— Да, что вы! — говорила она. — Вы очень много сделали, расчистили мне путь. Так и работают на пару. Слава Богу, что мы объединились, а то бы я просто пожала, где не сеяла. Теперь хоть пойду туда с чистой совестью.
— Пойдете? Сегодня?
— А то как же!
— Вы с ума сошли!
— Ну, что вы! Как раз сегодня риска нет.
— После вчерашнего?
— Из-за вчерашнего. Он не решится вылезти.
— Да, верно. Не решится. Значит, я сумею…
— То есть как? Почему — вы?
— Ну, потому…
— Разве мы не договорились?
— Сегодня моя очередь.
— Нельзя же вам идти!
— Можно. Что там, нужно.
— Вы обо мне подумайте! Я лежу в постели, а потом беру половину?
— Вот именно.
— Это смешно.
— Ничуть не смешнее, чем ваш вариант. Ладно, все обговорено. Больше говорить не о чем.
И она ушла, оставив его в тоске и терзаниях, которые можно сравнить только с тоской и терзаниями незаменимого Бакстера.
К завтраку в Бландингском замке спускались не все. В длинной столовой, на столе, стояла еда для тех, кто найдет в себе силы, а прочие завтракали в комнате. Пример им подавал хозяин, который ни за что на свете не начал бы день среди родных и близких.
Тем самым, никого не будили; не разбудили и Бакстера, который провел ночь без сна, уснул утром, проснулся едва не в полдень, когда, по случаю воскресенья, почти все были в церкви.
Наскоро побрившись и одевшись, Бакстер побежал в музей. Он тоже корил себя; его томило предчувствие. Пробегая, он видел в окно, как его господин склоняется с граблями над клумбой. Больше никого не было. Холл явственно хотел, чтобы его оставили в покое. Стены глядели враждебно. Так бывает, когда гость остается один в просторном доме воскресным утром.
Портреты воззрились на Бакстера с холодным укором, особенно — покойная графиня в виде Венеры, встающей из вод. Он не реагировал. Совесть его спала, разум был занят скарабеем. Как же можно, думал он, как можно было остаться на ночь в комнате!? Еще задолго до цели он знал, что случилась беда.
И не ошибся. Музей был на месте. На месте были мумии, яйца, требники, гобелены, равно как и табличка, сообщавшая, что перед вами — скарабей времен Хеопса (IV династии), подарок Дж. П. Питерса.
А вот скарабея — не было.
Бакстер этого ждал, но пришел в себя не сразу. Он стоял и смотрел на пустое место.
Он смотрел на него, когда в музей забрел лорд Эмсворт, истинный чемпион всего, что связано со словом «бродить». По замку граф бродил всегда, особенно — воскресным утром. Он уже побродил по саду, по двору и по библиотеке. Оставался музей.
— Лорд Эмсворт!
Когда секретарь так воскликнул, хозяин почти добрел до него и, видимо, услышал бы и шепот, но, в приливе чувств, тот взревел, словно капитан, беседующий с матросом, который оказался на самом верху мачты. Граф высоко подпрыгнул и, выпутавшись из старинного шитья, осторожно помассировал ухо.
— Зачем вы лаете, Бакстер? — осведомился он. — Честное слово, это слишком. С вами все труднее!
— Лорд Эмсворт, его нет!
— У меня лопнула перепонка!
— Скарабея украли.
Отвлекшись от перепонки, граф удивленно посмотрел туда, куда указывал секретарь.
— Ой, Господи! Вы правы, мой дорогой. Украли. Это очень печально. Мистер Питерc может обидеться. Он может подумать, что я плохо за ним смотрел. Кто же это украл, а?
Бакстер собрался ответить, когда откуда-то из холла послышался такой звук, словно свалилась тонна угля. Раздался крик (оба признали, что это голос Фредди Трипвуда), а потом и явственный звон разбитого фарфора.
Оба, опять же, легко поняли, что случилось. Фредди свалился с лестницы.
Немного сноровки, и мы обратили бы эту часть рассказа в прекрасную притчу о том, как опасно пренебрегать воскресной службой. Если бы Фредди пошел в церковь, он бы не бежал по лестнице; если бы он не бежал, он бы не встретил Мьюриел.
Мьюриел была персидской кошкой леди Энн. Леди Энн, в свою очередь, лежала с мигренью. Когда горничная забирала у нее поднос, Мьюриел вышла следом, надеясь, что ей перепадут остатки жареной форели, которая и составляла скромную трапезу хозяйки. Следуя за горничной, она достигла холла, но та, заметив ее, издала неприветливый звук, напоминающий взрыв бутылки с имбирным пивом, а также пнула ее ногой. Потрясенная кошка кинулась обратно на лестницу, как раз тогда, когда Фредди сбегал вниз.
Он еще мог спастись, с размаху опустив на нее солидную ступню; но не опустил. Спасенная кошка кинулась наверх, он — полетел вниз, пересчитывая ступеньки.
Достигнув холла, он сел среди обломков, как Марий в руинах Карфагена. Ему казалось, что он сломал ногу минимум в двенадцати местах. Отец подбежал к нему в сопровождении секретаря, увидев, что какой-то лакей ставит его на ноги. Это был Эш Марсон, обнаруживший пропажу за несколько минут до Бакстера, и успешно сбежавший.
Итак, он ставил Фредди, но тот снова садился. Когда прибежали отец и секретарь, он жалобно на них смотрел.
— Фредерик! — сказал лорд Эмсворт. — Что же это, мой дорогой!
— Кошка, — отвечал Фредди, — подвернулась под ноги. Кажется, я что-то сломал.
— Ты все переломал, — суховато сказал отец. — Вы с Бакстером прикончите последнюю мебель.
— Спасибо, — сказал Фредди Эшу, который его все-таки поднял. — Отведите меня, пожалуйста, в мою комнату.
Они пошли через холл, Фредди — прыгая, Эш — как бы танцуя польку. Бакстер смотрел им вслед, окончательно убедившись, что его перехитрили. Этот субъект украл скарабея, но обличить его сейчас нельзя. Ничего не скажешь, плохо.
Послышался шум и авангард благочестивых гостей появился в холле.
— Хорошо, — говорил попозже полковник, обсуждая дело с епископом. — Фредди свалился из-за кошки. Но я считаю, что виноват Бакстер. Когда я вошел, он стоял и злобно смотрел, как Фредди уводят. Очень странно, очень. Надо поскорей увезти Милдред. Он совершенно рехнулся.
Узнав, что случилось, мистер Питерc кинулся к себе и вызвал Эша. Когда тот пришел, он булькал от восторга. Он пел, он заливался, он хлопнул Эша по спине, и не сразу понял, что тот говорит.
— Как это — не вы? А кто же?
— Горничная мисс Питерc, — отвечал Эш. — Мы работаем вместе. Мне не удалось, а вот она — украла.
Новые восторги он слушал со смешанными чувствами, но, поскольку чувства эти постыдны, он их подавил. При всех своих недостатках, Эш был справедлив. Когда мистер Питерc отговорил свое и послал его за Джоан, он искренне собрался поздравить ее; однако денег решил не брать.
— Я в порядке, — начал он. — Я сейчас от мистера Питерса, он вынул чековую книжку и заправляет ручку, чтобы чернил хватило. Только вот что…
Она прервала его, как ни странно — глядя на него с укором.
— Только вот что, — сказала и она, — если вы думаете, что я возьму хоть одно пенни…
— Нет, это я не возьму!
— То есть как? Конечно, возьмете, все деньги. Я вам говорила: нарушите сговор — выхожу из игры! Да-да, я понимаю, вы хотели мне помочь, но вышло плохо. Дело — это дело. В конце концов, вы обещали…
— Минуточку! — прервал ее Эш. — О чем вы?
— Как о чем? О том, что вы пошли в музей и взяли скарабея, хотя обещали…
— Да не ходил я!
— То есть как?
— Так. Не ходил. Он у вас.
— Нет, у вас.
— Его же там нету!
— Знаю. Видел. Я зашел туда ночью. Они посмотрели друг на друга.
— Когда вы пришли, его не было? — проверил Эш.
— Ни в малейшей мере. Я думала, это вы. Рассердилась — ужасно.
— Ничего не понимаю, — сказал он. — Кто же его взял? Никто не знал про награду. Давайте вспомним все подряд.
— Я ждала до часу. Потом пошла туда, зажгла спички, посмотрела. Его там не было. Сперва я решила, что ошиблась. Чиркала спичками — нет и нет. Ну, я вернулась к себе, ругала вас. Как глупо! Надо было знать, что вы не нарушите слово. Что же нам теперь делать? — она рассмеялась. — Рано мы заспорили о награде! Ничего нам не причитается.