Прекрасные глаза Аделы чуть не вылезли из орбит. Сейчас она была похожа на Луизу де Керуай в ее самые грозные минуты. Если бы кому-нибудь из бывших коллег эпохи немого кино случилось проходить мимо и увидеть ее лицо, бедняга вскарабкался бы на ближайшую пальму, и сманить его оттуда нельзя было бы ни за какие коврижки. Именно так она выглядела в те давние дни, когда входила в комнату режиссера со словами: «Мне надо сказать вам несколько слов, мистер такой-то».

— Я не ослышалась? Смидли? Смидли! Приглашает гостей в мой дом?

— Нет, не ослышалась. Получилось так, что они вчера познакомились и погуляли вместе, после чего Смидли зазвал его сюда на недельку-другую. Джо тебе понравится. Чудный парень.

— Ха-ха!

Билл посуровела.

— Теперь послушай меня, Адела, — сказала она. — Я предвидела, что ты, может, будешь не вполне довольна, и разработала свой план.

— А я разработала свой. Я прикажу Фиппсу вышвырнуть этого субъекта вон.

— Нет, не прикажешь. Ты окажешь ему гостеприимство по всем правилам. Примешь как родного. Именно как родного. Адела, мы с тобой вместе росли!

— Я постаралась с тех пор выстроить жизнь по-своему.

— Когда мы были детьми, — непреклонно продолжила Билл холодным тоном, — я время от времени запускала тебе за воротник червей, чтобы ты не зарывалась. Если ты будешь упрямиться и не примешь Джо как следует, я возобновлю эту практику.

— Сейчас не время шутить.

— Это правда, и тебе будет совсем не смешно, когда ты, показывая после обеда мистеру Глутцу твой сад, почувствуешь, как я запускаю тебе за ворот горсть червяков.

Адела задохнулась от ярости. Сорок лет знакомства с сестрой Вильгельминой давали ей неприятное основание считать, что эти слова — не шутка. Кое перед чем Вильгельмина могла остановиться, но диапазон таких шагов был крайне ограничен.

— Ты на это способна?

— Разумеется, способна. И заметь, я имею в виду не одного жалкого червячка, а целую горсть. Крупных, жирных, скользких червей, Адела. Липких, склизлых, ползающих. Холодных, грязных…

Адела капитулировала.

— Можешь не утруждать себя подробностями, — сдавленно выговорила она.

— Значит, ты все поняла?

— Я готова проявить лояльность по отношению к твоему дружку.

— Хорошо. Эй, Джо! — позвала Билл, подходя к стеклянной двери. — Зайди на минутку! Начинай репетировать свою лучезарную улыбку, Адела. Мне не терпится посмотреть, как она раскроит твою физиономию от уха до уха. И когда ты обратишься к гостю, пусть твой голос зазвучит как у горлицы, кликающей своего любезного. Джо, позволь мне представить тебе хозяйку дома. Моя сестра, миссис Корк.

Джо все еще стоял с понурой головой. Общение с природой, представленной апельсиновыми и лимонными деревьями, пальмами и ящерицами, мало помогло ему превозмочь отчаяние, мертвой хваткой державшее его за горло. Он как в тумане увидел перед собой нечто женского рода, крупных размеров и рассеянно поклонился в этом направлении.

— Здравствуйте, — произнес он.

— Здравствуйте, — с видимым усилием ответствовала Адела:

— Я только что сообщила сестре, что ты собираешься у нее погостить, — сказала Билл. — Она без ума от радости. Правда, Адела?

Повисла недолгая пауза.

— Да, — сказала Адела.

— Она говорит — да. Так что пользуйся гостеприимством без всякого стеснения. Насколько я могу судить, тебя будут принимать как родного.

— Прекрасно.

— Да, я надеюсь, тебе понравится. Родным тут живется замечательно. А, лорд Тофем! — воскликнула Билл, увидев входящего джентльмена. — Идите сюда, пожмите руку Джо Дэвенпорту.

— Привет, — сказал лорд Тофем, выполняя пожелание Билл.

— Привет, — ответил Джо.

— Приветик.

— Да, — кивнул Джо.

Опять воцарилось недолгое молчание.

— Может, вы покажете мистеру Дэвенпорту его комнату, лорд Тофем? — сказала Адела, с трудом выговаривая слова. — Ту, что рядом с вашей.

— С удовольствием, — ответил лорд Тофем, потому что задание было ему вполне по силам. Он жестом предложил Джо следовать за ним. Через открытую дверь было слышно, как он начал описывать Джо свои утренние успехи на поле для гольфа.

Билл вздохнула с чувством выполненного долга.

— Ну, Адела, — сказала она, — тебя можно поздравить. Ты была великолепна. Нотка теплоты плюс аристократическая сдержанность. Просто царица Савская, приветствующая царя Соломона. Но что это с тобой? Тебя осенила какая-то идея?

На лицо Аделы набежало облачко задумчивости.

— Понять не могу, — ответила она, — что мне каждый раз мешало, когда у меня за время твоего визита возникало желание скинуть тебе с лестницы на голову что-нибудь потяжелее?

— Это самые грустные речи, которые мне когда-либо приходилось слышать или читать. А, Кей! Как успехи?

В комнату вошла озабоченная Кей.

— Нигде не могу его найти. Добрый день, тетя Адела. Я искала дядю Смидли.

Из ноздрей Аделы вырвался шумный свист, напоминающий паровозный гудок.

— Я сама его ищу, — мрачно сказала она. — Хочу спросить, что это ему вздумалось приглашать своих мерзких дружков в мой дом.

Билл изобразила удивление.

— Ну вот, а мне показалось, что Джо тебе понравился. Ты была с ним так ласкова. Может, нам Фиппс поможет, — добавила она, увидев дворецкого, вносящего в комнату поднос с коктейлями. — Фиппс, ты не видел мистера Смидли?

— Со вчерашнего вечера — нет, мадам.

— И вы не знаете, где он? — спросила Кей.

— Знаю, мисс, — живо ответил дворецкий. — Он в тюрьме.

ГЛАВА VII

Присутствующие не сразу нашли в себе силы прокомментировать услышанное. Слова будто застряли у них в гортани, и им пришлось довольствоваться языком взглядов, который не всегда способен выразить все оттенки чувств. Первой заговорила Кей:

— В тюрьме?

— Да, мисс. Мистер Смидли находится в руках закона. Он позвонил мне по телефону нынче утром.

Душераздирающий крик вырвался из уст Аделы. Подсчитывая из недели в неделю расходы по дому и наблюдая, как за каждой едой ее родственничек берет себе по две порции каждого блюда, она порой мечтала — кто из нас не мечтает? — о том, как было бы хорошо, если бы в один прекрасный день он обратился в бесплотный дух, бренные останки которого упокоились бы в семейном склепе; но чтобы дело дошло до тюрьмы — это уж слишком. Тюремное заключение — плохая реклама не только для самого узника, но и для его близких. Перед ее глазами предстала газетная страница с шапкой: РОДСТВЕННИК АДЕЛЫ ШЭННОН В ТЮРЬМЕ и фотография самой Аделы Шэннон. Эта картина вызвала у нее очень неприятное ощущение, словно она проглотила тучу насекомых.

— Боже! — простонала она.

— Он предложил мне предпринять необходимые меры по соответствующим каналам, — продолжил Фиппс, — но я не смог отставить свои обязанности по дому.

— Надеюсь, ты не успел об этом кому-нибудь сболтнуть? — осведомилась Билл.

— Нет, мадам. Мистер Смидли попросил меня соблюдать конфиденциальность.

Адела судорожно сжимала и разжимала пальцы, будто смыкая их на шее деверя. У нее мелькнула мысль, что она допустила ошибку, не придушив Смидли вовремя. Вот уж действительно — крепка задним умом.

— Подробности знаешь? — спросила Билл.

— Да, мадам. Мистер Смидли меня проинформировал. Факты таковы. Во время вчерашнего визита в ночной клуб на бульваре Вентура он пырнул конферансье вилкой для устриц. Последний, видимо — застигнутый врасплох, справился с ситуацией и вызвал полицию, которая и доставила мистера Смидли в участок. Надеюсь, это не попадет в газеты, мадам.

— Я тоже надеюсь, Фиппс. Мое воображние отказывает, когда я пытаюсь представить, какой скандал раздует из этого дела Луэлла Парсонс.

— Да, мадам. Здесь воображение бессильно.

— Фиппс, — сдавленно вымолвила Адела, — вы свободны.

— Слушаюсь, мадам.

В отсутствие дворецкого Адела смогла дать полную волю переполнявшим ее чувствам. Она охарактеризовала деверя в словах, которые разили не хуже топора в руках отъявленного душегуба. Она нарисовала законченный портрет отсутствующего, и могла бы бесконечно добавлять к нему все новые и новые штрихи, если бы не задохнулась от ярости. Слушая ее, Билл прониклась невольным уважением к женщине, которую всегда недолюбливала. Конечно, подумала она, у Аде-лы тьма недостатков, но в красноречии ей не откажешь.