Вошла Джозефина и заставила нас всех представиться жене Нейла. Потом она поблагодарила Эмер за то, что та пришла, и начала задавать вопросы.

– Не расскажете ли вы группе о пьянстве Нейла?

Я тоскливо вздохнула. Четыре пинты в субботу вечером – было бы о чем говорить! Джозефина посмотрела на меня. Я испугалась.

– Ну что ж, – сказала Эмер дрожащим голосом, – все было не так уж ужасно… – Она пристально разглядывала собственную юбку.

«Да не было ничего ужасного, ты, глупая корова», – подумала я и злобно на нее посмотрела.

– Он часто напивался? – спросила Джозефина. Эмер посмотрела на Джозефину взглядом кролика, которому посветили в глаза прожектором:

– Нет, – сказала она дрожащим голосом. – Почти никогда.

Она украдкой взглянула на Нейла, а потом опять занялась своей юбкой. Я все сильнее презирала ее.

– Он обижал вас и детей?

– Нет, никогда.

– Исчезал из дома на несколько дней?

– Нет.

– Оставлял вас без денег?

– Нет.

– Оскорблял вас словами?

– Нет.

– Бил вас?

– Нет!

– Был вам неверен?

– Нет.

Я начала было громко и глубоко вздыхать, чтобы показать, как скучно мне слушать этот разговор, но вспомнила о Джозефине и сочла за лучшее воздержаться. Джозефина сказала:

– Должно быть, хоть что-нибудь из перечисленного он все-таки делал, иначе не оказался бы здесь.

Эмер пожала своими костлявыми плечами и даже головы не подняла.

– Вы боитесь мужа?

– Нет.

– Я хочу кое-что прочесть группе, – сказала Джозефина. – Это ваши ответы на вопросы, предложенные вам, когда Нейл поступил сюда.

– Не надо! – воскликнула Эмер.

– Почему? – вкрадчиво спросила Джозефина.

– Потому что… потому что там все неправда!

– Значит, неправда, что Нейл… – Джозефина взяла со стола листок бумаги, – что Нейл сломал вам нос, подбородок, руку, что он гасил об вас сигареты, прищемлял вам руки дверьми, спустил вашего младшего ребенка с лестницы, так что девочке пришлось наложить сорок восемь швов…

– Не надо! – закричала она, закрыв лицо руками. Я просто не могла поверить! Одно дело – соврать, сколько ты выпил, а другое дело – все эти ужасы… Эмер зарыдала, а Нейл бросил на нее злобный взгляд. У всех остальных, как и у меня, был шок. Я беспокойно ерзала на стуле, и не только потому, что на сей раз мне достался самый неудобный, – просто все эти психотерапевтические игры мне больше не нравились. Сначала-то было забавно, а теперь все происходило всерьез и стало страшновато.

– Что вы на это скажете, Нейл? – спокойно спросила Джозефина.

Я с облегчением вздохнула. Слава богу, у Нейла есть возможность защитить себя.

– Эта сучка врет, – сказал он медленно и зло. Сейчас он вовсе не производил впечатления милого человека. Милые люди так не разговаривают.

– Вы действительно врете, Эмер? – буднично спросила Джозефина.

В комнате установилась тишина и тягостно длилась.

– Да, – сказала Эмер. У нее сильно дрожал голос. Было слышно, как она прерывисто дышит. – Все, что я написала, – неправда.

– Вы все еще защищаете его? – спросила Джозефина. – Хотите принести себя в жертву?

Да хоть бы Джозефина заткнулась наконец! Эмер ведь сказала, что все неправда, и мне хотелось, чтобы вопрос на этом был исчерпан.

Скорее бы кончилась эта проклятая группа, чтобы можно было заняться чем-нибудь нормальным и обычным, например, выпить чаю.

– Вы решили принести в жертву и своих детей тоже? – негромко спросила Джозефина съежившуюся на своем стуле Эмер.

И снова эта невыносимая, душераздирающая тишина. От напряжения я так сжалась, что мои плечи оказались где-то на уровне ушей.

– Нет, – наконец раздался сдавленный ответ. У меня упало сердце.

– Что вы сказали, Эмер? – участливо переспросила Джозефина.

Эмер наконец подняла голову. Лицо ее покраснело и было мокрым от слез.

– Нет, – повторила она плачущим голосом. – Детей – нет. Со мной он может делать, что хочет, но детей пусть оставит в покое.

Я посмотрела на Нейла. Его лицо было искажено дикой злобой. Никто сейчас не смог бы узнать в нем того дружелюбного, забавного парня, каким он был двадцать минут назад.

– Итак, все это – правда? – произнесла Джозефина голосом, полным безграничного сочувствия. – Значит, Нейл действительно совершил все, о чем вы здесь написали?

– Да! – это был не просто ответ, это был вопль из глубины души.

– Не сомневаюсь, – подытожила Джозефина. – к тому же у меня есть заключения полиции и врачей. – Она повер1гулась к Нейлу. – Может быть, хотите взглянуть на них, Нейл? – любезно спросила она. – Может, вам нужно освежить память? Напомнить вам, что вы делали с женой и детьми?

Я вертела головой, переводя взгляд с Эмер на Нейла и пытаясь разобраться, кто же из них врет. И теперь я вовсе не была уверена, что это Эмер.

Джозефина говорит, что есть полицейские протоколы. Значит, это все – правда?

Нейл вскочил и начал странно раскачиваться, как будто с ним приключилось коровье бешенство.

– Да вы только посмотрите на нее! – заорал он. – Если бы кто-нибудь из вас был женат на этой глупой твари, вы бы тоже били ее смертным боем!

– Сядьте, Нейл, – голос Джозефины был, как стальная бритва. – Как вы смеете так разговаривать в моем присутствии!

Он дернулся и тяжело опустился на стул.

– Почему вы избивали жену?

– Я не виноват! – закричал он. – Я был пьян! И вдруг он словно окаменел – должно быть, сам понял, что сказал что-то не то.

– Когда вы поступали к нам, – Джозефина пошелестела еще какими-то бумажками, – то сказали доктору Биллингсу, что выпивали не более четырех пинт в неделю…

Оттуда, где сидела Эмер, раздался странный звук, от которого мы все подскочили на стульях. Это было хоть и сдавленное, но возмущенное фырканье.

– Теперь уже совершенно ясно, что вы пили гораздо больше. Расскажите об этом группе.

– Я столько и пил, – заявил Нейл, – четыре пинты.

Джозефина пристально смотрела на Нейла, и взгляд ее говорил: «Признайся, а то хуже будет».

– Ну, может, немного побольше, – поспешно пробормотал он.

Джозефина продолжала молча на него смотреть.

– Ну ладно, ладно, – неохотно сдался Нейл.

Сбивчиво и невнятно он рассказал нам, что выпивал по четыре пинты за ночь, потом, в ответ на пронзительный взгляд Джозефины, признался, что это была бутылка водки в неделю, а чуть позже сообщил, что употреблял по полбутылки в день.

– По полной, – перебила его изрядно осмелевшая Эмер. – По полной литровой бутылке. И еще все вино и пиво и весь кокаин, какой мог достать.

Кокаин! Он нюхал кокаин? Глядя на него, я бы даже не подумала, что он вообще знает, что такое кокаин. Надо будет спросить его, где он его доставал в Дублине.

– Хорошо, Нейл, – продолжала Джозефина, демонстрируя терпение человека, которому не впервой заниматься грязной работой. – Начнем сначала. Скажите группе, сколько вы пили на самом деле.

Нейл неохотно повторил то, что только что сказала Эмер.

– Спасибо, Нейл, – сказала Джозефина. – А теперь расскажите, пожалуйста, группе, сколько вы пили на самом деле.

– Но я же только что…

– Отнюдь, – с улыбкой возразила Джозефина. – Вы признались только в том, что известно Эмер. А как насчет тех бутылок, которые вы прятали в машине, и тех, которые держали у себя в офисе?

Нейл смотрел на нее, как будто спрашивал: «Ну, чего тебе еще от меня надо?!» Он был совершенно измочален.

– Ваш партнер по бизнесу приедет в пятницу и все нам расскажет, – любезно пообещала Джозефина. – А еще, – продолжала она, – на этой неделе приедет ваша подруга.

Скоро занятия закончились. Джозефина пожелала Нейлу «хорошенько обо всем подумать». Что это значило, можно было только догадываться. Потом они с медсестрой увели Эмер. Мы, пациенты, остались в комнате. Нам было неуютно в обществе друг друга. Чаки и Кларенс слиняли, пробормотав, что пора накрывать на стол.

Нейл сидел, склонив голову на подлокотник кресла. Потом он выпрямился и посмотрел на меня жалкими больными глазами. Я бросила на него взгляд, полный презрения, и отвернулась.