— О мой бедный ребенок! — закудахтала Адела и с нежностью посмотрела на девушку своими голубыми глазами. Потом она широко улыбнулась. — Ну да, ведь викинг — великолепный мужчина! Ты бы слышала его голос, когда он отдавал тут команды…

— Я уже наслушалась от него команд, спасибо!.

— Неистовый воин, конечно, но человек милосердный.

— Милосердный! — воскликнула Рианон.

Адела грустно кивнула головой.

— Когда битва была закончена, он приказал, чтобы никто никого не трогал. О моя милая Рианон! Ты сильно страдаешь, правда?

— Конечно, нет, — солгала Рианон. — Король потребовал, чтобы я вышла замуж, и я подчинилась. Это моя земля и мои люди, неважно, что думает этот викинг. Я не отдам того, что принадлежит мне. Большинство браков преследует какую-нибудь выгоду. У меня все будет хорошо. А теперь давай поговорим о чем-нибудь еще. Итак, Питер и его семейство — все живы и здоровы. Я так за них рада. — Она снова обняла свою кузину. — И я так благодарна им за то, что вижу тебя сейчас, но должна тебе сказать, что бедный Эгмунд мертв и многие другие тоже погибли!

Адела заверила ее, что Эгмунд и остальные погибшие были похоронены по христианским обычаям.

— Под большим дубом у восточных ворот, мы пойдем туда и помолимся об их душах, если это успокоит тебя, моя дорогая.

Рианон помолилась за Эгмунда и за всех других. Она навестила вассалов и рабов, выразила им соболезнования за их потери и пообещала помочь им отстроить заново все, что было разрушено. Потом она объявила, что этот день будет их свободным днем, и они смогут не работать в полях или в замке, а заниматься своими делами. Она раздала людям жареного оленя и эль из господских запасов. Никто из викингов не сделал попытки остановить ее благотворительные порывы. Даже тот высокий рыжебородый с широченными плечами, который, по-видимому, был оставлен для ее охраны.

Звали его Сигурд. Если он и был против разбазаривания содержимого кладовых его хозяина, то не сказал ни слова. Он вообще ничего не говорил, ужинал с ней, Мергвином и Аделой или завтракал с ними утром. Она знала, что он всегда был здесь. Что он следил за ней.

Стоя на городской стене на закате и глядя на свой маленький город, Рианон могла убедиться, что жизнь шла почти так же, как и прежде для рабов, слуг и ремесленников. Мужчины трудились в полях. Стояла весна, и для простого человека это было горячее время — время сева. Все они должны были что-то есть — чтобы жить.

Отношения с людьми были важной стороной жизни Рианон, и она старалась ладить со всеми. Рабы принадлежали ей, не совсем рабы, но почти. Они родились на ее землях, и проживут там всю жизнь. Они будут работать, чтобы служить ей всю свою жизнь, а если кто-то захочет уехать, он будет должен просить разрешения у Рианон. Она была доброй хозяйкой, неизменно следовала законам и справедливо разрешала все споры.

Служение хозяину или госпоже с древних времен было платой за охрану, которую он им предоставлял. Она с грустью созналась, что потерпела неудачу в защите своих людей. И хотя это произошло не по ее вине (ведь все, кто мог сражаться, ушли с королем), она потеряла своих людей, и это ее печалило.

Она вздохнула, наблюдая за волами и мужчинами, которые двигались по разноцветным полям. Появился один из викингов. Эрик оставил с ней людей, которые были чрезвычайно вежливы с ней, но не спускали с нее глаз. Они не делали ни единого движения, чтобы вмешаться в ее дела теперь, когда она возвратилась сюда, но когда она выходила к столу утром или вечером, они всегда были там. На месте бедного Эгмунда теперь сидел викинг.

Они, может, и называли себя ирландцами, но все равно они были викинги.

Рианон вздохнула. А что, если и о ее детях будут говорить то же самое через двадцать или тридцать лет. Нет, они не англичане, они — викинги!

При этой мысли она побледнела. Может, у нее вообще не будет детей с этим светловолосым гигантом. Он здесь чужой.

Нет, он не чужой, подумала она. Не совсем чужой после их брачной ночи. Щеки ее порозовели, и она вспомнила долгий путь домой в сопровождении Мергвина и свиты викингов. Она была очарована старым друидом, который развлекал ее различными легендами. Он рассказал ей о появлении Святого Патрика в Ирландии, и как он прогнал всех змей, и о том, что такое ирландское гостеприимство, и что нельзя прогнать никого, кто нуждается в крове или в куске хлеба, он поведал ей о Аэде Финнлайте, который объединил многих королей против угрозы нашествия викингов.

— И все ж, — заметила она, — викинги взяли Дублин! Мергвин улыбнулся и пожал плечами.

— И заключили мирный договор с Финнлайтом. И с тех пор, за исключением редких набегов датчан, там был мир. Финнлайт провел много времени в Дублине, и многие его внуки возделывали землю и усмирили непокорных дворян. Олаф, Волк Норвегии, говорит на ирландском языке гораздо лучше, чем на своем родном. Он одевается в ирландские королевские одежды и возводит сильные ирландские укрепления. Он в большей степени защитник этой земли, чем ее завоеватель.

— Теперь, — настаивала Рианон. — Но пришел-то он как завоеватель.

— Его дети — это часть Ирландии. Точно так же, как и ребенок, которого ты носишь, будет частью объединенной Альфредом Англии.

Она задохнулась от негодования, строго посмотрев на него.

Я не ношу никакого ребенка…

— Значит, понесешь.

— Ты не можешь этого знать! Откуда тебе это известно?

Он пожал плечами.

— Думай, как хочешь. Но это будет мальчик, и ты назовешь его Гартом.

И снова она задохнулась, потому что, родись у нее когда-либо сын и выбирай она ему имя, она действительно назвала бы его в честь своего отца, которого любила так нежно. Если только викинг позволит. Откуда этот человек может знать все это?

— Ты, наверное, говорил с Альфредом, — пробормотала она.

Он не ответил ей, и она поняла, что дело не в этом. А сейчас, глядя на поля, но ничего не видя, Рианон ясно вспомнила его слова. Он не мог знать! Никто не может знать этого так скоро!

Она вздохнула. Не могла она носить ребенка викинга Официальный наследник — это может быть как раз то чего он желает, и она страдала от мысли, что против воли может дать ему желанное.

Она закрыла глаза и вспомнила ночь своей свадьбы не понимая, было ли это наяву или во сне.

— Боже милостивый! Ради всех святых! Сохрани меня! — прошептала она вслух, а потом вздрогнула. — Я не стану слушать чепуху, которую несет друид, — поклялась она.

Внезапно она вздрогнула, напряженно всматриваясь в даль.

Приближались какие-то всадники. Сначала она могла различить только большое облако пыли на горизонте. Они мчались быстро. Грязь летела из-под копыт лошадей. Потом, по мере их приближения, она смогла разглядеть отдельных всадников. Она уже могла рассмотреть развевающиеся штандарты.

Впереди всех она видела огромного белого коня и кольчугу, блестящую на солнце, какую обычно надевал в бой Эрик Дублинский. На нем был серебряный шлем с поднятым забралом, а гордой посадкой он напоминал юного Бога. За ним следовал всадник, высоко державший его штандарт с эмблемой волка.

Они возвращаются! Она молилась за победу короля, но не ожидала, что он вернется так скоро.

И она не ожидала увидеть Эрика Дублинского столь рано.

Зазвучали горны, возвещая возвращение воинов. Рианон наблюдала со стены картину, которая должна теперь стать привычной, чувствуя, как забилось ее сердце. Тогда она решила, что сойдет вниз и поздоровается с ним, как ей и подобает, со всем достоинством.

Она ничего ему не должна — ведь он разыграл ее, но все же она просто поприветствует всех.

Она поспешила вниз по лестнице, а потом в свою комнату. Она огляделась, чувствуя странный трепет, охвативший ее. Это ее комната, но он может потребовать, чтобы она стала общей. Его сундуки уже находились там, наполненные одеждой, мехами и оружием, картами и книгами, кропотливо созданными ирландскими монахами в монастырях. Она сперва осторожно, а потом смелее просмотрела его вещи и решила, что ей следует как можно серьезнее подойти к вопросу о выборе места, где ей спать. Но, как она ни старалась, она должна была признать, что опасается его. А может быть, то, что она чувствовала, был не совсем страх? Может, дело в том, что она уже достаточно хорошо его узнала. Если он пожелает, то, возможно, и позволит своей жене спать отдельно. Но если не захочет, он поймает ее и притащит назад, считая, что это его законное право.