Изменить стиль страницы

В пятницу вечером и в субботу на retreat в Питсбурге. Светлое впечатление от о.М.Мацко, от людей, так очевидно "алчущих" и "жаждущих". И, как всегда, эта необъяснимая радость от соприкосновения с "питсбургной", с этой особой Америкой "иммигрантов", с их храмами – безобразными и трогательными одновременно… Все уродливо – домишки, улицы, здания, и вот чувствую, что "веет над этим какой-то таинственный свет". Тут много страдали и много молились. И несмотря на ограниченность этого

1 новые правые (фр.).

Православия, насколько здесь все подлиннее , чем в новых, асептических "suburban"1 приходах.

Разговор вчера с Колей Озеровым о словах . Он пишет какой-то "еретический" синтаксис, но мысли высказывал интересные и мне близкие, ибо применимые к моим размышлениям об "объяснительном" богословии. "Слова, – говорит Коля, – имеют смысл только в определенном контексте ". Но то, что он называет контекстом, я, применительно к богословию, называю опыто м Церкви. Богословие есть постижение непостижимого (а не его "объяснение"). Постижение же это возможно (и необходимо), потому что "непостижимое" дано и раскрывается в опыте Церкви – он "животворит" слова. Объяснительное же богословие навязывает слова извне.

Я знаю твердо, что до смерти мне нужно кончить мою "Литургию"2 , ибо в этой книге и нужно сказать все это (об опыте, о богословии, о словах). Но мое горе в том, что погрязаю в "делишках", от которых не имею права отказаться. So it's up to God3 . Если нужно, напишу. А если не нужно и недостоин, то – не напишу. It's as simple as that4

Вторник, 14 апреля 1981

Крестил вчера внука Юры Степанова, "однокашника" по корпусу. Смотрел на него и думал, что вот все эти пятьдесят лет, прошедшие с тех пор, что мы жили под одной крышей, одной жизнью, он жил – и недалеко, рядом, но совершенно независимо, отдельно от меня. Потом жизнь свела на два часа, года два тому назад, на свадьбе его дочери и теперь еще раз – на крестинах, и это все…

Пятница, 17 апреля 198 1

Сегодня утром проводили в Москву (!) Сережу со всей его семьей. Я ставлю восклицательный знак, потому что не могу привыкнуть к тому, что мой сын живет и работает в Москве…

Последний день Великого Поста. "Заутра Христос приходит воскресить умершего брата…."

Страстной понедельник, 20 апреля 1981

Службы Лазаревой субботы и Вербного воскресенья прошли как-то особенно радостно. В Вербное до Литургии крестили маленького Эндрю Дрил-лока. И этот "Апостол всех Апостолов": "Радуйтесь… и паки реку, радуйтесь…" Действительно – Царство Божие "среди нас", "внутри нас"… Но почему – помимо минутной радости – все это не действует ! Сколько кругом, совсем близко – злобы, взаимного мучения, обид, сколько – можно без пре-

1 "пригородных" (англ.).

2 Книга "Евхаристия. Таинство Царства".

3 Так что как Бог решит (англ.).

4 Очень просто (англ.).

увеличения сказать – скрытой violence. Чего человек хочет, жаждет – больше всего, чего не получая – превращается в "злого" и – получая это – оказывается ненасытным? Признания , то есть "славы друг от друга". Быть для другого, для других – чем-то : авторитетом, властью, объектом зависти, то есть именно – признания , вот, мне кажется, главный источник и сущность гордыни. И именно эта гордыня превращает "ближних" – во "врагов", именно она убивает ту радость, к которой призывает нас вчерашний Апостол.

В Церкви – потому что она "микрокосм" и, главное, потому что она призвана являть в "мире сем" новую жизнь, то есть жизнь, источник, сущность которой не гордыня, а любовь (к "врагам"), – все это особенно очевидно. Вне Церкви, в "мире сем", гордыня, как и смерть, как и власть, как и "похоть" – узаконены и для них, так сказать, найдены формы, их как бы "сублимирующие", превращающие в phaenomenon bene fundatum1 . Отсюда в наши дни, например, эта возня с "правами" и с "демократией". Главная движущая сила этой возни совсем не "свобода", как это принято думать, а уравнение . Это – страстное отрицание иерархичности жизни, защита совсем не права каждого быть "самим собой", а подсознательное утверждение, что, в сущности, все – то же самое и, значит, нет на самом деле "первых", нет незаменимых, единственных, "призванных". Американские писатели и поэты, например, подрабатывают тем, что преподают в университетах "creative writing"2 . Тут поразительна – до смешного – сама идея, что любого человека можно научить быть Шекспиром, достаточно только научиться у "эксперта".

И все же в падшем мире, "во зле лежащем", и права эти, и демократия оказываются относительным добром, относительной регуляцией той вражды всех против всех, что является, на глубине, законом мира сего. Зло они только в ту меру, в какую исчезает понимание их "относительности" и они обожествляются. Добро они, иными словами, только по отношению к тому злу, которое они регулируют и, так сказать, "ограничивают" в его всесилии. Так, они – добро в тоталитарном государстве или расовом, но они сами превращаются в зло там, где они побеждают и становятся "самоцелью", то есть идолом. А становятся они идолом всякий раз, что, переставая быть защитой слабых , становятся орудием уравнения и тем самым – духовного расчеловечивания, в конечном итоге "гордыни"…

В том-то и все дело, однако, что к Церкви все это абсолютно неприменимо. Ибо она не знает никакого иного "закона", кроме закона любви или, лучше сказать, кроме самой любви – отрицанием, оскудением которой, отпадом от которой и является гордыня ("похоть плоти, похоть очей и гордость житейская…"3 ). Любви как Божественной жизни. А в этой Божественной жизни нет гордыни. Отец есть всегда Отец, но все отдает Сыну, Сын "не претендует" на "право" быть Отцом и есть вечно Сын, а Дух Святой – сама Жизнь, сама Свобода ("дышит где хочет…"4 ) – есть Сама Любовь Отца к Сыну, Сына к Отцу, сама Божественная самоотдача и послушание. Эту любовь дарует, ей приобщает Бог человека, и это приобщение есть Церковь. И потому в ней нет

1 обоснованное явление (лат.).

2 "писательство" (англ.).

3 1Ин.2:16.

4Ин.3:8.

никаких "прав" и с ними связанного уравнения . Нет уравнения, и потому нет "сравнения" – этого главного источника гордыни . Призыв к совершенству, обращенный к каждому человеку, есть призыв найти самого себя , но найти не "по сравнению" и не по "самоанализу" (в чем мой potential1 ) – а в Боге. Отсюда парадокс: найти себя можно только потеряв себя, и это значит – отождествить себя до конца с "призванием", с замыслом Бога о себе, но раскрываемом не в "себе", а в Боге…

Любить Божьей любовью . И себя, и других… Как нужно было бы – в наш век почти полного непонимания любви – поглубже вникнуть в радикальную "особенность" Божьей любви. Мне иногда кажется, что ее первая особенность – это жестокость . Это значит – отсутствие в ней той "сентиментальности", с которой уже давно отождествил ее (и потому – само христианство) "мир сей". В любви Божьей нет обещания "земного счастья", нет и заботы о нем. Или, лучше сказать, оно целиком подчинено обещанию и заботе о Царстве Божьем, то есть о том абсолютном счастье, для которого создал, к которому призвал человека Бог. Отсюда первый, основной конфликт между любовью Божьей и падшей любовью человеческой. Отсечь руку, вырвать глаз, оставить жену и детей, идти узким путем и т.д. – все это так очевидно несовместимо с "житейским счастьем". Именно от всего этого в ужасе отшатнулся "мир сей", этого не захотел, это возненавидел. Но – и это самое важное – отшатнулся тогда, когда в самой Церкви что-то переменилось, что-то "отшатнулось". Что? В этом весь вопрос. Но об этом, как говорят в таких случаях, – в другой раз… Надо идти в церковь, "включаться" в Страстную неделю…

Великий вторник, 21 апреля 1981