Пэлем Грэнвил Вудхауз

Собрание сочинений

Том 10. Дживс и Вустер

Ваша взяла, Дживс

Перевод с английского И. Шевченко

Редактор Ю. Жукова

— Дживс, — сказал я, — могу я говорить откровенно?

— Вне всякого сомнения, сэр.

— Боюсь, то, что я скажу, будет вам неприятно.

— Ничуть, сэр.

— Видите ли…

Хотя нет, постойте. Минуту терпения. Я начал не с того конца.

Не знаю, как вы, а я вечно ломаю себе голову, с. чего начать рассказ. Чертовски трудная для меня задача. Тут ни в коем случае нельзя оплошать. Один неверный шаг, и все пропало. Если вы, ради того чтобы создать настроение, подходящую атмосферу и прочий вздор, слишком затянете со вступлением, то слушатели разбредутся.

С другой стороны, если рвануть с места в карьер, публика растеряется и не сможет взять в толк, о чем речь.

Начав излагать эту весьма запутанную историю, где замешаны Гасси Финк-Ноттл, Мадлен Бассет, кузина Анджела, тетушка Далия, дядя Томас, Таппи Глоссоп и повар Анатоль, с вышеприведенного диалога, я впал во вторую крайность.

Придется себя осадить. Взяв во внимание только главное и не отвлекаясь на мелочи, скажу, что, пожалуй, история эта началась с поездки в Канны. Не отправься я в Канны, не встретить бы мне эту самую Бассет и не купить белый клубный пиджак, Анджеле в глаза бы не видеть акулы, а тетушке Далии не пуститься играть в баккара.

Да, вне всяких сомнений, Канны — point d'appui.[1]

Ну вот, теперь полный порядок. Приступаю к рассказу.

Итак, в начале июня я устремился в Канны без Дживса — он намекнул, что не хотел бы пропустить скачки в Аскоте. Вместе со мной поехали тетушка Далия и ее дочь Анджела. Таппи Глоссоп, с которым Анджела была помолвлена, тоже хотел ехать с нами, но в последний момент что-то задержало его в Лондоне. Дядюшка Том, муж тети Далии, остался дома — его на юг Франции калачом не заманишь.

Это завязка: в начале июня мы отбываем в Канны в следующем составе — тетушка Далия, кузина Анджела и ваш покорный слуга.

Вроде бы пока все ясно, правда?

Мы пробыли на Ривьере около двух месяцев, и, если не считать того, что тетушка Далия в пух и прах проигралась в баккара, а кузину Анджелу — она каталась на акваплане — едва не проглотила акула, можно сказать, прекрасно провели время.

Двадцать пятого июля, полный сил и бронзовый от загара, в обществе тети Далии и ее чада я отправился в Лондон. Двадцать шестого в семь вечера мы вышли из поезда на вокзале «Виктория». А примерно в семь двадцать обменялись любезностями и распрощались — они уселись в автомобиль и укатили в Бринкли-Корт, тетушкино Вустерширское поместье, куда через день-другой должен был явиться Таппи, а я поехал к себе оставить багаж, привести себя в порядок, переодеться к обеду и ринуться в «Трутни».

Когда я промокал торс полотенцем после столь необходимого и обязательного омовения и болтал о том о сем с Дживсом, вновь входя в привычный крут столичных новостей, в разговоре вдруг всплыло имя Гасси Финк-Ноттла.

Если память мне не изменяет, у нас состоялся приблизительно такой диалог.

Я: Ну, такие вот дела, Дживс.

Дживс: Да, сэр.

Я: В том смысле, что наконец-то я дома.

Дживс: Безусловно, сэр.

Я: Кажется, сто лет прошло.

Дживс: Да, сэр.

Я: Приятно провели время в Аскоте?

Дживс: В высшей степени приятно, сэр.

Я: Что-нибудь выиграли?

Дживс: Вполне удовлетворительную сумму, благодарю вас, сэр.

Я: Рад за вас. Ну, Дживс, что новенького? Кто-нибудь мне звонил? Или, может, заходил?

Дживс: Довольно часто заходил мистер Финк-Ноттл, сэр.

Я вытаращил глаза. Не будет преувеличением сказать, что я даже разинул рот.

— Мистер Финк-Ноттл?

— Да, сэр.

— Вы имеете в виду мистера Финк-Ноттла?

— Да, сэр.

— Разве мистер Финк-Ноттл в Лондоне?

— Да, сэр.

— Провалиться мне на этом месте!

Сейчас объясню, почему я так удивился. Вообще-то я просто ушам своим не верил. Видите ли, Финк-Ноттл — один из тех чудаков, кто не выносит Лондона, подобные экземпляры нет-нет да и попадаются вам на жизненном пути. Если Финк-Ноттл проводит в Лондоне год, то потом на год забирается в глушь, в свое имение где-то в Линкольншире, обрастает мхом и не является даже на традиционные спортивные соревнования между Итоном и Хэрроу. Однажды я его спросил, не тоскливо ли ему в этакой-то глуши, а он говорит, ничуть, ведь у меня в саду есть пруд, я наблюдаю за тритонами и изучаю их повадки.

Я не представлял себе, чего ради Гасси вдруг прикатил в Лондон. Готов был поспорить, что, пока тритоны у него в пруду не вымрут все до последнего, никакая сила не заставит его покинуть милый его сердцу медвежий угол.

— Дживс, вы уверены?

— Да, сэр.

— Может быть, вы что-то перепутали? Точно Финк-Ноттл?

— Да, сэр.

— Совершенно невероятный случай! Ведь он уже лет пять не был в Лондоне. Как известно, здесь он не в своей тарелке. Все время торчит у себя в деревне в обществе тритонов.

— Прошу прощения, сэр?

— Да, представьте себе, Дживс, именно тритонов. Видите ли, мистер Финк-Ноттл помешан на тритонах. Вы, должно быть, слышали о тритонах. Это такие маленькие ящерицы, они водятся в прудах.

— Как же, как же, сэр. Водоплавающая разновидность семейства саламандровых, биологический подвид Molde.

— Вот именно. Понимаете, Гасси с детства души в них не чает. Он и в школе всегда с ними возился.

— Думаю, среди юных джентльменов, сэр, подобные увлечения не редкость.

— Он держал их у себя в комнате в большой стеклянной банке. Довольно противное зрелище. Уже тогда было ясно, чем все это кончится, но вы ведь знаете, Дживс, что такое мальчишки. В голове ветер, на все плевать, заняты только собой. Мы и значения не придавали тихому помешательству Гасси. Так, иногда, кто-нибудь походя бросит, что на свете еще и не такое увидишь, вот и все. Можете себе представить последствия. Дурь все больше и больше захватывала Гасси.

— В самом деле, сэр?

— Увы, Дживс. Он совсем спятил. Им овладела тритономания. А когда стал взрослым, забился в глушь и посвятил жизнь этим дурацким тварям. Наверное, поначалу думал, что, если захочет, может в любую минуту их бросить. Но не тут-то было — слишком поздно.

— Явление довольно распространенное, сэр.

— Совершенно верно, Дживс. Словом, последние пять лет он безвылазно живет в своем Линкольнширском поместье, отшельник отшельником, людей избегает, через день меняет воду своим тритонам и видеть никого не желает. Вот почему я так удивился, когда услышал от вас, что Гасси вдруг всплыл на поверхность. Просто не верится. Может быть, все-таки вышла ошибка, может быть, приходил какой-то другой Финк-Ноттл? Гасси носит очки в роговой оправе, лицо, как у рыбины. Ну что, сходится?

— Джентльмен, который сюда приходил, носит очки в роговой оправе, сэр.

— И похож на экспонат рыбного прилавка?

— Кажется, в его лице действительно можно усмотреть нечто рыбье, сэр.

— Значит, это Гасси. Но, черт побери, чего ради его занесло в Лондон?

— Вероятно, я мог бы объяснить, сэр. Мистер Финк-Ноттл посвятил меня в причины, побудившие его посетить столицу. Он приехал сюда из-за молодой леди.

— Из-за молодой леди?

— Да, сэр.

— Уж не думаете ли вы, что он влюбился?

— Да, сэр.

— Ну, знаете, Дживс, это уж слишком. Чтобы я такому поверил? Да никогда.

Я и в самом деле был ошарашен. То есть шутки шутками, но надо и честь знать!

Однако мое внимание привлекла и другая сторона этого странного дела. Даже если допустить, вопреки всем законам логики и здравого смысла, что Гасси влюблен, почему он повадился ходить именно ко мне? Когда человек влюбляется, ему необходимо дружеское участие, но почему он выбрал в поверенные меня?