейчас на крокет пари держать… а потом?

Юля. А потом обедать.

Федор Иванович. А потом?

Хрущов. Потом приезжайте все ко мне. Вечером рыбную ловлю на озере устроим.

Федор Иванович. Превосходно.

Дядин. Восхитительно.

Соня. Так позвольте же, господа… Значит, сейчас мы пойдем на крокет пари держать… Потом пораньше пообедаем у Юли и этак часов в семь поедем к Леш… то есть вот к Михаилу Львовичу. Отлично. Пойдемте, Юлечка, за шарами. (Уходит с Юлей в дом.)

Федор Иванович. Василий, неси вино на крокет! Будем пить за здоровье победителей. Ну, отче, пойдем заниматься благородной игрой.

Орловский. Погоди, роднуша, мне нужно с профессором минуток пять посидеть, а то неловко. Этикет надо соблюсти. Пока поиграй моим шаром, а я скоро… (Уходит в дом.)

Дядин. Пойду сейчас слушать ученейшего Александра Владимировича. Предвкушаю то высокое наслаждение, кото…

Войницкий. Ты надоел, Вафля. Иди.

Дядин. Иду-с. (Уходит в дом.)

Федор Иванович(идя в сад, поет). И будешь ты царицей мира, подруга верная моя… (Уходит.)

Хрущов. Я сейчас потихоньку уеду. (Войницкому.) Егор Петрович, убедительно прошу вас, не будем никогда говорить ни о лесах, ни о медицине. Не знаю почему, но когда вы заводите об этом речь, то у меня после этого весь день бывает такое чувство, как будто я пообедал из нелуженой посуды. Честь имею кланяться. (Уходит.)

Елена Андреевна и Войницкий.

Войницкий. Узкий человек. Всем позволительно говорить глупости, но я не люблю, когда их говорят с пафосом.

Елена Андреевна. А вы, Жорж, опять вели себя невозможно! Нужно было вам спорить с Марьей Васильевной и с Александром, говорить о perpetuum mobile! Как это мелко!

Войницкий. Но если я его ненавижу!

Елена Андреевна. Ненавидеть Александра не за что, он такой же, как и все…

Соня и Юля проходят в сад с шарами и молотками для крокета.

Войницкий. Если б вы могли видеть свое лицо, свои движения… Какая вам лень жить! Ах, какая лень!

Елена Андреевна. Ах, и лень, и скучно!

Пауза.

Все бранят моего мужа при мне, не стесняясь моим присутствием. Все смотрят на меня с сожалением: несчастная, у нее старый муж! Всем, даже очень добрым людям, хотелось бы, чтоб я ушла от Александра… Это участие ко мне, все эти сострадательные взгляды и вздохи сожаления клонятся к одному. Вот, как сказал сейчас Леший, все вы безрассудно губите леса, и скоро на земле ничего не останется, точно так вы безрассудно губите человека, и скоро по вашей милости на земле не останется ни верности, ни чистоты, ни способности жертвовать собой. Почему вы не можете видеть равнодушно верную жену, если она не ваша? Потому что, прав этот Леший, во всех вас сидит бес разрушения. Вам не жаль ни лесов, ни птиц, ни женщин, ни друг друга.

Войницкий. Не люблю я этой философии!

Елена Андреевна. Скажите этому Федору Иванычу, что он надоел мне своею наглостью. Это противно наконец. Смотреть мне в глаза и громко при всех говорить о своей любви к какой-то замужней женщине — удивительно остроумно!

Голоса в саду: «Браво! Браво!»

Но как, однако, мил этот Леший! Он бывает у нас часто, но я застенчива и ни разу не говорила с ним как следует, не обласкала его. Он подумает, что я злая или гордая. Вероятно, Жорж, оттого мы с вами такие друзья, что оба мы нудные, скучные люди! Нудные! Не смотрите на меня так, я этого не люблю.

Войницкий. Могу ли я смотреть на вас иначе если я люблю вас? Вы мое счастье, жизнь, моя молодость!.. Я знаю, шансы мои на взаимность равны нолю, но мне ничего не нужно, позвольте мне только глядеть на вас, слышать ваш голос…

Те же и Серебряков.

Серебряков(в окне). Леночка, где ты?

Елена Андреевна. Здесь.

Серебряков. Иди посиди с нами, милая… (Скрывается.)

Елена Андреевна идет к дому.

Войницкий(идя за нею). Позвольте мне говорить о своей любви, не гоните меня прочь, и это одно будет для меня величайшим счастьем.

Занавес

Столовая в доме Серебрякова. Буфет, посреди комнаты обеденный стол. Второй час ночи. Слышно, как в саду стучит сторож.

Серебряков (сидит в кресле перед открытым окном и дремлет) и Елена Андреевна (сидит около него и тоже дремлет).

Серебряков(очнувшись). Кто здесь? Соня, ты?

Елена Андреевна. Это я…

Серебряков. Ты, Леночка… Невыносимая боль!

Елена Андреевна. У тебя плэд упал на пол… (Кутает ему ноги.) Я, Александр, затворю окно.

Серебряков. Нет, мне душно… Я сейчас задремал, и мне снилось, будто у меня левая нога чужая… Проснулся от мучительной боли. Нет, это не подагра, скорей ревматизм. Который теперь час?

Елена Андреевна. Двадцать минут второго.

Пауза.

Серебряков. Утром поищи в библиотеке Батюшкова. Кажется, он есть у нас.

Елена Андреевна. А?

Серебряков. Поищи утром Батюшкова. Помнится, он был у нас. Но отчего мне так тяжело дышать?

Елена Андреевна. Ты устал. Вторую ночь не спишь.

Серебряков. Говорят, у Тургенева от подагры сделалась грудная жаба. Боюсь, как бы у меня не было. Проклятая, отвратительная старость. Черт бы ее побрал. Когда я постарел, я стал себе противен. Да и вам всем, должно быть, противно на меня смотреть.

Елена Андреевна. Ты говоришь о своей старости таким тоном, как будто все мы виноваты, что ты стар.

Серебряков. Тебе же первой я противен.

Елена Андреевна. Скучно! (Отходит и садится поодаль.)

Серебряков. Конечно, ты права. Я не глуп и понимаю. Ты молода, здорова, красива, жить хочешь, а я старик, почти труп. Что ж? Разве я не понимаю? И, конечно, глупо, что я до сих пор жив. Но погодите, скоро я освобожу вас всех. Недолго мне еще придется тянуть.

Елена Андреевна. Саша, я изнемогаю. Если за бессонные ночи я заслуживаю награды, то об одном только прошу: молчи! Бога ради, молчи. Больше мне ничего не нужно.

Серебряков. Выходит так, что благодаря мне все изнемогли, скучают, губят свою молодость, один только я наслаждаюсь жизнью и доволен. Ну да, конечно!

Елена Андреевна. Замолчи! Ты меня замучил!

Серебряков. Я всех замучил. Конечно!

Елена Андреевна(плача). Невыносимо! Скажи, чего ты хочешь от меня?