Изменить стиль страницы

— Мы еще э… замужем, — заикаясь, промямлила она. — И у меня никого…

— Ты довольно быстро вывела меня из этого заблуждения, — не дослушав ее, возразил он с презрением. — То, что между нами произошло, — просто эпизод, не красящий ни тебя, ни меня.

Сара дрожала, крепко держась за высокую спинку стула, чтобы не упасть. Эпизод? Эпизод? Рафаэль едва сдержался, чтобы не сорвать с нее всю одежду, он едва себя контролировал. С другой стороны, что она знает о таких вещах? Ей не с чем сравнивать. Верно, что, пока они жили вместе, Рафаэль никогда себя так не вел. Он прекрасно владел собой… За исключением одного случая, когда без ее согласия были зачаты ее близняшки, подсказала ей память, и ее даже в жар бросило от воспоминания о той ночи. После того раза он к ней больше ни разу не прикоснулся. «Эпизод», вспомнила она опять, возвращаясь из прошлого в малоприятное настоящее. Все ее моральные принципы восставали против легкости, с какой Рафаэль овладел ею, повинуясь лишь жестокой похоти.

— Ублюдок пригульный.

Эти слова обожгли ей горло, но и у нее тогда болело все, и душа и тело.

Черная бровь язвительно поползла вверх.

— Почти, — произнес он. — Но не совсем. Не удивлюсь, если ты обвинишь меня в двойственной морали. Но мне нечего стыдиться. Ты мать моих детей. Рафаэль преднамеренно пытался ее обидеть. Сарой медленно, но неотвратимо овладевал гнев — единственное, что еще могло вытащить ее из трясины унижения. Так, значит, Рафаэль считает, что, оставшись одна после его дезертирства, она должна была существовать в подвешенном состоянии? Но, в конце концов, если даже он не смог вызвать в ней желания, то что можно ждать от других?

За Рафаэлем всегда бегали толпы женщин. И хотя он и не был тщеславен, но цену себе, должно быть, знал. Он жил на грани дурной славы «люби и брось». Он был притчей во языцех для авторов женских колонок. И вот эта ходячая легенда стоял перед ней, яростно обвиняя свою брошенную жену в том, что она якобы позволила себе наглость искать утешения в объятиях другого мужчины! Да как он смеет, черт побери?! Кто дал ему такое право?!

Золотистые глаза хлестали ее, как кнут.

— Но я тебе обещаю, что столпотворения в твоей спальне очень скоро прекратятся.

Единственным ее желанием было отплатить ему той же монетой. В ней полыхала злость.

— Хотела бы я знать, как ты этого намереваешься добиться?.. Пояс целомудрия уже несколько не в моде, Рафаэль, а что касается возможного эмбарго, то сомневаюсь, что оно произведет на меня должное впечатление, свирепо заявила она. — Но если уж на то пошло, какое все это имеет отношение к детям? Или тебя раздражает сама мысль, что кто-то другой мог преуспеть там, где ты потерпел фиаско?

Зря она так. Отношения между ними были настолько напряженны, что в любой момент мог произойти настоящий взрыв. Но она не смогла не порадоваться, увидев, как окаменел Рафаэль. Придя в себя, он отступил на шаг назад, как бы избегая соблазна пристукнуть ее на месте… или вновь наброситься на нее, с жаром, с пылом… Желание, разгоравшееся в ней, вряд ли чем-нибудь уступало ярости, владевшей Рафаэлем. В мозгу ее мгновенно пронеслись такие картины, что она даже зашаталась, покраснев и стыдясь за саму себя. Столкнувшись со свирепым взглядом Рафаэля, она вдруг сообразила, что ее мысли не были для него тайной. Губы у нее пересохли, и ей стало страшно.

— Нет… Тебе не удастся меня спровоцировать.

— Да кому ты нужен, черт побери?

Сара была до глубины души потрясена тем, что они понимают друг друга без слов. Она подняла дрожащую руку к раскалывающейся голове.

— Прости.

— Прости?! — прорычал он. — Да плевать я хотел на это!

Его английский полетел в тартарары. Он в отчаянии всплеснул руками, и в сердце к ней прокралась предательская нежность. Желая причинить ему как можно больше боли, она опустилась слишком уж низко, и теперь ей было стыдно. С другой стороны, ей не хотелось, чтобы Рафаэль по-своему истолковал легкость, с какой ему далась победа. И если уж кто-то и хотел того, что между ними сегодня произошло, так это был Рафаэль! Ему было любопытно? Что же, если ему не понравилось его открытие, то винить ему за это следовало только себя.

Молчание разделяло их как глухая каменная стена, тяжелая и непреодолимая. Да он просто домостроевец, самый обыкновенный махровый домостроевец. Несмотря на годы, прожитые врозь, он все еще считает, что имеет на нее какие-то права. Было время, когда он любил ее безоговорочно, безгранично. Он не возражал против углей, что она давала ему на обед. Его не раздражала ее излишняя аккуратность, и если уж быть до конца откровенной, то он даже попытался сам стать более аккуратным, что ее тогда очень тронуло. Он покупал ей цветы, делал подарки…

На глаза у нее навернулись непрошеные слезы. Как давно избегает она этих воспоминаний… Но ведь и противозачаточные таблетки выкинул тоже он, когда она пригрозила, что уйдет. Более того, как может мужчина предать любящую его женщину таким подлым образом, как это сделал он? Перед глазами у нее возник образ той женщины с пышными черными вьющимися волосами и большими черными глазами, что она видела на фотографии, показанной отцом. И ей опять стало больно.

— Завтра после обеда я уезжаю в Испанию, — хрипло сказал он.

Про себя она даже порадовалась этому.

— Bon voyaged Мягко ступая, он подошел к окну, сунул руки в карманы брюк — и под их тонкой тканью заиграли мускулы. Чувствуя, что краснеет, Сара быстро отвернулась.

— Мне не так уж часто приходится бывать в Англии. Особенно теперь. У меня очень больна бабушка…

Сара широко раскрыла глаза.

— Я и не знала, что твоя бабушка еще жива.

Он пожал плечами.

— А откуда тебе было знать? Пока был жив мой дед, я с ней мало общался.

— Ты и про него мне ничего не рассказывал!

— Я и сам их совсем не видел, — нетерпеливо сказал он. — Abuela совсем плоха, и мне бы хотелось, чтобы она повидала своих внучат. К тому же мне тоже хочется побыть какое-то время с детьми. Поэтому я думаю взять их с собой в Испанию.

От неожиданности у Сары даже перехватило дыханье:

— В… в Ис… спанию?

— Показать тебе по карте, где это?

— Я уже отгуляла свой отпуск, и об этом не может быть и речи, — резко заявила Сара. — Мы просто не можем поехать в Испанию.

Рафаэль нагло улыбнулся.

— Позволь, я проясню обстановку. Все очень, очень просто. Сегодня утром я нанял адвоката. Он считает, что мой случай — стопроцентный. Если ты не поедешь со мной в Испанию, я даю делу ход в суде. Я не шучу, Сара. — Он замолчал, а в ушах у нее все еще звенела его угроза. — Я не отступлюсь от детей, — заключил он.

От ее запальчивости не осталось и следа, и она нервно сцепила руки.

— Совсем необязательно из-за них драться. Я же сказала, что не буду тебе препятствовать. Если это не надолго, скажем на неделю… — осторожно предложила она.

— Сара, — прервал он. — Я надеюсь, что ты переедешь со мной в Испанию навсегда.

— Навсегда? Да ты с ума сошел! У меня здесь работа…

— Уволишься, — коротко оборвал он. — Бросай все и собирай вещи.

Сара ушам своим не верила.

— Я не собираюсь уезжать из Англии. Здесь мой дом.

— Я не позволю, чтобы моих детей постигла моя участь. — Он был неумолим. — Нам обоим надо чем-то жертвовать. Дети не могут жить ни без матери, ни без отца, ни без приличного дома. И я намерен обеспечить им все! — Так бывает только в сказках! А этот мир далеко не идеален, не знаю, приходилось ли тебе это слышать! — резко бросила Сара.

— Им также нужна любовь, забота и твердая рука. Мои дети, — подчеркнул Рафаэль, делая вид, что не слышал ее, — заслуживают всего этого.

— Ты можешь навещать их!

— Навещать? — Он выругался. — Мне этого мало. Я итак уже потерял четыре года. И я не хочу, чтобы они мучились вопросом, кому же они принадлежат и кто их настоящий отец. Короче говоря, развода не будет.

— Как не будет? — грозно переспросила Сара, не веря своим ушам.