Казалось, как-будто судьба хотела людей этих, отличавшихся отчаянной безумной смелостью, отличить и великостью, и редкостью страданий. Действительно, они все еще не достигли высшей степени трудов и бедствий, потому что в этом необыкновенном, страшном положении их вдруг появился новый бич — голод. Взятая ими соленая конина от беспрестанного обливания водой испортилась до того, что ее на второй же день должны были бросить. Хотя не было недостатка в дичи на берегах, однако ее нельзя было бить, потому что ружья заржавели и порох, несмотря на все старания сохранить его сухим, сделался совершенно негодным к употреблению. Поэтому единственной пищей флибустьеров были бананы, часто находимые на берегу, но это была пища, которая слабо удовлетворяла потребности людей, находившихся в беспрерывной изнурительной работе.

Надежда попасть скоро к людям, у которых золото и серебро имели ценность, подействовала на некоторых злодеев сильнее всех настоящих нужд и опасностей. Шестеро французов, проигравших все свои деньги, решились вознаградить себя грабежом и убийством богатейших товарищей. Рассеянное плавание очень пригодилось им: они спрятались за скалы и зарезали пятерых англичан, о которых узнали, что у них много денег и что они близко. Убив их, они овладели имуществом несчастных. Окровавленные трупы нашли на берегу, убийцы же никогда более не возвращались в общество пиратов.

Плавание флибустьеров продолжалось с одинаковыми опасностями и лишениями до 20 февраля, пятьдесят пятого дня их чудного путешествия, когда река вдруг расширилась, по причине большей глубины сделалась менее быстрой, и водопады прекратились, но вместо них она была до того наполнена плавучим лесом, что утлые машины не могли пробивать себе пути, многие опрокинулись, и несколько флибустьеров утонуло. Наконец миновали и эту опасность, но до моря оставалось еще 60 морских миль. Тогда флибустьеры, которых осталось еще 250 человек, решились разделиться на отряды и построить на берегу лодки, из которых каждая могла бы вместить 30 человек. Четыре лодки скоро были закончены, на них сели 130 человек и продолжали путь свой, прочие остались еще позади.

Наконец 9 марта 1688 года, в 68 день странствования, уехавшие вперед достигли устья реки у мыса Грациас-а-Диос и пустились в открытое море, проехав по реке не в прямой линии на север, но почти всегда на северо-восток, и сделав таким образом 300 французских лье лишних.

Счастье весьма посредственно покровительствовало этому отчаянному предприятию: большая часть флибустьеров, при беспрерывном опрокидывании своих коробов, лишилась всего своего имущества и добычи, обеднели совершенно и в отношении одежды снабжены были не лучше дикарей. Несмотря на все это, они утешались мыслью скоро прибыть в свою сторону. Через несколько дней прибыли они к Жемчужному острову. Здесь и поблизости встретили они английские и другие корабли, на которых разместились партиями, и на них прибыли благополучно в конце апреля 1688 года к вест-индским островам.

Часто из национальной гордости, из честолюбия или чтобы польстить полководцу сравнивали трудные отступления армий или отдельных отрядов с знаменитым отступлением десяти тысяч греков под начальством Ксенофонта. Но ни одно из них не может выдержать сравнения. Между тем, взвесив вышерассказанное, читатели, может быть, припишут такую честь этому отступлению флибустьеров из Южной Америки.

Отступление это можно почесть последним достойным внимания подвигом флибустьеров, ибо хотя после того другие пираты еще несколько времени носили название флибустьеров, занимались морскими разбоями и дрались мужественно, но были очень различны от прежних и не пользовались более назависимым положением. Однако ремесло пиратов имело слишком много привлекательного для смелых и беспутных моряков, чтобы, после сокрушения общества флибустьеров, другие не последовали их примеру, но только в малом объеме. Ни Нимвегенский, ни гораздо важнейший Утрехтский мирные договоры, даровавшие Европе мир после долговременной брани, не могли унять этих людей. Даже после Утрехтского мира еще в начале XVIII столетия встречались пираты, почти исключительно англичане, которые, не составляя общин, грабили отдельно и совершали смелые, но незначительные подвиги. Частью по привычке, частью по ошибке, и их, совершенно отличных от прежних «береговых братьев», называли флибустьерами. Отличившимися между ними предводителями были: Мейссон, Бовен, Кидд, Эверай, Теч, Мартель, Ингленд, Ван, Бонет, Раккам, Девис, Анстис, Роберте, Ворлей, Ловтер, Эванс, Филлипс, Лов, Сприис и Смит. К ним присоединились и две женщины, Мэри Ред и Анна Бонни, не как непотребные женщины и не переодетые, но как настоящие разбойники, в женском платье и матросских штанах, с развевающимися волосами и опоясанные мечом, на груди висели у них пистолеты, секира дополняла их вооружение.

Пристанищем этих пиратов был сначала лежащий к востоку от Флориды остров Провиденс, значительнейший в Багамском архипелаге. Выбору этому особенно способствовала гавань, которая по мелководью своему не допускала входа больших кораблей, а между тем так обширна, что могла бы вместить до 500 судов всякой величины. Они пробыли здесь недолго, потому что были выгнаны английскими военными кораблями, и обратились в испанскую гавань Тринидад, на острове Куба, где приобрели на время покровительство подкупленного ими алькада Альфонса дель-Мальцано, пока наконец деятельный губернатор Ямайки, г. Лаве, подкрепленный английским адмиралом Верноном, не прогнал их и отсюда и уничтожил совершенно. Часть их успела спастись и рассеяться во все стороны, многие умерли в темницах на американских островах, другие были отправлены в Англию и, как морские разбойники, казнены.