Она гнала прочь это воспоминание. Она не хотела плакать.

Однажды Рита наткнулась на общую тетрадь в синей клеенчатой обложке, затиснутую меж двух толстых книг. Стала листать ее. Это было нечто среднее между дневником и рабочей тетрадью. Заметки для памяти чередовались с записями хода экспериментов, формулами, схемами. Были здесь и записи другого рода, какие поверяют только дневнику. Вначале — стремительный, четкий почерк, точные формулировки, аккуратные схемы, в конце — неразборчивые каракули, нанесенные неверной, трясущейся рукой, пытавшейся догнать горячечные мысли, которые рождались в перевозбужденном мозгу.

Забившись в уголок дивана, Рита читала и перечитывала тетрадь. И — не выдержала: упала ничком, разрыдалась. Кот Пронька недоуменно щурился на нее из своего угла. В первый раз она плакала — горько, безутешно. Ее бил озноб.

Утром она позвонила Юре, ей сказали, что он уехал в командировку. Она пошла на работу и до вечера провозилась на школьном участке. А потом, медленно идя по шумным и жарким улицам, вдруг поняла, что не может, просто не может прийти сейчас домой в пустую квартиру…

Рита пошла в Бондарный переулок. Вот и знакомый двор. Она остановилась, вся во власти щемящего чувства. Какой он стал маленький и старый, двор ее детства! Вот лестница. И фикусы, выставленные для поливки. Застекленная галерея их старой квартиры… Сколько раз она выбегала отсюда навстречу отцу, кидалась ему на шею… Сейчас здесь висит вывеска «Ремонт капроновых чулок», а за распахнутой дверью ходит дородная женщина в пестром халате, и половицы скрипят под ее грузными шагами. Да, да, там и раньше скрипели половицы…

Медленно, как во сне, поднялась Рита на второй этаж. Ей открыла пожилая женщина с добрым и знакомым лицом.

— Здравствуйте, Вера Алексеевна. Я Рита, которая жила когда-то в этом доме. Рита Матвеева…

— Ни за что бы не узнала! — Вера Алексеевна обняла ее, повела в комнату. — Жаль, Коли нет. В командировку уехал.

— И он в командировке?…

Вера Алексеевна не отпустила ее, усадила пить чай. Рита пила чай с вареньем и все косилась на большой фотопортрет в рамке. Насупленный чубатый мальчишка в белой рубахе с высоко закатанными рукавами — это Коля. Такой, каким был тогда…

Она долго просидела у Веры Алексеевны. Хорошо было слушать ее неторопливый разговор. Уходя, сказала тихо:

— Спасибо вам.

— За что? — удивилась Вера Алексеевна.

Звонок. Кто бы это в такой ранний час? Рита выскочила из ванной комнаты, побежала к телефону. В трубке — знакомый глуховатый голос:

— Извини, что так рано… Понимаешь, только что приехал из командировки, мать мне сказала…

— Ничего, Коля. Я уже не сплю. Здравствуй.

— Здравствуй. — Неловкая пауза. — Забыл даже поздороваться…

Она улыбнулась:

— Ничего. Мне нужно поговорить с тобой.

Они встретились на троллейбусной остановке возле Ритиной школы. Николай с нескрываемой тревогой взглянул на Риту:

— Что-нибудь случилось?

— Я нашла тетрадь Анатолия. Его рабочие записи. Я многого не поняла, но… Может быть, вам они пригодятся. — Она вынула из портфеля тетрадь в синей обложке. — Вот, возьми. Почитай сам, можешь дать Привалову или этому московскому академику, которому вы послали нож.

— Хорошо, Рита. Я сегодня же прочту.

— И еще… — Она понизила голос и на секунду закрыла глаза. — Имя Анатолия связывают с гадкими слухами. Коля, ты должен сделать так, чтобы его имя… Чтобы узнали правду.

«Ах, если бы ты разрешила мне сделать это раньше! — подумал он. — Если бы тогда, в поезде, не связала меня обещанием. Какую ошибку ты совершила!..»

— Хорошо, Рита, — сказал Николай. — Я сделаю все, что смогу.

Она быстро пожала ему руку:

— А теперь иди. И не исчезай надолго. Звони. Николай помчался к себе в институт. Юра уже сидел в кабинете у Привалова и излагал свои соображения относительно Птичьего Камня.

А во второй половине дня Юра и Николай на институтском катере отплыли на Птичий Камень1 — небольшой остров в нескольких милях от берега.

Островок был плоский и круглый, как тарелка. С наветренной стороны возвышалась черная скала, обкатанная прибоем. Эта скала, в которой гнездились чайки, и дала имя островку.

До вечера наши друзья размечали площадку для будущих сооружений. Катер должен был вернуться за ними лишь на следующий день.

Они разбили палатку, разожгли примус, наскоро приготовили испытанный «кондёр». Затем Николай вытащил из рюкзака тетрадь в синей клеенчатой обложке. Друзья легли рядом на песок и принялись читать.

12 мая

Пока ничего не получается. Но я чувствую, что прав. Биотоки должны быть основой. Их природа настолько своеобразна, что получить их искусственно нельзя. Времени мало, приходится работать дома, по ночам. Если бы иметь свою лабораторию! Но об этом заявлять еще рано. Не примут всерьез. Не приняли же мою статью.

19 мая

Сон — бессмысленная трата времени. К трем часам ночи слипаются глаза. Попробовать разве?… Буду осторожен. Один укол, половина куб. см в день — и мозг ясен, усталости как не бывало. Доза безопасная. Ритке, конечно, ни слова.

3 июня

Сегодня размечтались с Ритой. Великое Проникновение в глубь Вещества!

7 июня

Рита требует, чтобы я взял отпуск. «Переутомился, нервные вспышки…» В самом деле, стал раздражительным. Чуть-чуть увеличил дозу. Ничего, не страшно. Вчера попробовал новый режим облучения рыб. Кажется, обнадеживающий результат. Искать дальше!

28 июня

Тупик. Иногда кажется, что я совершенная бездарность. Устал. Придется взять отпуск. Рита хочет ехать по Волге.

15 августа

Идиотская история на теплоходе. Сам не понимаю, как получилось. Вспылил. Черт бы побрал этого рецензента! Нож утонул. Что теперь делать? Нож все время нужен для проб. Рита кинулась за борт. Не нашла, конечно. Разве найдешь? Проклятая вспышка! Теперь все погибло.

17 августа

Продолжаю работать. Ведь тот, кто сделал нож проницаемым, тоже начал на голом месте. А впрочем, кто его знает: может, у него был какой-то исходный материал?

24 августа

Неделя больших событий. Работаю с Опрятиным. Я не хотел, но… Так получилось. Пороху он, пожалуй, не выдумает, но мыслит остро. А мне нужен именно физик. Да, правильно сделал, что согласился. Поставили очень интересный опыт. Игла вошла в металл — и сразу тряхнуло. Силы отталкивания? О. считает эту минуту великой. Сейчас попробую восстановить в дневнике все фазы опыта…

11 сентября

Перешел в Институт физики моря. Работаю в лаборатории О. Удобно во многих отношениях. Главное — лаборатория на острове Ипатия. Никто не мешает опытам. Собираем оборудование. О. разработал солидную энергоустановку. Узнал, что в мое отсутствие приходили приваловские мальчишки. Они нашли рукопись Матвеева. Теперь ищут нож?

2 октября

Никак не удается повторить тот эффект. Случайность?… Без ножа — как без рук. О. уверяет меня, что нож не утонул. Он искал в том месте. Где же он? У Риты? Не может быть. Правда, она усиленно уговаривает меня бросить опыты. Но прятать нож?…

9 октября

Шесть ампул в день — без этого я не человек. Бугров достает где-то. Дерут бешеные деньги. Отвыкать будет трудно: хлористый кальций, горячие ванны… Но пока не могу обходиться. С Ритой — разлад у нас. Плохо. Ладно, кончу работу — все наладится. О. настаивает, что нож у нее…

15 октября

Нож! Нужен нож. Теперь я убежден: он может передать в соответствующих условиях свои свойства. Установка «заражения»! Да, это мысль. Имел на острове разговор с О. Установка «заражения», перекрещ. поля, электреты… О. собирается в Москву за каким-то «ключом тайны». Чепуха.

22 октября

Те, приваловские, добились какого-то интересного эффекта проницаемости. На квартире у Потапкина — это сосед Бугрова. Каким путем они идут? У них мощная поддержка — ак. Багбанлы. Надо торопиться. Нет ножа! Искал дома, все перерыл. Нет. О. обещает добыть.