— Разве вы не идете спать, — в его голосе прозвучали раздраженные нотки. Алина улыбнулась, точно он произнес именно то, что она ожидала услышать.

— А вы? Или хотите еще посидеть на диванчике?

Голова Виталия, уже начавшая было отворачиваться от нее, резко дернулась обратно, а когда Алина протянула руку и скользнула ладонью по плетеной лозе, на ощупь оказавшейся чуть теплой, он бессознательно сделал шаг вперед и тут же остановился.

— У вас сейчас лицо, как тогда у Бориса… или у меня, наверное… — тихо произнесла Алина, убрав руку. — Вы знаете об этом?

— Разве? — Виталий посмотрел на диванчик — на этот раз почти с ненавистью. — Нет, вам померещилось. С чего… это просто мебель, к тому же не моя… Бористо ладно… может, это действительно те самые часы, а люди, подобные ему, больше любят красивые вещи, чем чьюто жизнь… к тому же, эти часы стоят бешеных денег, а это… — он пожал плечами. — … это просто мебель…

— Подвеска в моей комнате тоже ничего не стоит… но вы же знаете — есть вещи, которые ценны иным — не деньгами. Вещи, которые напоминают о чем-то, — Алина опустила глаза и слегка улыбнулась. Улыбка была туманной, мечтательной. — О чем-то светлом. На какие-томгновения мне даже показалось, что я перенеслась в прошлое… поэтому я так разозлилась, когда вы мне помешали. Вам этот диван тоже о чем-то напоминает?

Виталий, не отвечая, прошел мимо нее и остановился возле двери в залу. Прислонился к косяку и прищурился, глядя на дальнюю стену, где в полумраке угрожающе поблескивало оружие.

— Во дает Кривцов — так спать, что ли, и пошел со своей мизерикордией?!.. Статускво, статус кво!.. Черт подери!.. — он обернулся и пристально взглянул на Алину. — Да, напоминает. Глупо, конечно… — в его голосе мелькнуло раздражение. — У нас был такой, пока мы не переехали в город… В саду росла кривая яблоня — очень старая, ветви свешивались почти до земли… вот под ней было наше местечко — мое и младшей сестры, когда мы были совсем мелкие… и летом он стоял там, его отдавали нам на все лето. Стоял на досках, чтоб мог качаться. Хорошее было время… А потом дом продали, а диван при переезде куда-то делся. А этот точь в точь такой, даже узор, — Виталий хмыкнул, — даже качается и скрипит так же… словно стоит на досках. Только этот совсем новый.

Взгляд Алины чуть потеплел.

— И вам не кажется это странным?

— Нет. В доме, наполненном вещами, хоть одна да может напомнить о чемнибудь каждому. Мне кажется странным наше отношение к этим вещам. Они кажутся слишком важными.

— Они кажутся слишком своими.

— Но они не наши! — Виталий резко оттолкнулся от косяка и быстро пересек гостиную. Остановившись у двери он, не оборачиваясь, сказал: — Я знаю, о чем вы думаете. Подстроить такое невозможно. Подобное обычно не знает никто, кроме тебя самого, а до определенного момента и сам об этом забываешь… Спокойной ночи и не забудьте запереть дверь. И советую не бродить по дому в одиночестве. Это ведь всетаки очень большой дом, — последняя фраза прозвучала достаточно зловеще — случайно или специально, и Алина невольно поежилась.

— Хватит вам! Мне и без того не по себе.

— Это и к лучшему, — заметил Воробьев, выходя. — Чем страшнее вам будет, тем осмотрительней станете себя вести.

— А вы жестокий человек, оказывается, Виталий.

— Такая жестокость только на пользу, — отозвался он уже из коридора.

Алина немного постояла, слушая его быстрые удаляющиеся шаги, и чем тише они становились, тем более длинными и темными казались ей тени в гостиной и тем ближе подступало странно зловещее чувство полуодиночества, будто где-то в комнате присутствовал кто-то невидимый, наблюдающий за ней с неким злым удовлетворением. Выражение ее лица стало горестным. Разговор не получился — и виноват в этом был не только Виталий, но и она сама. А ведь из всех пассажиров…

уже не пассажиров, а, скорее, постояльцев приглашенных только Виталий и Олег пытались что-то понять, в чем-то разобраться, как и она, — пытались, пока…

Пока не нашли в этом доме что-то свое?

Чего ты все время таращишься на эти картины?! Настолько глянулись или настолько хреновые?!

Вспомнив возглас Олега, Алина с любопытством взглянула на одну из ближайших висевших на стене картин и недоуменно пожала плечами. Рисунок в стиле фентези — незаурядный, но отнюдь не гениальный, — пышногрудая дамочка с осиной талией, обряженная в железное полированное бикини, лихо отмахивалась мечом от некого чудища с обилием крыльев, зубов и когтей, причем у чудища был совершенно человеческий, тоскливопохмельный взгляд, и казалось, что хочется чудищу вовсе не свежей девичьей плоти, а холодного пива. Не вызывало сомнений, что Жора в этой картине видел нечто большее, чем она, Алина, что она для него наверняка что-то значила, как и другие висящие здесь картины, но, судя по его реакции, никаких светлых воспоминаний в нем не будила. Скорее наоборот.

Чертовщина какая-то!

Вздохнув, Алина нажала на выключатель и поспешно вышла, словно спасаясь бегством от обрадованно плеснувшейся в комнату тьмы.