— Ну ты и сука! — сказала Елена, пытаясь дрожащими пальцами выудить из пачки сигарету. Альбина презрительно фыркнула, и в тот же момент Виктория, до этого нервно протиравшая очки краем кофточки, вскочила со стула так порывисто, словно кто-то невидимый, подкравшись, воткнул снизу в сиденье острейшую вязальную спицу.

— Несчастный случай?! — бормашинка корнейчуковского голоса взвыла на предельных оборотах. — И вы думаете, мы в это поверим. Это ты его убил! — она обвиняющее ткнула торчащим указательным пальцем в направлении Сергея, смотревшего на нее спокойно, чуть склонив голову набок, потом как-то суетливо водрузила на нос очки. — Ты еще вчера… Я же помню, что ты вчера!.. — Виктория оглядела остальных. — Что вы молчите?! Альбина все правильно сказала! Они не хотели… Ты его убил, верно?! Ну, скажи! Я должна знать…

— Ну я убил, — вдруг спокойно произнес Валерий и встал, глядя на Викторию, но ошарашенному Роману показалось, что Нечаев ее не видит — вообще никого сейчас не видит в этой комнате. — Ну знаешь теперь — и чего? Легче тебе от этого?

Прежде, чем кто-то успел отреагировать на эти слова, Савицкий подскочил к Валерию, схватил и поволок прочь из гостиной. Тот не сопротивлялся, еле перебирая ногами, и Роману казалось, что он тащит огромную куклу, только от куклы почему-то пахнет табаком и перегаром. Рита, сорвавшись с места, легко опередила их и выскочила из гостиной первой, а следом за ними выбежал Таранов, выпихнул обоих в коридор, так что они чуть не упали, захлопнул дверь и запер ее на задвижку, и тотчас кто-то изнутри заколотил в нее и визгливо что-то закричал, в унисон ему взвился еще один вопль — бормашинка Виктории работала вовсю. Раздался громкий негодующий лай.

— Какого черта?! — Роман перехватил Нечаева за отвороты рубашки и стукнул спиной о стену, и в ярко-голубых глазах того наконец-то появилось что-то осмысленное. — Что ты натворил?! Зачем?!

— За дело, — вяло ответил Валерий. — Я…

— Я понимаю, что за дело, — зачем им сказал, кретин?! — Роман встряхнул его еще раз, потом отпустил и привалился к стене рядом. Валерий тихо засмеялся и потер щетину на подбородке, потом сообщил — обыденно, будто речь шла о погоде:

— По-моему, я спятил.

— Это уж точно! — зло сказал Таранов, приглядываясь к вздрагивающей двери. — Я бы…

— А мне по фигу! — заявил Нечаев. — Пусть что хотят, то и думают! Пусть боятся! И чего я из-за них дергался? Я думал — люди… а они все мудаки… Все до одного!.. Эта сука, оказывается, хорошо в замках разбирался… Взял и взломал замок… Любопытно ему было, видишь ли… Я спустился, а он там… Вот я ему шею и свернул, — он взглянул на свои раскрытые ладони, потом потер одну о другую. Роман повернулся и посмотрел на Сергея, и тот сразу же нерешительно покосился на Риту.

— Ну? — мрачно вопросила девушка.

— Семыкин взломал замок от подвала, — пояснил Таранов. — А у вас там морозильная камера — вы ж помните?

— Ты там Майю спрятал, да? — она запустила пальцы в волосы и отвернулась.

— Больной ублюдок! — со спокойной злостью произнес Сергей. — Когда спустился, там уже два трупа было… и этот… — он мотнул головой в сторону Валерия. — Кто тебя за язык тянул?!

— Ладно, мы все это уладим, — с неожиданной деловитостью бросила Рита. — Но надо было мне и Ромке сказать — дураки, что не сказали. Сергей Васильевич, я вынуждена лишить вас премии.

— Плачу и рыдаю, — добродушно ответил Таранов. — Ну что, отпирать придурков или пусть сидят?

— Отпирай, еще дверь сломают, а дверь дорогая, — она слабо улыбнулась и взглянула на Романа. — Но раз все… почему ничего не происходит? Ведь должно же что-то произойти?

— А может, оно уже произошло? — предположил Нечаев, отталкиваясь от стены. — Может, действительно все просто написали и… все?

— Надо глянуть на улицу, — Сергей отпер дверь, и в коридор вывалились возмущенные и испуганные литераторы, не позабывшие, впрочем, прихватить свои рукописи, следом выскочил Гай и грозно устремился к Валерию, очевидно, считая его виновником всех несчастий, но Рита с упреждающим окриком поспешно ухватила его за загривок. Гай мог бы без труда вырваться, но вместо этого послушно сел и снова зарычал.

— Валерий Петрович плохо себя чувствует, — громко сказала она. — Несет черт знает что, переутомился. Не обращайте внимания.

— Я в этом доме ни секунды больше не останусь! — гневно заявила Корнейчук и пронеслась мимо, за ней устремились остальные. Рита отпустила пса и, вцепившись Савицкому в руку, потянула его в сторону холла, и оттуда тотчас раздался громкий испуганный возглас. Они переглянулись и побежали, Валерий устремился за ними, но Таранов и Гай, обогнав их, выскочили в холл первыми.

Люди сгрудились перед распахнутой входной дверью испуганным дрожащим полукругом, и Роман сразу же увидел, что в дверном проеме клубится все та же нитчатая тьма — ничего не изменилось, ничего — кроме одного. Они были не одни в холле — перед ними, у покачивающейся тяжелой створки стоял старый знакомый, давно не приходивший и впервые с нетерпением ожидаемый гость, и залетавший с улицы ветер трепал его светлые волосы. Роман, остановившись у подножья лестницы, незаметным движением вытащил пистолет, успев заметить, как Сергей сделал то же самое. Гай залился оглушительным лаем, вздыбив шерсть на загривке и прижав уши, но тотчас же жалобно заскулил и затоптался на месте, сейчас похожий на большого, растерянного щенка. Потом повернулся и помчался вверх по лестнице.

— Ну что, друзья мои? — приветливо вопросил Лозинский, державший в руках тонкую пачку исписанных листов, и из-под его век полыхнуло призрачной зеленью. — Как дела, как успехи? Не передрались? Жертвы есть? Всего одна? Ну-у, да вы просто молодцы!

Он шагнул вперед, и дверь с грохотом захлопнулась за ним. Все вздрогнули, а Елена, испуганно вскрикнув, отскочила назад, налетела на Илью и чуть не упала. Сергей двинулся было вперед, но Роман тотчас ухватил его за рукав и шепнул:

— Не подходи к ним?

— Почему? — Сергей взглянул удивленно и настороженно. Роман покачал головой.

— Сам не знаю. Не подходи — и все!

— Эй-эй! — воскликнул Денис с наигранным негодованием. — Шептаться здесь воспрещается!.. Вижу, вы не теряли времени даром, — он протянул вперед пачку листов. — Я взял на себя смелость самолично принести творение вашего погибшего приятеля, чтоб никто из вас не бегал… Он-таки успел кое-что сотворить.

— Он мертв, какое это теперь имеет значение?! — громко произнес Роман и покосился на Нечаева, мрачно стоявшего рядом и уже державшего в каждой руке по коллекционному мечу — Романа и свой собственный. — Его завершение не считается!

— Еще как считается! — лицо Дениса осветила знакомая солнечная улыбка. — Нельзя же так, нечестно — человек работал, старался… Все считается.

— Теперь ты нас отпустишь? — спросил Зощук, подаваясь вперед и протягивая ему свои листы. Лозинский принял их и похлопал Владимира по плечу, отчего того передернуло.

— А при чем тут я? Говорил же — вы сами все решаете. Сами себя и отпустите. Ты ведь сделал все, чтобы себя защитить, Вова, правда? Как и остальные. Не зря я на вас надеялся. Это действительно потрясающе, когда сюжет настолько гибок, настолько неожиданен, когда писатель сам не знает, чем закончится его книга. Мне никогда не приходил в голову такой поворот событий… Ну что, ребятки, сдавайте сочинения. Посмотрим, полюбопытствуем.

Виктория, сделав шаг вперед, решительно и как-то торжественно подала Денису пачку листов, и в тот же момент Шайдак с резким возгласом, точно ее неожиданно посетило озарение, дернулась назад и яростно рванула свои листы, раздирая их пополам, но те вдруг выпорхнули из ее пальцев, словно огромные бабочки и устремились к Лозинскому. Таранов взмахнул рукой, безрезультатно пытаясь удержать собственную рукопись, выскользнувшую из его кармана, и та, взлетев к потолку, рассыпалась в воздухе бумажным фейерверком. Роман прижал ладонь к груди, но листы выпрыгивали из-за пазухи, словно живые, один за другим, и невозможно было их схватить, точно бумага вдруг стала воздухом. Листы выворачивались из пальцев — его пальцев, Нечаева, прочих и упархивали прочь — туда, где стоял Денис, раскинув руки в ласковом обнимающем жесте, словно желая заключить в объятия старого друга. Он взглянул на Романа — один короткий взгляд, до краев наполненный насмешкой, а в следующую секунду его уже не было, словно и сам Лозинский рассыпался на сотни бумажных листов. Люди стояли неподвижно, потрясенно задрав головы, а над ними с шелестом бушевала веселая бумажная вьюга, и гостиная заполнилась мельтешащими тенями. Ксения подпрыгнула, попытавшись схватить один из ближайших листов, но тот увернулся и порхнул дальше.