— Аля… успокойся. Тише, тише… все…

Хохот постепенно перешел в отчаянный захлебывающийся плач — тот нормальный, хороший, облегчающий плач, с которым уходят и боль, и ужас, и все дурное. Она рыдала долго и от души, крепко прижавшись к Виталию, сцепив пальцы у него на спине и уткнувшись мокрым лицом в грудь, а он гладил ее спутанные волосы и слегка качал, словно баюкая, говоря с некоторой ноткой беспомощности:

— Ну что ты, родная… ну перестань… все уже закончилось, тише, рыжик… все закончилось…

Факел в вазе догорел и погас, но в нем уже не было нужды — за окном стремительно светлело, тьма в комнате стала блеклой и тонкой, и предметы выступали из нее, точно прибрежные камни из уходящей с отливом воды.

Алина, наконец, перестала плакать и подняла голову, вытирая ладонью покрасневшее припухшее лицо.

— Уведи меня отсюда, — с усилием произнесла она. — Пожалуйста, уведи меня отсюда.

Он кивнул и помог ей подняться, напоследок бросив хмурый взгляд на откинутую руку водителя. Шатаясь, крепко держась друг за друга, они побрели прочь из комнаты — двое уцелевших в кошмарной катастрофе, еще толком не осознавшие этого. Шли, еще не зная зачем и куда, — просто шли, брели, упорно переставляя ноги, словно движение вдруг стало смыслом жизни. Страшная комната осталась позади, мимо снова поплыли закрытые двери, будто не они перемещались, а время вдруг потекло вспять, и где-то очень далеко бродили задумчивые бесплотные тени, мерещилось громкое "гыгыгы" Жоры, приветствующего удачный исход очередной компьютерной битвы, смешки и прибаутки Олега, который мог бы сейчас выглянуть из двери своей комнаты и обязательно что-нибудь сказануть. Прошла бы, в надменном аристократическом презрении вздернув бровиусики, Ольга. Простучала бы высокими сапогами Кристина, потряхивая чернокрасными волосами и напевая себе под нос. Неслышно и грациозно промелькнула бы Светлана, дружелюбно и немного испуганно улыбнувшись и что-нибудь жуя. Мог бы раздраженно крикнуть что-то из залы Борис, пристроившийся на стуле перед миниатюрным Реймским собором. В тренажерной мог бы греметь тяжелыми спортивными снарядами Алексей, а в ванной Марина перед зеркалом бы тщательно расчесывала свои роскошные волосы… Все это могло бы быть. Это почти было.

Но исчезло.

Просыпающееся утро поглотило тени и призрачные звуки, и остался только пустой мертвый дом. И трупы в комнатах. И двое людей, которые шли вперед.

Только в холле Алина обрела, казалось бы забытую способность говорить.

— Бинты еще остались?

— На кухне, — Виталий, на чьем лице виднелись темные разводы, блеснул зубами, потом пошатнулся, и дальше уже она вела его, крепко придерживая за талию и здоровую руку. Зайдя на кухню, Виталий рухнул на один из табуретов и закрыл глаза.

— Ничего страшного, — пробормотал он, почувствовав испуг Алины раньше, чем она успела его озвучить. — Голова закружилась. Сейчас пройдет. Поищи мне сухого красного вина — там, в шкафчике…

— А таблетки?.. тут лежат…

— Не уверен, что после смерти Евсигнеева они подействуют.

Алина молча выполнила требование, потом с удивившей ее саму ловкостью сменила Виталию повязку, отметив, что кожа вокруг раны покраснела, и выглядела она довольно скверно.

Поглощенная заботами и переживанием происшедшего, она не обращала внимания на происходящее вокруг, и только отложив ножницы, подняла голову, внезапно ощутив ранее не замеченную и очень важную перемену.

— Виталий! Ты слышишь?!

— Что?! — настороженно спросил Виталий, вскидывая голову. Его лицо чуть порозовело, и он стал выглядеть немного лучше. Алина посмотрела на него в упор, ее зеленые глаза искрились.

— Ты слышишь? Дождь! Дождь кончился!

И только сейчас Виталий сообразил, что больше не слышит монотонного тяжелого бесконечного стука дождевых капель, который преследовал их с утра до вечера. Он крутанулся на табурете, обернувшись к окну, в тот же момент то же самое сделала и Алина, и оба прищурились, когда по их лицам, вынырнув из щели между нарядными занавесками, скользнул легкий утренний солнечный луч, в котором затанцевало несколько пылинок.

Они вскочили и, одновременно оказавшись у широкого окна, рванули шторы в разные стороны. Несколько клипс, на которых те держались, отлетели, но это осталось без внимания.

Над особняком торжественно вставало солнце. Мягкое осеннее солнце, оглаживающее еще робкими легкими лучами мокрые стены и умытую листву, глядящееся в зеркала луж на дорожках и зажигающее в каплях на уцелевших цветочных лепестках еще мириады маленьких осенних солнц. Утро разворачивало над лесом свои крепнущие яркие крылья.

Не сговариваясь, Виталий и Алина повернулись и выбежали из кухни. Холл гулко и недовольно отозвался на прикосновение их ног к полу, а потом эхо, улетавшее по "воздушной башне" к высокому потолку стало и вовсе возмущенным, когда они торопливо начали разбирать баррикаду. Оттащили кресла, с грохотом опрокинули прислоненный к двери стоймя диван, отперли замок и распахнули дверь.

Впрочем, даже сейчас они вначале все тщательно проверили.

Убийца был мертв.

Но его ловушки могли быть живы.

В холл ворвался ветер, солнечный ветер, сыроватый, но уже не промозглый, а прохладный, принесший с собой тонкий аромат цветов, запах сырой земли и мокрых опавших листьев. Алина глубоко вздохнула и запрокинула голову. Стена деревьев неподалеку словно расступилась и распрямилась, сбросив с себя зловещую неприступность. Пейзаж больше не казался мрачноунылым. На кончиках игл огромной ели возле дома весело сияли дождевые капли, солнце поблескивало на неровном, мокром борте старенького автобуса, выглядывавшего из-за деревьев, и придирчиво смотрелось в лобовое стекло.

— Что это значит, Виталик?! — Алина обернулась к нему, зябко обхватив себя руками. Ее глаза были широко раскрыты, и в них сверкало недоверчивое изумление. — Неужели действительно все кончилось?! Неужели нас отпускают?! Дождь кончился, солнце… Это знак? Правда? Да?..

Она задохнулась, не в силах продолжать, и Виталий медленно утвердительно покачал головой.

— Думаю, да. Он мертв. Мы живы. Эксперимент это был, или что другое, но это закончилось. Охотиться больше некому. И не на кого, — Виталий протянул руку и сжал ее холодные дрожащие пальцы. — Сейчас мы оденемся. Барахло… к черту его! Я проверю автобус… чтоб никаких сюрпризов. Заберем канистры из подвала. Заправим. И уедем.

— Куда? — губы Алины чуть дрогнули, и Виталий слегка, ободряюще дернул ее за руку. Улыбнулся.

— Куданибудь обязательно приедем. Если будем ехать достаточно долго. Раз все кончилось, то дорога теперь начнется. Как раньше. Не важно, куда. Не важно, кем. Главное, что уедем людьми. То, что снаружи… это пустяки. Мы знаем, кто мы на самом деле. Такого не придумать и не представить. Оно всегда настоящее. В любом месте.

Алина задумчиво посмотрела на листья деревьев, выкрашенные в яркие осенние цвета, на автобус, на мокрые розовые кусты, на свою ладонь и на лицо Виталия.

— Да, — сказала она. — Да. Наверное, ты прав.