Эрл даже сел.
— Спасибо и на этом.
— Я вовсе не то имел в виду. Я серьезно.
— Я понимаю, что ты серьезно. Но, по правде говоря, в этом списке есть пара мужиков, которым я не доверил бы даже свою машину.
— Мне показалось, ты сказал, что все они хорошие ребята.
— Просто я хотел сказать, что если не ты, то кто-то другой получит ее.
— Эрл, я действительно думаю, что я не…
Эрл поднял руку.
— Рей, сделай мне одолжение! Не принимай сейчас окончательного решения! Я понимаю, что фактически ты уже все решил, но отложи официальный ответ до завтра, когда ты решишь все на свежую голову.
— Я помолюсь.
— Я понимаю, что тебе это необходимо.
— Так ты категорически запрещаешь мне позвонить экзаменатору?
— Ни в коем случае. Если хочешь подать жалобу, сделай это письменно, по инстанциям, в установленном порядке.
— А все-таки, ты уверен, что хочешь рекомендовать человека, которому не доверяешь?
— Если ты пообещаешь мне не давить на того человека, я тебе поверю.
— А ведь я еще не начал обсуждать эту тему.
— Ну, это просто сумасшедший дом, — покачал головой Эрл.
— Кто получил жалобу?
— Мой секретарь.
— От кого?
— Думаю, что от его секретаря.
— Могу я увидеть ее?
— Нет.
— Дай мне посмотреть жалобу, Эрл. Неужели ты думаешь, что я разорву ее? Эрл вызвал секретаря.
— Франсина, принесите мне запись жалобы из Далласа, поступившую сегодня утром.
Она принесла ему листок с отпечатанным на машинке текстом. Эрл прочел его и перебросил через стол Рейфорду. Там было написано:
«В 11.37 раздался звонок женщины, которая представилась как Джин Гарфилд, секретарь экзаменатора квалификационной комиссии компании «Пзнкон» Джима Лонга из Далласа. Спросила, как передать жалобу на религиозные домогательства Рейфорда Стила, который оказывал давление на мистера Лонга во время квалификационного полета сегодня утром. Я сказала ей, что перезвоню позже, однако она не дала своего номера телефона, только сказала, что сама позвонит позднее».
Рейфорд положил бумагу на стол.
— Эрл, тебе следовало бы получше сыграть роль детектива.
— Что ты имеешь в виду?
— Тут очень дурно пахнет.
— Ты думаешь, это фальшивка?
— Во-первых, на карточке у моего экзаменатора значилось имя подлиннее (Джеймс, а не Джим), к тому же вспомни, был ли когда-нибудь у экзаменатора секретарь?
Эрл нахмурился.
— Ничего себе звонок!
— Раз мы заговорили о звонке, мне хотелось бы узнать, откуда он поступил. Это очень трудно выяснить?
— Совсем не трудно. Франсина! Пожалуйста, соедините меня со службой безопасности.
— Не мог бы ты попросить ее выяснить для меня еще кое-что, — обратился к Эрлу Рейфорд. — Пусть она позвонит в отдел кадров и выяснит, работают ли в «Панкон» Джим Лонг и Джин Гарфилд.
— Если вы не возражаете, — сказал Карпатиу, — мне бы хотелось, чтобы к нам присоединились наши друзья.
«Как, уже? — подумал Бак. — Наступил момент объявить о каких-то новостях? В чем же они будут состоять?»
— Это ваше шоу, — сказал Бак, удивившись появившимуся на лице Карпатиу выражению обиды. — Я хотел сказать, ваше совещание. Конечно, приглашайте их.
Бак не знал, было ли это игрой его воображения, но ему показалось, что когда Стив Планк и Хаим Розенцвейг, сопровождаемые Хетти, входили в кабинет, у них были ошеломленные, недоумевающие лица. Хетти поставила стулья по другую сторону от Бака, мужчины сели, а она исчезла.
— У мистера Уильямса есть предварительное условие, — объявил Карпатиу, прервав перешептывания Планка и Розенцвейга. — Его штаб-квартира будет в Чикаго.
— Но это сузит его возможности, — сказал доктор Розенцвейг, разве не так?
— Конечно, это так, — ответил Карпатиу. Бак посмотрел на Планка, который кивнул ему в ответ.
Генеральный секретарь снова повернулся к Камерону:
— Итак, я предлагаю вам стать президентом и издателем «Чикаго трибюн» —, которую я приобрету у семьи Ригли в ближайшие два месяца и переименую в «Мидуэст трибюн». Редакция по-прежнему будет располагаться в чикагском небоскребе «Зрмбюн». В соответствии с вашей должностью вам будут предоставлены лимузин с водителем и личный камердинер, которых вы подберете сами; а также дом на Северном побережье с домашней прислугой и вилла на Женевском озере в Южном Висконсине. После того как я организую издательскую компанию я совершенно не буду вмешиваться в ваши решения. Вам будет предоставлена полная свобода публиковать любые статьи по вашему выбору.
В его голосе появился оттенок сарказма.
— Разумеется, устои истины и справедливости будут служить там основой для публикации каждого слова.
У Бака было сильное желание рассмеяться вслух. Его не удивило, что Карпатиу может позволить себе подобную покупку, но такой видный человек не мог грубо нарушить правила журналистской этики, становясь владельцем крупнейшего средства массовой информации и оставаясь в то же самое время на посту генерального секретаря ООН, и скрыться при этом за именем издательской компании.
— Вы никогда не сможете отделить себя от этого, — сказал Бак, умолчав при этом о самом главном: Карпатиу никогда и никому не предоставит полной свободы, пока не будет уверен, что обладает полным контролем над этим человеком.
— Это моя проблема, — ответил Карпатиу.
— Но предоставляя мне полную свободу, — продолжил Бак, — вы превращаете меня в свою проблему. Я привержен девизу, что публика имеет право знать все. В таком случае, первый же аналитический материал, который я поручу подготовить или подготовлю сам, будет касаться того, кто является владельцем издания.
— Я приветствую гласность, — ответил Карпатиу. — Нет ничего плохого в том, что ООН будет владеть изданием, посвященным новостям мирового сообщества.
— Но этим изданием будете владеть вы лично?
— Это всего лишь слова. Если для декорума будет удобнее, чтобы им владела ООН, я пожертвую Объединенным Нациям деньги или куплю компанию и подарю ее
— Но тогда «Трибюн» станет органом, который будет представлять интересы ООН.
— Это обеспечит ее юридический статус.
— Но тогда она перестанет быть независимым источником новостей.
— А уж это будет зависеть от вас.
— Вы говорите это серьезно? Вы позволите критиковать вас вашему собственному изданию? Не соглашаться с позицией ООН?
— Я приветствую полную гласность. Мои мотивы чисты, моей целью является мир, а аудиторией — вся планета.
Бак с досадой повернулся к Стиву Планку, хорошо сознавая, что Стив уже доказал свою податливость давлению Карпатиу.
— Стив, ты — его советник по печати! Объясни ему, что у этой авантюры не будет никакого кредита доверия. Никто не станет воспринимать это всерьез.
— Возможно, что первоначально газета действительно не будет восприниматься всерьез, — признал Стив. — Но это будет продолжаться только до тех пор, пока Издательство мирового сообщества не приобретет в свою собственность и все остальные средства массовой информации.
— Таким образом, монополизировав издательское дело, вы ликвидируете конкуренцию, и публика лишится разнообразия источников информации.
Карпатиу кивнул.
— Да, можно сказать и так. Если бы я не стремился к всеобщей гармонии, тут несомненно возникли бы проблемы. Но что плохого в глобальном контроле над информацией, если мы будем двигаться к миру гармонии и единства?
— А где же право на свободу мысли? — спросил Бак. — Где форум для высказывания различных идей? Что произойдет с судом общественного мнения?
— Суд общественного мнения, — ответил Стив, — призывает еще к большим реформам, чем то, что предлагает генеральный секретарь.
Бак потерпел полное поражение и понимал это. Конечно, от Хаима Розенцвейга он не мог ожидать понимания журналистской этики, но на что оставалось еще надеяться, если такой ветеран журналистики, как Стив Планк, мог поддерживать рекламный листок диктатора, хотя бы тот и руководствовался благими намерениями?