Потом пошли объятия и слезы. Некоторые и правда плакали по Дону. Потом пришло время идти на группу, и мы с некоторой неловкостью потянулись к выходу, оставив его одного в пустой столовой ждать транспорта. Он с тоской смотрел нам вслед, мы уходили. Нас уже разделяла пропасть.

Это занятие меня не сломит, с вызовом подумала я, шагая по коридору. Еще четыре дня – и меня здесь не будет.

Мама с папой уже сидели в Аббатских апартаментах, одетые так, как будто собрались на свадьбу. В конце концов, не каждый день вам доводится приезжать в реабилитационный центр, чтобы публично препарировать жизнь вашей средней дочери.

Я с некоторой неловкостью кивнула им и, бормоча себе под нос, представила их Майку, Джону Джоуи и другим. Мама ответила мне рассеянной улыбкой, и я с тревогой почувствовала, что у меня к глазам подступают слезы.

Вошла Джозефина.

– Спасибо, что пришли, – поблагодарила она моих родителей. – Мы надеемся, что вы прольете свет на жизнь Рейчел и ее пристрастие к наркотикам.

Я съежилась, скрючилась и прижалась спиной к спинке стула, словно хотела слиться с ней, исчезнуть. Всегда терпеть не могла слушать, что другие люди обо мне думают. Всю свою жизнь я изо всех сил старалась понравиться людям, и убедиться в очередной раз, что это мне не удалось, было тяжело.

Мама начала с того, что громко разрыдалась:

– Не могу поверить, что Рейчел – наркоманка! «Тут ты не одинока», – подумала я, стараясь побороть подступающую злость. Настала очередь папы:

– Последние восемь лет Рейчел жила не дома, – он даже на время оставил свой выговор уроженца Дикого Запада. – Поэтому мы очень мало знаем о наркотиках и подобных вещах.

Какая ложь! Разве они не жили в одном доме с Анной?

– Ничего, – сказала Джозефина. – Есть и другая, не менее важная информация, которой вы могли бы с нами поделиться. Например, о детстве Рейчел.

Мама, папа и я сразу напряглись. Непонятно, почему. Если бы они запирали меня в шкафу, или избивали, или морили голодом… В общем-то, нам было нечего скрывать.

– Я хотела бы спросить вас о том периоде, который Рейчел вспоминает, как особенно тяжелый, – сказала Джозефина. – Однажды, когда мы заговорили об этом на группе, она очень расстроилась.

– Мы ничего плохого ей не делали! – взорвалась мама, метнув на меня гневный взгляд.

– Я и не утверждаю, что вы сделали что-нибудь плохое, – поспешила успокоить ее Джозефина. – Но ведь дети часто воспринимают взрослую жизнь в несколько искаженном виде.

Мама опять сверкнула на меня глазами.

– Скажите, вы в свое время страдали послеродовой депрессией? – обратилась Джозефина к моей матери.

– Послеродовой депрессией! – фыркнула мама. – Никогда не страдала! В то время ее еще не придумали!

У меня упало сердце. Неплохое начало, Джозефина!

– Не произошло ли у вас в доме чего-нибудь необычного вскоре после того, как родилась Анна? – нажимала Джозефина.

Я поморщилась. Ответы были известны мне заранее, и потому ужасно хотелось все это прекратить.

– Ну… – осторожно ответила моя мама, – через два месяца после рождения Анны умер мой отец, дедушка Рейчел.

– Вы были сильно расстроены?

Мама посмотрела на Джозефину, как на сумасшедшую:

– Разумеется, я была расстроена! Это же был мой отец! Конечно, я была расстроена.

– Ив чем выражалось ваше расстройство? Мама опять посмотрела на меня с отвращением:

– Должно быть, я много плакала. Но у меня же отец умер, естественно, я плакала!

– Мне хотелось бы узнать вот что: у вас было нечто вроде нервного срыва? – продолжала Джозефина. – Рейчел запомнила этот период, как очень болезненный, и нам очень важно докопаться до сути.

– Нервный срыв! – с отвращением воскликнула мама. – Нервный срыв! Хотела бы я позволить себе нервный срыв, но когда у тебя дети, мал мала меньше…

– Может быть, срыв – не совсем точное слово. Скажем так, вы днем иногда ложились в постель? Хоть ненадолго?

– Неплохо было бы иметь такую возможность! – презрительно выдавила мама.

Детский голосок заверещал у меня в ушах: «Но ты ложилась! И все из-за меня!»

– Помнишь те две недели? – вмешался папа. – Когда я уезжал по делам…

– В Манчестер? – уточнила Джозефина.

– Да, – растерянно подтвердил папа. – А откуда вы знаете?

– Рейчел упоминала об этом. Продолжайте, пожалуйста.

– Моя жена плохо спала без меня, к тому же прошел всего месяц, как у нее умер отец. Поэтому к нам на время приехала ее сестра, чтобы жена могла прилечь иногда днем.

– Вот видите, Рейчел! – победоносно возгласила Джозефина. – Вы были совершенно не виноваты.

– Я помню это несколько иначе, – пробормотала я, потому что не могла поверить в эту версию.

– Я знаю, – кивнула мне Джозефина. – И я думаю, для вас важно осознать, что вы неправильно это запомнили. Вы все преувеличили: масштаб несчастья, его длительность и, что самое главное, свою роль в нем. В вашей версии вы там играете главную роль.

– Нет! – выпалила я. – Не главную. Скорее… Скорее… – я мучительно подыскивала слово, – скорее, роль злодейки, плохой девочки! Того самого урода, без которого не обходится ни одна семья…

– Ничего подобного! – воскликнул папа. – Злодейки! Да что такого злодейского ты сделала?

– Я щипала Анну, – сказала я тихим голоском.

– Ну и что? Анна щипала Хелен, когда та родилась. Клер проделывала то же самое с Маргарет, а Маргарет – с тобой.

– Маргарет щипала меня? – изумилась я. Я-то думала, что она за всю свою жизнь не совершила ни одного плохого поступка. – Ты уверен?

– Конечно, – сказал папа. – Помнишь? – повернулся он к маме.

– Что-то не очень, – сухо ответила та.

– Да ты должна помнить! – не отставал папа.

– Ну, если ты так считаешь, – сказала она так, чтобы каждому было понятно, что она просто уступает своему неразумному, заблуждающемуся мужу.

Джозефина посмотрела на маму, потом на меня, потом снова на маму, потом слегка улыбнулась мне. Мама побагровела. Она заподозрила, что Джозефина над ней издевается, и насколько я успела узнать Джозефину, так оно и было.

– Вообще-то, насколько я помню, – папа как-то странно посмотрел на маму, потом повернулся ко мне, – ты была не хуже и не лучше своих сестер.

Мама пробормотала что-то вроде:

– Насчет «не лучше» – это уж точно. Мне стало тошно.

– Вы за что-нибудь сердиты на Рейчел, миссис Уолш? – спросила Джозефина.

Я просто обалдела от такой прямоты.

– Никакой матери не может быть приятно, что ее дочь – наркоманка! – весьма патетически ответила мама.

– Это единственное, что вы против нее имеете?

– Да, – с убийственным спокойствием ответила мама.

Джозефина еще некоторое время вопросительно смотрела на нее, но мама, непреклонно помотав головой, сжала губы в куриную гузку.

– Итак, Рейчел, – провозгласила Джозефина. – теперь вы видите, что вам совершенно не в чем себя винить.

Неужели мама так рыдала только потому, что умер дедушка? Неужели папа, правда, просто уехал по делам? Но с чего бы им врать?

Я вдруг почувствовала, что мое прошлое несколько изменилось, как будто его отчистили от какого-то грязного налета. Джозефина снова обратилась к моим родителям:

– Расскажите нам о Рейчел, в общих чертах. Мама с папой в замешательстве переглянулись.

– Все, что хотите, – жизнерадостно поощрила их Джозефина. – Что угодно, что могло бы помочь нам понять ее лучше. Пожалуй, расскажите нам о ее достоинствах.

– Достоинствах? – мама с папой как-то встревожились.

– Ну да. Может быть, она умная…

– Ну, это нет! – засмеялся папа. – Умная у нас – Клер. У нее и диплом есть.

– И Маргарет тоже, – добавила мама. – У нее нет диплома, но я уверена, поступи она в колледж, вполне бы справилась.

– Это точно, – подтвердил папа. – Она такая старательная. Может, Маргарет и не такая способная, как Клер, но, конечно, колледж закончила бы.

Мама кивнула и разговорилась:

– Хотя, вообще-то, она и без диплома очень неплохо устроила свою жизнь, и у нее больше ответственности за то, что она делает, чем у иных с дипломами…