— А предположим, ты бы решила вернуться к нему? Это окончательно добило бы твоего отца?

Грания метнула в сторону Билла быстрый взгляд. Он что, телепат? Словно подсмотрел, как всю прошлую ночь она без сна ворочалась с боку на бок, думая о возможности вернуться к Тони О'Брайену. Он прочно поселился в ее сердце, да еще присылал ей такие необычные послания в виде почтовых открыток… Вообще-то, это было даже невежливо — не ответить ему хотя бы каким-нибудь способом, но Грания опасалась, что отец воспримет это чересчур болезненно. Он же был совершенно уверен, что должность директора предназначается ему, и наверняка переживал все случившееся гораздо сильнее, чем показывал.

— Знаешь, честно говоря, я задумывалась об этом, — медленно проговорила Грания. — И пришла к выводу, что лучше немного подождать. По крайней мере, до тех пор, пока у отца все наладится. Только тогда он будет способен более спокойно принять эту новость.

— Как ты думаешь, он обсуждает это с твоей матерью? Грания покачала головой.

— Они почти совсем не разговаривают. Маму интересует только ее работа в ресторане и визиты к сестрам. А папа большую часть времени занимается какими-то своими исследованиями. Он в последнее время очень одинок, и я не имею права еще больше осложнять ему жизнь. Но если затея с этими вечерними курсами принесет успех, он будет на седьмом небе от счастья, и тогда я, возможно, найду в себе силы огорошить его еще одним неожиданным известием. Если, конечно, я вообще решусь вернуться к Тони.

Билл смотрел на Гранию с восхищением. Как и он сам, она была более уверена в себе, чем ее родители, и, как и он, не хотела их огорчать.

— У нас так много общего! — неожиданно для самого себя сказал он. — Какая жалость, что мы влюблены не друг в друга!

— Да, Билл, — тяжело вздохнув, согласилась Грания. — Тем более, что ты — такой красивый парень, особенно в этом новом пиджаке. Ты молод, у тебя чудесные каштановые волосы, и ты не умрешь, когда мне исполнится сорок. Действительно ужасно, что мы не влюблены друг в друга, но я об этом не жалею. Ни секунды!

— Я знаю, — сказал Билл, — и тоже не жалею. Ужас, правда?

Чтобы заглушить укоры совести, Билл решил вывезти своих домашних за город и устроить семейный пикник на побережье. К намеченному месту они отправились на электричке.

— Мы едем на море! Мы едем на море! — восторженно тараторила Оливия, обращаясь к попутчикам, которых немного удивлял и смешил подобный энтузиазм вполне взрослой на первый взгляд девушки.

Все вместе они спустились к берегу полюбоваться на залив и рыбачьи лодки, что покачивались на его поверхности. Лето пока не кончилось, поэтому тут было еще много туристов и отпускников. Они слонялись по главной улице прибрежного городка, продуваемой ветрами, и пялились в витрины магазинов.

— Когда мы были помоложе, любой мог позволить себе купить домик в местечке вроде этого, — заметил отец Билла. — Но тогда нам казалось, что это — ужасная глушь, а приличную работу можно найти только ближе к городу. Поэтому мы и не стали тут селиться.

— Может быть, Билл когда-нибудь и поселится в таком же городке, как этот, когда получит назначение, — проговорила мать с замиранием сердца, даже не смея надеяться на подобное чудо.

Билл попытался представить себя и Лиззи, живущими в новой квартире или в старом доме в городке наподобие этого. Каждое утро ему придется уезжать на электричке в Дублин, а что будет делать на протяжении всего дня Лиззи? Заведет ли она себе новых друзей, как обычно случалось везде, где бы она ни оказалась? Появятся ли у них дети? Она говорила, что сначала родит мальчика, следом — девочку, а уж потом купит красивые занавески, но это было давно. Теперь, когда он затрагивал эту тему, Лиззи отвечала гораздо более уклончиво.

— Но представь, что ты сейчас забеременеешь, — пристал он к ней как-то ночью. — Должны же мы заранее выработать план!

— Наоборот, Билли, дорогой мой, — ответила она, — тогда нам придется не вырабатывать, а отменять все наши планы.

Он впервые ощутил жесткость, прятавшуюся за ее легкомысленной улыбкой, но, разумеется, не придал значения этой реплике. Билл знал, что жесткость не присуща Лиззи. Она, как и любая другая женщина, испытывала страх перед всяческими проблемами, связанными со здоровьем. По ее мнению, это было несправедливо: женщины никогда не могут до конца расслабиться и в полной мере наслаждаться сексом; им постоянно приходится думать о возможных последствиях вроде нежелательной беременности.

Оливия не любила ходить пешком, а мать во что бы то ни стало хотела зайти в местную церковь, поэтому Билл с отцом вдвоем пошли по Вико-роуд — красивой улице, вьющейся вдоль берега бухты, которую нередко сравнивали с Неаполитанским заливом. Здесь было много улиц, носивших итальянские имена вроде Вико и Сорренто, и многие дома назывались на итальянский лад: Милан, Ла Скала, Анкона. Люди, которым доводилось путешествовать, пытались таким образом увековечить свои воспоминания о далеких морских пейзажах, столь схожих со здешними красотами. Были тут и холмы, которых, как рассказывают, очень много на итальянском побережье.

Билл и его отец смотрели на сады, дома и восхищались ими, не испытывая ни малейшей зависти. А вот если бы с ними была Лиззи, она наверняка принялась бы возмущаться тем, как несправедливо устроена жизнь: почему это у некоторых такие прекрасные дома, возле которых припаркованы по две большие машины, а у других нет ничего! Однако Билл, работавший банковским клерком, и его отец, который, натянув прозрачные гигиенические перчатки, целыми днями резал и взвешивал бекон, были способны смотреть на эти хоромы, не испытывая ни малейшего желания обладать ими.

Солнце светило вовсю. Отец с сыном смотрели на искрящиеся воды залива, что раскинулся далеко внизу, покачивая белые скорлупки лодок. Они присели на парапет, и отец Билла раскурил трубку.

— Скажи, в твоей жизни все сложилось именно так, как тебе мечталось в детстве? — спросил Билл.

— Не все, конечно, но в основном — да, — ответил отец и выпустил облачко дыма.

— А чем именно ты удовлетворен?

— Ну, например, тем, что получил такую хорошую работу и сумел сохранить ее, несмотря ни на что. Будь я азартным человеком, никогда не сделал бы ставку на то, что мне это удастся. А еще — тем, что твоя мама ответила на мои чувства, стала мне замечательной женой и прекрасной хозяйкой. Потом родились Оливия и ты, и это тоже явилось для нас великой наградой.

Билл испытывал странное, щемящее чувство. Оказывается, его отец живет в вымышленном мире! Неужели все, что он перечислил, способно сделать человека счастливым? Неужели этим можно гордиться? Умственно отсталая дочь, жена, которая и глазунью толком приготовить не умеет, а он называет ее «прекрасной хозяйкой»! Работа, на которую не согласится ни один нормальный человек, обладающий таким опытом, как отец!

— Папа, а почему ты называешь меня «великой наградой»?

— Брось ты, сынок, как будто сам не знаешь! — с улыбкой поглядел на него отец. — Или тебе просто захотелось, чтобы тебя лишний раз похвалили?

— Нет, я серьезно спрашиваю: чем я тебя радую?

— Разве можно мечтать о сыне лучшем, чем ты? Сам посуди: вот сегодня ты вывез всех нас за город, хотя деньги достаются тебе нелегким трудом, ты вносишь большой вклад в содержание нашего дома, ты так добр к Оливии…

Билл заговорил голосом, который даже ему самому показался чужим:

— Можно подумать, ты не знаешь, что за Оливией всегда придется присматривать! Ты задумывался над этим?

— Конечно, существует множество всяких приютов и специализированных интернатов, однако я уверен, что ты никогда не отправишь Оливию в заведение такого рода.

Они сидели, пригревшись на солнышке, внизу искрилось море, но тут подул легкий бриз и словно принес в сердце Билла Берка холодок. Он внезапно осознал то, над чем не задумывался ни разу за все свои двадцать три года. Билл понял, что Оливия — это не только их, родителей, но и его проблема, что взрослая сестра-ребенок будет рядом с ним до конца жизни. Когда через два года они с Лиззи поженятся, когда переедут жить за границу, когда появятся на свет двое их детей, Оливия останется частью их семьи. Пусть даже их родители умрут еще только через двадцать лет, но и тогда Оливии будет всего сорок пять, а разум ее останется на уровне маленького ребенка.