Перелистывавшая ноты девушка вскочила, зарделась вся.

– Здравствуйте, капитан, - сказала она, протягивая руку. - Вы простите - я не знала… Мы тут, несколько островов, самодеятельный концерт готовим. Каждый остров с каким-нибудь номером выступит. Вот я и готовилась… Простите…

– А мне сказали, что вы в консерваторию готовитесь.

– И в консерваторию тоже, - кивнула девушка.

Капитан уселся сам и усадил девушку.

– Это как же так… Вы мне расскажите… Я ведь тоже музыкант. Я на аккордеоне играю, потому что на «Седове» у нас сейчас пианино нет. Это как же вас вместо консерватории да в Арктику занесло?

Девушка совсем смутилась.

– Я так решила, товарищ капитан, - сказала она, оглядываясь на нас с Хлыновым, - я временно в Арктике… Когда он пошел в армию, я сказала, что пойду в Арктику… Он писал, что скоро вернется. И я через год вернусь.

– Это вы про мужа?

– Нет, я не замужем. Мы поженимся, когда оба вернемся.

– Чудачка, так зачем же вам Арктика понадобилась?

– Может быть… Мне хотелось поработать где очень трудно, и я нисколько не жалею, что поехала. Арктика всегда казалась мне такой замечательной!

– Только казалась?

– Нет, что вы! - спохватилась девушка. - Я сейчас вам что-то покажу. Я не знаю, может быть, это совсем и не нужно, но это так интересно… - Она выбежала в небольшую комнату, дверь которой выходила в кают-компанию.

Хлынов пошел распорядиться о завтраке.

Капитан многозначительно посмотрел на меня.

Верочка вернулась с тетрадкой и альбомом в руках.

– Я вот сюда все записываю, что наблюдаю… Когда что случается у нас на острове, какие прилетают птицы, какие попадаются рыбы… Вот паука удивительного поймала. Я зарисовала его. Он едва на тарелке умещался. Я его хотела сохранить, но он высох и рассыпался… Вы не знаете такого паука?

– Паук-плавунец, - сказал капитан, посмотрев на рисунок.

– Ну вот, а я думала, что открытие сделала. Я сказала, что Суетин - тут есть такой, - что он на этого паука походит. Что тут было! - и девушка весело рассмеялась.

У капитана были дела с Хлыновым. Надо было сверить ведомости доставленных продуктов. Обычно это входило в обязанности второго помощника, но сейчас Борис Ефимович почему-то взял это на себя. Я должен был помогать ему. Оба мы «плавали» в таком деле и все время путались, а Хлынов был человек дотошный и требовал, чтобы все было сделано, как следует.

– Вы давно здесь? - как бы невзначай расспрашивал его капитан.

– Второй год. Я прежде с семьей в бухте Рубиновой жил. Мальчишка у меня подрос. В школу пора отдавать. Вот первый год без семьи живу.

– Скучаете? - спросил капитан.

Хлынов улыбнулся.

– Смешно сказать… Зарок дал бороды не брить, пока с семьей не свижусь. Думаю перебраться на Диксон. Там и школа есть. А из Арктики уходить - сил нет. Вот посмотрите, какой у меня мальчонка… - он достал из письменного стола фотографию жены и ребенка.

– Как живете здесь, дружно?

Хлынов махнул рукой.

– На полярной станции живем очень хорошо. Есть у нас еще радист и радистка. Поженились у нас. Жаль, вы их увозите. Но им повезло - опять вместе будут. Маяк вот только у нас поблизости… беспокойный, - нахмурился Хлынов.

– Гудит? Так ведь скоро навигация кончается…

– Не гудок беспокоит… Собаку нашу смотритель пристрелил. Уж не знали мы, как Верочку утешить. Хороший был пес. Не давал он Суетину к Верочке приближаться. Она без этого пса на метеоплощадку никогда не ходила… Вот Суетин и пристрелил.

– Вот как, - помолчав, проговорил капитан.

Я остался в кают-компании с Верочкой, а капитан пошел в радиорубку познакомиться с уезжающими радистами, поговорить с ними, как они прожили тут зиму.

Потом вместе с капитаном мы зашли на маяк и после его осмотра сидели в комнате смотрителя, неряшливой, очевидно к нашему приходу наскоро прибранной. В ней пахло плохо выделанными шкурами.

– Хорошо играет… - говорил Суетин про Верочку. Его бабье лицо расплылось в улыбке. - Очень мы все это любим. Только вещички-то она играет какие-то непутевые. Просишь, просишь сыграть «Огонек» или там «Синий платочек» - не играет. Все от гордости, это я так полагаю. А Хлынова нужно вывезти… это для того, чтобы ее же спасти. А насчет станции не сомневайтесь, справимся в порядке совмещения профессий. Пожалуйста, угощайтесь… У нас хоть тоже все по норме, но мы не Хлыновы, не поскупимся. Мы сами из крестьян. Из крепких, гостям всегда богатый стол. Медвежьи шкуры посмотреть не желаете ли? Я вам про каждую историю расскажу. Вот шкура медведицы. Я ее вам вместе с двумя медвежатами заверну… С этим семейством дело вот как было. Плыли мы на пароходе, когда меня сюда доставляли. Капитаном у нас был Николай Львович, да вы его знаете, он потом из Арктики в какой-то порт ушел… Увидал я медвежье семейство на льду и к капитану. Так и так, Николай Львович. А семейство нас почуяло - и к пароходу. Звери дурные. Страха не знают. Кто их в Арктике напугать может? Я с винтовочкой. Жду, когда поближе подойдут. Пассажиры собрались, ахают. Идут звери, воздух нюхают. На корабль дивятся. К самому борту подошли… Ну, не мишень, а просто прелесть. Я винтовочку на реллинги положил, удобно так… и спускаю курок. И надо же! Мальчишка - Федька-сирота - с базы одной его вывозили - подтолкнул меня под руку. Зверя, видите ли, ему жалко стало! Я в медвежонка метил, потому знаю, что от раненого или от убитого мать никуда не отойдет. И не уложил я зверя. Перекувыркнулся он через голову. Застонал, зарычал и ну бежать… На снегу красный след. Мать и брат за ним. Бегают медведи быстро. Второй раз я стрелять не стал. Сразу - на мостик. Николай Львович, прошу, мол, в погоню! Он поворчал, но согласился. Медвежатник страстный был. Стал корабль во льдах разворачиваться. Медвежонок раненый прилег за ропак, его и не видно. Мать с братом отошли было за километр, но как увидели, что чудище к раненому приближается, сразу на выручку. Тут я их всех и перестрелял. Сначала раненого прикончил. Потом медведицу уложил. Последний медвежонок бегает по льдине, не то ревет, не то плачет. Потеха! Я еще помедлил немного, чтобы зрители насмотрелись на зверя как следует. Ну, и его… Он закрутился, закрутился, потом прилег к братцу, будто отдохнуть. Ну, и не встал. Так мы их и поднимали, одним канатом.

А вот эта шкура… Тоже медведица. В тот же раз мы ее во льдах заметили и стали гнать. Вот я говорил, что страху звери не знают. Эта медведица, верно, уже кораблями пуганная была. Никогда не видел я такого ужаса, с каким она удирала. И медвежонок с ней… Скачут через льды, как зайцы. Николай Львович полный ход дал. Корабль настигает зверей, а они мчатся, с льдины прямо в воду прыгают, плывут, как дельфины! В Сухуми я видел дельфинов-то… Потом выскакивают на льдину и опять, как олени мчатся. Потом снова - бултых в воду. Я на носу в кресле сижу, ружье наготове. Куда им, зверям, с кораблем состязаться. Прицелился, ну, прямо, как вот из окошка в собаку. Чик - и перестала медведица плыть. Лапы растопырила и не тонет, мертвая, а не тонет. Я потом и медвежонка прикончил, только мы его вылавливать не стали, некогда было. Или вот еще… Подошла медведица к самому борту…

– Довольно! - вставая, резко сказал Борис Ефимович.

– Что ж так скоро, али угощение не понравилось? - встревожился Суетин. - Да вы ничего и не попробовали! А я сижу, разговорами вас занимаю…

– Мы уже наслушались ваших разговоров. Я получил указание вывезти вас из Арктики, - сухо сказал капитан.

– Это как же так? - оторопел Суетин. - Это по какому такому праву? А маяк?

– За маяком до начала навигации будет следить полярная станция. А вы зимовать в Арктике больше не будете. Понимаете? Никогда больше не будете.

Суетин поднялся, мигая бесцветными ресницами.

– Да вы это что? А полярная надбавка? По какому такому праву меня полярной надбавки лишать? Я сколько лет ее откладываю вместе с жалованием… Питание бесплатное, семейства у меня нет! Но на домик еще не хватает… Я не согласен…