Уилмот вскочил, глаза его сияли. Да, был миг слабости, он любил Мейбл отчаянно и безумно, но чеки подписывал шеф. Самая мысль о том, что кассир станет не золотым прииском, а просто дядькой с моржовыми усами, едва не привела к предательству. Но это ушло. Глядя на нее, он обрел былую силу.
— Ъ-ку! — вскричал он. — Какие «Ку-ку»? Нет, какие еще «Ку-Ку»? Ясное, четкое «Ъ». Я понимаю, это обычная ошибка, если «кукушка» — значит, так она и говорит. Но нет! Она говорит «Ъ-КУ».
Раздался странный звук. Это Мейбл, разрезая воздух, кинулась в его объятия.
— О, Уилмот! — рыдала она.
Глядя поверх ее волос на магната, родственник мой с удивлением увидел, что тот, вместе с компаньоном, выгоняет всех из комнаты. Сценаристы текли в коридор пенящимся потоком. Вскоре остались только шефы и влюбленные. Мистер Левицкий запирал дверь. Мистер Шнелленхамер направлялся к Уилмоту, заискивающе улыбаясь.
— Ну-ну, — говорил он, равно как и мистер Левицкий. — Я вас понял. Знающему человеку очень тяжелы такие ошибки. Я вижу, вы преданы нашей корпорации.
— И я это вижу, — поддержал мистер Левицкий.
— Вы не способны ей повредить, вам дороги ее интересы.
— Очень дороги! (Левицкий).
— И небольшие тайны, хе-хе?
— Конечно. Тем более теперь, когда он войдет в правление.
— В правление? — удивился мистер Шнелленхамер.
— В правление. Присвоим вне очереди звание… ну, скажем, в ранге зятя.
Мистер Шнелленхамер немного помолчал.
— Верно, — сказал он после недолгой борьбы. — Я прикажу там, пусть составят контракт.
— Вы согласны, Маллинер? — поинтересовался мистер Левицкий. — Вас устраивает эта работа?
Уилмот собрался с силами. Голова трещала, он ничего не понимал — но Мейбл приникала к его груди.
— Д-д… — начал он, и слова ему отказали. Он кивнул.
АПЕЛЬСИНОВЫЙ СОК
Внезапно в «Привал рыболова» ворвалась кошка, без всяких сомнений получившая под зад. Вслед за ней ворвались и гневные звуки, в которых мы опознали голос Эрнста Биггза, местного кабатчика. Мы удивились. Эрнст Биггз славился мягкостью нрава. Кто-кто, а он бы не поднял ногу на верную спутницу жизни, к тому же — прекрасно ловившую мышей.
Тьму тайны осветил всеведущий Ром-с-Молоком.
— Он на диете. Из-за подагры.
Мистер Маллинер вздохнул.
— Какая жалость, — заметил он, — что ограничения в еде, столь полезные для тела, плохо влияют на душу.
— Да-да, — поддержал его Ром. — Вот дядя Генри страшно растолстел и…
— Однако, — сказал мистер Маллинер, — иногда диета приносит счастье. Возьмем моего дальнего родственника, Уилмота.
— Это тот, про которого вы рассказывали?
— Рассказывал?
— Да, вчера. Он еще кивал, а потом узнал, что малолетняя звезда — просто карлик, а потом женился на барышне, которую звали Мейбл.
— Правильно, это Уилмот. Однако на Мейбл он тогда не женился.
— Вы же сказали, она упала в его объятия!
— Многие девушки падали в объятия, — отвечал мистер Маллинер, — но оттуда выпадали.
Как вы совершенно верно заметили (продолжал мистер Маллинер), родственник мой был обручен с Мейбл Поттер, что преисполняло его крайним благожелательством или, если хотите, доброй волей. Его сияющая улыбка стала притчей во языцех, сама Луэлла Парсонс посвятила ей несколько строк в соответствующей колонке. Любовь, судя по всему, часто оказывает такой эффект. Уилмот только и мечтал, как бы кому-нибудь помочь, и когда однажды утром мистер Шнелленхамер вызвал его к себе, он решил, что и здесь нужна помощь.
Глава корпорации был мрачен.
— Трудные времена… — сообщил он.
— И все же, — возразил Уилмот, — мы слышим радостный детский смех и птичий щебет.
— Птицы — птицами, их дело, — заметил босс, — а мы вот должны сократить расходы. Такое жалованье, увы, нам уже не по карману,
Уилмот огорчился.
— Прошу вас, — воскликнул он, — не платите себе меньше! Вы же неоценимы! И потом, народ всполошится. Еще подумают, что плохо идут дела. Нет-нет, ваш долг — получать 800 000 в год, и ни цента меньше.
— Речь не обо мне, — уточнил хозяин, — а скорее о вас.
— Ах, обо мне! — возрадовался Уилмот. — Ну, это другое дело. Это — разговор. Срезайте, срезайте, прошу. Вы сколько хотели срезать?
— Сейчас вы получаете 1500…
— Да-да, — закивал Уилмот, — огромные деньги.
— Так вот, я подумал, может лучше — 750?
— Какая-то угловатая сумма, — усомнился мой родственник. — Недостаточно круглая. Я бы предложил 500.
— Или 400?
— Можно и 400.
— Прекрасно, — сказал мистер Шнелленхамер, — значит, вы получаете 300. Как-то круглее. Удобнее подсчитать.
— Конечно, конечно, — согласился Уилмот. — Какая погода, а? Я как раз подумал по дороге, что солнце сияет. Что ж, спасибо, шеф. Рад был повидаться.
И, резво напевая, он направился в буфет, где собирался позавтракать с Мейбл. Она немного запоздала, а когда, огорченный ее невеселым видом, он собрался сообщить про птиц, сказала так:
— Это правда?
— Что именно? — не понял Уилмот.
— То, что говорит босс. Насчет твоего жалованья.
— Ах, это! Да, да. Он меня вызвал, смотрю — на нем лица нет. Понимаешь, тяжелые времена. Мы поговорили, то-се, и нашли выход. Ему стало гораздо лучше. И вообще, замечательно.
Мейбл ничуть не обрадовалась.
— Да? — заметила она. — Не думаю. Ты обманул мои ожидания. А я-то надеялась, что ты — настоящий, сильный мужчина! Еще чего! Истинный червяк с позвоночником из спаржи. В общем, можешь считать, что помолвка наша расторгнута.
Уилмот затрепетал.
— Мейбл…
— Все. Конечно, — чуть смягчилась она, — если ты докажешь, что достоин любви, дело другое. А пока — вот такой сценарий.
И, холодно глядя вдаль, она пошла к стойке.
Не трудно себе представить, как повлияло это на Уилмота. Он даже подумал, не зайти ли к шефу и не переиграть; но понял, что это — так же дурно, как отнять у ребенка шоколадку. Словом, он выбрал столик подальше от бывшей невесты и заказал гуляш, салат, пирог, другой пирог, мороженое, сыр, кофе. Поесть он любил, а страданья обостряли эту склонность.
Несколько дней подряд он заедал свое горе. Действительно, боль в сердце уменьшилась, переместившись в желудок.
Все хорошие врачи советуют несчастным влюбленным есть поменьше, иначе бывает примерно то, что в греческой трагедии. Самый лучший, самый способный желудочный сок не справится со своей задачей. Вскоре Уилмот, впервые в жизни, пошел к специалисту по желудочным болезням. Тот оказался человеком суровых взглядов.
— Когда встанете, — сказал он, — выпейте апельсинового сока. На завтрак — то же самое, сок. Ленч… — Он подумал, — сок. Обед — сок апельсина. Между приемами пищи есть не рекомендую, но если вам станет невмоготу… Ну что ж, выпейте сока. Скажем так — апельсинового.
Уилмот смотрел на него, как волк из русских степей, которому вместо крестьянина подсунули вафлю.
— Вы ничего не забыли? — проверил он.
— Простите?
— Может, бифштекс?
— Ни в коем случае.
— Тогда отбивную?
— Абсолютно исключается.
— Значит, один апельсиновый сок?
— Именно, — ответил врач. — Берете апельсин. Режете на две части. Выжимаете. Сок выливаете в стакан… или в другой сосуд, — прибавил он, будучи человеком широким. — И выпиваете.
Получалось неплохо, столько занятных действий, но Уилмот ушел понурый. Он привык не отказывать себе в еде, пробавляясь в промежутках печеньем. Если бы дикие кошки не начали в его утробе недостойную борьбу, он махнул бы рукой на эти советы. Но кошки ее начали.
Вот почему он купил в ближайшем магазине корзину упомянутых фруктов, велел отнести ее к себе домой и пошел покупать выжималку.
Дня через четыре, когда мистер Шнелленхамер совещался с мистером Левицким (эти деятельные магнаты, если не было других возможностей, совещались друг с другом), ему доложили, что пришел Юстес Вандерли, новый сценарист.