— Да идите, дело ваше… Насколько я помню, в страшных фильмах именно таких, как вы, первыми и убивают.

— В страшных фильмах именно такие, как вы, и убивают, — Алина снова отвернулась, не заметив, как в глазах Виталия что-то дрогнуло, и выражение их на мгновение стало ошеломленным, как у собаки, мимо которой промчалась и тут же бесследно исчезла кошка, и теперь она пытается понять, была ли кошка на самом деле. Воспоминание осознание?

мелькнуло и исчезло, и он даже не успел его ухватить. Но это было связано с его рукой. Какимто образом это было связано с рукой… Виталий поднял правую ладонь и посмотрел на нее так, словно она вдруг неожиданно стала прозрачной, потом пожал плечами.

Бред!

— Попляшу да попляшу! — сварливо сказал он в спину уходящей девушке и отвернулся к остальным. Алина в ответ только языком щелкнула.

Все же, сразу заходить за угол не стала — отошла от дома на несколько метров и только потом взглянула на торцовую сторону. В этой части участка не было клумб, а тянулся яркозеленый газон, расчерченный дорожками — уже выложенными яркой кирпичнокрасной плиткой, и вдоль дорожек, повторяя их причудливые изгибы, тянулись аккуратно постриженные кусты вейгелы и барбариса. Уж с этими было все в порядке — барбарис, как ему и положено в это время года, усыпан яркокрасными шариками ягод, вейгела давным-давно отцвела и уже начала терять листья. Через равные промежутки рядом с дорожками стояли фонари — вплоть до самого леса — с круглыми плафонами на граненых черных столбиках.

Глядя на мокрые кусты, она вдруг загрустила — вспомнился дед, прививший ей знания и любовь ко всему, что цветет и зеленеет — дед, творивший чудеса на своем крохотном дачном участке, дед, в детстве казавшийся добродушногрозным божеством деревьев и трав, могущим в равной мере раздавать милости в виде цветов или ягод или молнии в виде шлепков и подзатыльников. Для обозначения всего, что вызывало его наивысшее восхищение, дед всегда почему-то использовал слово «зараза». «Эх ты, какая зараза!» — говорил он, оглядывая особо красивую розу или на славу уродившиеся персики. «Ну, зараза!» — сообщалось маленькой Але с присовокуплением дружеского подергивания за рыжую косичку, и она с удовольствием понимала, что сегодня была особенно хорошей девочкой. Деду бы понравился этот цветник, ведь он мечтал почти о таком же — и цветы, и газоны, и живые изгороди, и узоры из кустов… Однажды он пообещал внучке, что какнибудь в палисадничке возле дома подберет и высадит цветы или кусты так, чтобы они складывались в ее имя. Но не успел…

Алина отвернулась и неторопливо пошла к следующему углу дома, попутно оглядывая его — уже закралась крамольная мысль отыскать хоть какуюто щелку, лазейку, чтобы проникнуть внутрь и хоть чутьчуть отогреться. Может быть даже поспать в горизонтальном положении. Мысль о том, что придется вернуться в автобус, вызывала у нее дурноту. Но пока что щелки не находилось — весь первый этаж был наглухо закрыт и зарешечен — дом казался абсолютно неприступным, словно мнительная старая дева.

Завернув за угол, Алина резко остановилась, словно налетела на невидимое препятствие, а потом улыбнулась — совсем не так, как следовало бы улыбаться при таких дождливозагадочных обстоятельствах.

Если садцветник был их с дедом совместной мечтой, то собственный пруд был ее индивидуальной. Габариты ресторанчика не позволили ей устроит в точности такой, какой она хотела. А этот был точно таким, совершенно таким, не маленьким, но и не очень большим, с невысокими, выложенными крупными плитами сланца берегами, засаженными осокой и камышом, заросший кувшинками, по чьим листьямблюдцам и раскрытым, чуть розоватым цветкам весело шлепали капли, с зарослями пурпурной ивы, клонящей ветви к пузырящейся от дождя воде и с белой беседкой на берегу, заплетенной глицинией. И там должны были быть рыбки — обязательно должны, там, среди листьев кувшинок. И когда она, стуча каблуками по плиткам дорожки, подбежала к берегу и, наклонившись и осторожно разогнав ладонью облетевшие ивовые листья, всмотрелась в пятачок темной воды, убереженной ее зонтом от рябящих ее капель, то там, среди уходящих вниз стеблей действительно сновали яркие рыбки. Она не знала, как они называются, да это и не было важно. Важно то, что они были, и был пруд, и пруд этот почему-то принадлежал не ей. Когда…

— Что это вы тут делаете?

От неожиданности Алина дернулась, поскользнулась и, уронив зонтик и суматошно взмахнув руками, чуть не свалилась в пруд. Да и свалилась бы, не ухвати ее вовремя за предплечье чьито крепкие пальцы. Зонтик заколыхался на поверхности пруда среди кувшинок, словно диковинный корабль.

— Осторожней!.. что ж вы такая пугливая?..

Алексей отпустил ее руку, и Алина сделала шаг назад, удивленно наблюдая, как он вылавливает из пруда зонтик. Достав его, он встряхнул им и протянул ей.

— Вот, держите. Нашли что-нибудь интересное?

— Нет, — коротко ответила она, глядя на особняк поверх его плеча.

— Просто осматриваетесь? — Алексей немного нервно одернул промокший пиджак. — Можно постоять с вами?

— Зачем? — ее голос прозвучал откровенно враждебно. Алексей потер ладонь о ладонь, потом сунул их в карманы брюк.

— Просто… я хотел извиниться. За то, что наорал на вас из-за телефона… На самом деле это такие пустяки. Просто я иногда срываюсь — понимаете, работа нервная, постоянно проблемы… да тут еще эта катавасия с автобусом. И дождь этот проклятый!

— Вы не любите дождь? — чуть мягче спросила Алина, стараясь ухватить его взгляд, но Алексей тут же отвел глаза в сторону.

— Вообще плохую погоду не люблю — куда как лучше, когда солнце…

Алина тут же снова насторожилась, ее лицо стало непроницаемохолодным, и Евсигнеев с досадой понял, что допустил какуюто ошибку. Еще в автобусе он заметил, как она исподтишка изучала его — так и ела зелеными глазищами, точно пыталась вывернуть наизнанку и узнать про него абсолютно все. Но в этих глазах не было выражения простого любопытства — такими глазами заглядывают в паучью нору. А вдруг у нее окажется слишком хорошее зрение, и она увидит то, что не следует? Увидит дождь и то, почему он на самом деле пошел за ней? В последнее время у него появилось много мыслей, и одной из них была та, что всем им, возможно, придется еще очень долго быть вместе.

Подумав об этом, Алексей тут же вспомнил о покушавшихся на квартиру его матери адвентистах, которым сегодня так и не удастся вставить стержень до самого их обожаемого неба, и снова начал свирепеть. «Тупая сука! — хотелось заорать ему. — Я по собственной воле пришел с тобой помириться, и ты должна благодарить… а ты стоишь тут и выкобениваешься, пока мне на голову льет дождь!» Все же он сумел взять себя в руки — даже выражение его лица не изменилось, и все же она, сжимая зонтик обеими руками, отступила назад, вероятно, что-то почувствовав. Алина опасалась его, и с одной стороны это было приятно. Кроме того, чем больше она пугалась, тем сексуальнее становилась.

— Вы хорошо себя чувствуете?

«Как я могу чувствовать себя хорошо, дура?! Как, когда я замерз, дико хочу жрать, на фирме без меня хрен знает что творится, заказы пролетают… Черт бы подрал мамашу и этот автобус! Я бы почувствовал себя лучше, если б дождь кончился! И если бы засадил тебе прямо здесь, а потом утопил в этой луже, потому что мне не нравится, как ты на меня смотришь!»

— Ну… для того, кто вымок и заблудился, не так уж плохо. Особенно рядом с такой девушкой.

Он улыбнулся и заставил себя посмотреть ей в глаза. Капли барабанили по его голове, и Алексею казалось, что они стекают прямиком ему в мозг.

— Девушкой, вот как?! Я-то думала, что всех нас вы зовете «глупыми курицами».

— Слушайте, я просто хочу, чтобы между нами не было никаких разногласий. Мы попали в беду, и свары нам сейчас ни к чему. Я действительно пытаюсь извиниться. В автобусе… я не очень красиво себя вел… Может, пустите под зонт? Меня уже выжимать можно.

— Да пожалуйста, — Алина пожала плечами и приподняла зонт, чтобы он мог подойти. Теперь она снова смотрела на пруд и, казалось, потеряла к Алексею всякий интерес.

«Что, грязные лужи тебе интересней, чем стоящий рядом с тобой мужик?»

— Может, вернемся к остальным? — предложил он, чуть коснувшись ее руки. На этот раз она не отпрянула, а только повернула голову. — Наверное они уже что-то решили.

— Вообще-то, я хотела осмотреть дом…

— Я шел с другой стороны и не нашел ничего, что было бы открыто, — он слегка улыбнулся удивлению в ее глазах. — Да, когда долго едешь и приезжаешь неизвестно куда, то думаешь, прежде всего, о нормальном отдыхе… и чтобы никакой тряски, никакой вони.

и никакого дождя

Ладно, намто, мужикам, проще. А вот вам должно быть тяжело.

Где-то среди мокрых деревьев закричала какая-то птица — тонко, жалобно, словно испуганный ребенок. Тоскливый звук на мгновение рассек шум дождя и тотчас же затих. Оба подняли головы, вглядываясь в чащу, откуда раздался крик, и только сейчас заметили, как низкое небо наливается темносиним, как тонут в нем деревья и словно отступают назад, превращаясь в темную, непроницаемую стену, как сгущается воздух. Сквозь дождь мягко и неумолимо приближалась ночь, не обещая ни звезд, ни тепла, ни покоя, но с избытком обещая неизвестность. Неприступный особняк равнодушно ожидал ее прихода, блестя мокрыми окнами.

— Да, пойдемте к остальным, — севшим голосом сказала Алина, чувствуя, как по спине растекается противный холодок страха. Все восхищение этим местом вдруг ушло, и теперь ей было очень не по себе, словно весь мир исчез и остались только этот дом и стерегущий его лес. И ничего и никого больше — на сотни, на тысячи километров.

Она повернулась и пошла прочь — так быстро, что Алексею пришлось догонять ее бегом.