А ты, Ромка, зря вмешался. Хороший был персонаж, сильный, жадный, без всяких сентиментальностей… не в пример тебе и, уж тем более, Валере, который мне уже порядком надоел! Честное слово, будто я ее придумал! У Ритки бы такая не получилась. Мои персонажи всегда были живыми, а ее книги населены слюнявыми мертвецами. Нет… даже не мертвецы — схемы, которые только и умеют, что красиво говорить…
Нечаев, вздрогнув, повернулся, легко вскочил на ноги и одним прыжком оказался возле кресла. Денис недовольно скривился и сбросил с подлокотника одну ногу, стукнув о паркет каблуком ботинка.
— Опять начнешь хватать за горло, старлей?.. Не надоело? А может мне тебя схватить? Опять, а? Тебе понравились ощущения? Понравилось быть куклой? Понравилось быть моим?
Валерий протянул к нему окровавленные подрагивающие пальцы, сжал их в кулак, и его лицо затряслось. Потом он наклонился, уперевшись ладонями в подлокотники, так что оказался нос к носу с Лозинским, и сказал почти шепотом, так что Роман едва разобрал слова:
— А, наверное, больно было подыхать с раскуроченным брюхом, а? Как же так — был такой неуловимый, а какая-то продавщица тебе кишки выпустила?
Глаза Дениса полыхнули ослепительной зеленью, и он, зашипев, оскалился двумя рядами острейших зубов. Вытянувшиеся молочно-белые когти с треском пропороли обивку кресла, и кожа Лозинского пошла рябью, будто под ней извивались змеи.
— Придержи язык! — проревело существо густым басом, привставая в кресле, и Рита, тихо ахнув, дернулась назад и стукнулась о книжный шкаф. Нечаев улыбнулся ему в лицо — мертвенная улыбка-полумесяц, больше подходящая выбеленному солнцем и ветром черепу, нежели живому человеку, после чего выпрямился и отошел к Майе. Снова опустился рядом, осторожно пригладил растрепавшиеся каштановые волосы и прикрыл податливые веки, спрятав остывающее в карих глазах изумление. Роман осторожно коснулся его плеча, и Валерий вяло дернул им, сбрасывая его руку.
— Да… я понимаю… не книга… — тускло сказал он. — Что за бред?.. Я убил Майку… Я убил Майку, — размеренно повторил Валерий, словно вслушиваясь в то, как звучит каждое слово.
Роман молча подтолкнул ногой нож, напоминая о нем, и Нечаев кивнул, коснувшись кровоточащего пореза на шее.
— Знаю… все знаю… но ты, Рома, лучше не л-лезь ко мне… — его ладонь с силой хлопнула по паркету. — Я любил эту суку! Я и сейчас… — он судорожно сглотнул, потом резко поднялся. — Всего ненамного нас опередила… Мы шли с Шевелевского, а она, наверное, с другой стороны острова подошла… потому и не заметила нас, потому и… — Валерий взглянул на пистолет в руке Савицкого, потом судорожно охлопал себя по карманам и вытащил сигареты. — Сидеть здесь… обоим здесь… мне нужно людей увезти. Я должен увезти людей…
— Каких людей? — одними губами произнес Роман и обернулся к покачивающимся оконным створкам, за которыми бушевал ветер. — Ты что — привез их сюда?
— Я? — уголок рта Нечаева дрогнул. — Меня самого привезли. Смотрел и слушал… все…
В этот момент за дверью послышался легкий стук каблуков, и чье-то приглушенное бормотание:
— Да что тут — вымерли все что ли? Бери, что хочешь?
Роман и Валерий моментально передвинулись, загораживая труп, и когда человек уже заглянул в комнату, Роман сообразил, что ему следовало не прятать Майю, а спрятаться самому — причем как можно дальше. Но было уже поздно — человек, появившись в дверях, удивленно посмотрел на него, но в этом удивлении Роман не ощутил ни доли страха — одно лишь сплошное любопытство. Заглянувший оказался хрупкой девчонкой лет двадцати-двадцати двух, с очень короткими обесцвеченными волосами, большеглазой и большеротой, чем-то напоминающей взъерошенного, долгое время недоедавшего воробья. Ее лицо было исполнено предельного негодования и, судя по изменившемуся направлению ее взгляда, адресовано оно было исключительно Нечаеву.
— Вот вы где?! — воскликнула она неожиданно густым низким голосом, совершенно не подходящим для такого миниатюрного, воздушного существа. — Хороши же!.. бросили нас на улице, ничего не объяснили! Между прочим, гроза начинается! Как мы теперь уедем?! Это что — ваш дом?! Или ваш?! — девушка перевела взгляд на Романа. Валерий поспешно кинулся вперед, а Роман, покосившись на Лозинского, который безмятежно развалился в кресле и смотрел на девушку вполне благодушно, не выдержал и спросил:
— А ты кто?
Его смерили задумчивым взглядом, словно девушка решала, достоин ли он того, чтобы доверить ему такую информацию, после чего она с неким вызовом сказала:
— Ксюша! А что?!
— Шайдак? — он взглянул на Дениса, который сидел по-прежнему спокойненько. Роман видел девушку. Она видела его.
Ничего не происходило.
— Да. А чего вам от нас надо? У меня денег не…
Валерий на полуслове молча отмел ее в коридор и с грохотом захлопнул за собой дверь. Несколько секунд в кабинете не было ни звука, ни движения, потом Роман подошел к окну и, оттолкнув одну створку, хищно ощерившуюся стеклянными осколками, взглянул вниз. Причала отсюда не было видно, но неподалеку от дома, под колыхающимися ивовыми ветвями он увидел двоих мужчин. В тот же момент один из них поднял голову, посмотрел на него, и за шумом ветра Роман едва-едва разобрал его слова.
— Смотри, мужик какой-то!..
Он дернулся назад, потом его взгляд метнулся к распахнутым воротцам, в которые как раз входил еще один человек, и едва удержался, чтобы не выругаться. Обернувшись, Роман увидел, что Рита сидит на корточках возле тела Майи, а Денис стоит неподалеку, глядя на нее со странным выражением.
— Почему она просто не попросила у меня денег? — как-то призрачно произнесла Рита, глядя на мертвое лицо. Сейчас Майя казалась удивительно умиротворенной, словно, наконец, получила все, к чему стремилась. — Мне казалось, я даю ей достаточно… но если ей нужно было больше… Тогда, когда мы… я ведь даже предложила ей часть от доходов пансионата, но она отказалась. Сказала, что ей нравится все так, как есть… Я не понимаю…
— Думаю, Майя была не из тех, кто просит и кто может удовлетвориться лишь частью. К тому же, после такого отказа ты наверняка ее еще больше зауважала. Возможно, ваша дружба для нее действительно много значила… пока не мешала планам на будущее, — Роман подошел к ней и, потянув за плечо, заставил подняться. — Рита, сюда идет твой начальник охраны.
— Ну, вот и все, — с вялой обреченностью и без особого удивления отозвалась она, и Денис усмехнулся.
— Это не все. Это лишь продолжение. Каково это стать персонажем собственной книги, а, Рита?
— Что тебе надо, а?! — повернувшись, Рита вонзила в него ненавидящий взгляд. — С ума свести?! Убить?! Что ты хочешь?! Зачем ты привел их сюда?!
— Увидишь, — Лозинский уселся на столешницу, подвинув клавиатуру. — Ну как, Рома, скажешь что-нибудь? Знаешь, я действительно был очень доволен, когда увидел тебя. Очень доволен и очень удивлен. Когда-то ты помог мне… может, ты и не помнишь этого. Парень, который свалился на пол в трамвае… и ты был единственным, кто помог ему встать и выйти. Я действительно был тебе благодарен и жалел, что ты даже не знаешь, как меня зовут. Случайность, что в книге оказалось твое имя… но я, видишь ли, в случайности не верю. Судьба не имеет отношения к случайностям, судьба — это продуманный кем-то план твоей жизни, а я так и не успел тебя поблагодарить. И я не отвел тебя на дорогу, я отвел туда Спирина вместо тебя. Даже зло может испытывать чувство признательности.
— Да какое ты зло? — усмехнулся Роман. — Так, мелкий бес.
— Я не обижаюсь на тебя, — кротко сказал Денис. — Можешь говорить все, что вздумается. Но ты меня разочаровал, знаешь ли. Когда я вижу человека и чувствую его ладонь в своих руках, я узнаю о нем абсолютно все — целое всегда знает все о своей части. Спирин оказался истеричной размазней, к тому же бегал за каждой юбкой, и бабы могли вертеть им, как вздумается. Разве это главный герой? Но тут мне подвернулся ты. Такой великолепный кандидат на роль главного героя! Абсолютно самодостаточный человек со скверным характером, сильный, не оглядывающийся на чужие мнения и не впадающий в состояние восторженного идиотизма при виде женских ног. Человек, живущий в собственном микрокосме. Если тебе нравится женщина — ты берешь ее и забываешь о ней через пять минут. Я вовсе не был против, чтоб вы с Риткой порезвились — это не только естественно, но и необходимо. Только вот не более того. Она в своей книжонке изобразила не только страсть, но и чувства… Никогда в наших книгах не допускалось любовного лепета, всех этих слюней — никогда! А ты меня так подвел!