Виталий, уже сидевший рядом, на кровати, положил ее ладонь на свою и прикрыл сверху другой ладонью — осторожно, словно бабочку.

— Их нашли?

Она покачала головой и тут же подумала, что ей давным-давно следовало об этом кому-то рассказать. Стало внезапно легко — удивительно легко.

— Нет. Никогда. А ее звали Оксана Щеглова, ей было семнадцать лет. Я узнавала… потом…

— Это страшно, Аля. Очень страшно. И не всякий взрослый такое бы выдержал, а ребенок…

— Я могла бы ее спасти. Если б я крикнула, меня могли бы услышать… они могли бы испугаться… убежать. У меня был очень громкий голос. Но я испугалась… я не…

— Господи, глупая, и ты мучаешь себя этим столько лет? В ее смерти нет ни крошки твоей вины, ты ведь была пятилетней девчонкой. И если б ты крикнула, очень мало вероятности, что тебя бы кто-то услышал, а если и услышал, то ничего бы не понял. А вот они тебя, скорее всего, тоже бы убили. А может, и хуже…

— А может и нет. Теперь этого никак не узнать, — Алина пожала плечами, глядя на его ладонь, прикрывавшую ее. Она была теплой, уютной. — Знаешь, иногда мне кажется, возможно они и не были пьяны или под наркотой… все это больше походило на какойто безумный вирус. Вирус, который пожирает все — и душу, и разум — человек просто исчезает. Кошмарный инфернальный вирус.

— Кто знает, может и так. Наверное, такой вирус действительно существует. Очень многие людские поступки нельзя объяснить с человеческой точки зрения. Живут, как ты, ходят, дышат, нормальные, обычные, а потом вдруг… и никто ничего не может понять — даже они сами, — Виталий нахмурился, словно пытался что-то вспомнить.

— Знаешь, с тех пор я больше всего на свете боюсь, что мне перережут горло, — сипло произнесла Алина. — Что я умру так же, как и она. Несколько лет мне все время казалось, что кто-то подкрадывается ко мне сзади с ножом, и сейчас он схватит меня за волосы и… Можно было сойти с ума. Странно, что этого не произошло. А может, произошло? — она с неожиданно холодной усмешкой взглянула на Виталия. — Может, это все я делаю — просто не помню об этом?!

— Бросить в тебя чемнибудь, чтоб глупостей не говорила? Мне опять начать все сначала?

Алина натянуто рассмеялась, высвободила руку и встала. Ее слегка пошатывало, словно она выпила лишнего.

— Ты ждешь, чтобы я вернула тебе комплимент?

— Вовсе нет, — Виталий потер порез на груди и тоже встал, глянув на позабытый меч. — Но, конечно, мне бы было гораздо приятней, если бы ты перестала обвинять меня в том, чего я не делал. Хотя, похоже, ты искренне в это веришь… и тут мне ничего не поделать.

Алина отвернулась. Ее пальцы бережно обжимали пострадавшее плечо, массируя его, пытаясь хоть немного унять настырную боль. Потом она уронила руку и медленно подошла к окну, воздух за которым уже утратил дневную прозрачность. Виталий удивленно наблюдал, как она поворачивает ручки запоров. Помедлив немного, Алина дернула створку и распахнула ее, принимая в лицо холодную дождевую пощечину. Мокрый ветер взметнул ее волосы, и она подняла голову, щурясь в низкое сизое небо и слушая спокойный стук своего сердца. На пятнадцатый удар Виталий облокотился на подоконник рядом с ней, подставляя лицо дождевым каплям.

— Мне еще никогда не давали такого красноречивого ответа, — негромко сказал он. Алина улыбнулась в дождь, потом глубоко вдохнула, втягивая в легкие отборную порцию свежего холодного воздуха.

— Я не хочу идти вниз, — пробормотала она. — Не хочу их сейчас видеть.

— Я тоже.

— Правда?

— Да. Но нам придется вернуться. Ты ведь сама это понимаешь.

— Ты беспокоишься за них, — она не спрашивала, а утверждала. Виталий нехотя кивнул. — Но ты вовсе не обязан…

— А ты обязана была пытаться им объяснить? Не только себе, но и им? Они люди, Аля. Не злись на них и не обижайся. Они напуганы. Так же напуганы, как и мы.

— Но один из них нет.

— Может, один из них подцепил этот самый вирус?

— Скорее, он сам является этим вирусом. Но несколько минут…

— Несколько минут можно.

Алина снова вздохнула. Ей было холодно, но уходить от окна не хотелось. Она смотрела на подъездную дорогу, убегающую за густые заросли, — иллюзия свободы — кажется, в любой момент можно пойти, побежать по этой дороге, и в этот раз она не закончится, не приведет обратно к страшному особняку.

— Знаешь, в самом начале для меня в этом доме было какоето очарование, пусть и пугающее… и у меня долгое время было странное ощущение, что именно в тот момент, когда я вошла сюда, моя жизнь обрела какуюто законченность, полноту. Мне не на что было жаловаться, у меня вполне… счастливая жизнь, но все же в ней чегото не хватало… какойто мелочи. А здесь…

— Я понимаю, — Виталий кивнул. — У меня тоже. По-моему, здесь у всех так.

— Да. Я тоже так считаю. И поэтому мне кажется, самое ужасное даже не то, что он убил Свету, Олю и Бориса, а то, что он забрал у них это волшебство… Законченность жизни. Он убил их в тот момент, когда они стали абсолютно счастливы.

— Законченность неинтересна. Человек всегда должен к чему-то стремиться, а не сидеть, сгребя в кучу то, что досталось. Законченность устраивает людей ограниченных или старящихся. У законченности нет будущего.

— Зато у нее всегда есть настоящее. Счастливое настоящее. Многим не хотелось бы, чтобы будущее вообще существовало.

— Да ты еще и философ!

— Частично. Но очень паршивый!

— Я это заметил, — Виталий усмехнулся, потом чуть передвинулся, чтобы посмотреть вниз, его локоть дернулся и коснулся ее локтя. Она вздрогнула, но руки не убрала. Напротив, захотелось придвинуться еще ближе. Или чтобы он опять взял в свои ладони ее пальцы.

Или вдруг вот просто так как óбнял бы!

Алина криво улыбнулась. Действительно, правду говорят — когда очень страшно, то хочется либо есть, либо выпить, либо секса. И не обязательно в такой последовательности… Ведь раньше таких мыслей в отношении него не возникало? Или они уже были, просто она их не понимала? Полумысли, на деле превращающиеся в раздражение, которое она то и дело обрушивала на его голову… а ведь он довольно часто бывал прав.

— Честно говоря, не ожидал я, что ты так с мечом… — Виталий провел ладонью по влажным волосам, потемневшим от дождя. — Казалась такой правильной.

Он с оттенком ехидства взглянул на нее, и Алина собралась было достойно ответить, но…

Отчегото вдруг захотелось отвести глаза. Или закрыть их. Или сказать что-нибудь такое, над чем они вместе могли посмеяться. Или запустить пальцы в его волосы — жесткие они или нет? Лицо затопила горячая волна, в глазах защипало, и она ошеломленно заморгала. Виталий отвернулся, и она так и не поняла — заметил он что-нибудь или нет.

— А теперь я кажусь неправильной? — голос ее невольно прозвучал сварливо, и Виталий хмыкнул.

— Да я не в этом смысле.

— Между прочим, ты не боишься, что столь долгое пребывание со мной наедине может окончательно испортить твои отношения с Мариной?

Воробьев снова посмотрел на нее — на этот раз с полнейшим изумлением.

— А разве похоже, что у меня с Мариной есть отношения?!

— Ну, не знаю, мне казалось, что…

— Так и не болтай про то, что тебе только казалось. И вообще поменьше рассуждай на эту тему, — посоветовал Виталий с неожиданной холодностью. — У тебя это хорошо получается только в книге, но не в жизни. Да и, к тому же, вдруг я подумаю, что ты ревнуешь.

— Я что?! — Алина засмеялась. — Ты себе льстишь!

— Вот и славно, — Виталий отвернулся, помолчал, потом непоследовательно заметил: — Холодно. У тебя есть еще какиенибудь тайники?

Почувствовав, как Алина сразу напряглась, он поспешно добавил:

— Я не спрашиваю, где они, просто мне нужно знать, какое еще оружие списать на тебя.

— Аа… Какойто кинжал.

— Все?

— Все, — Алина сердито покосилась на него — ей показалось, что он ей не верит. — Это чистая правда! Мне произнести страшную клятву и съесть землю из цветочного горшка? Или расписаться гденибудь чернилами Фауста?

— Думаю, на сей раз обойдемся без этого, — милостиво ответил Виталий, снова раздраженно потер порез на груди, потом подставил дождю окровавленные пальцы. — Ладно. Надо идти к остальным, пока Дева Севера не пришла за следующим.

— Дева Севера? — с любопытством переспросила Алина. На лице Виталия появилась откровенная досада, он отвернулся.

— Черт!

— Скажи! — она перегнулась через подоконник, чтобы заглянуть ему в лицо, и с удивлением обнаружила, что их язвительный и мрачный полулидерполунадзиратель умеет краснеть, как мальчишка.

— Да ерунда! Просто ассоциации!.. вспомнилась одна вещь… Мне показалось, что она очень подходит… — он покосился на Алину, словно оценивая, достойна ли она его выслушать. — Удивительно, что она начинается почти такими же строками, как и одна из частей твоей книги.

— Прочтешь?

Виталий посмотрел на нее неуверенно и недовольно.

— Я плохой чтец.

— Зато я хороший слушатель.

Он насмешливо вздернул одну бровь, потом перевел взгляд туда, где вершины деревьев подпирали низкое пасмурное небо — мокрая зеленая живая стена их клетки.

Он замолчал, потом начал сердито ковыряться в пачке, пытаясь достать оттуда папиросу, явно злясь на себя за то, что только что сделал. Алина, приоткрыв рот, потрясенно смотрела на него.