Итак, Дживс хладнокровно выставил Сирила на улицу наслаждаться утренней прохладой, и я узнал о его существовании, лишь когда Дживс принес мне его визитную карточку вместе с чашкой китайского чая.

— Это еще кто такой, Дживс? — спросил я, недоуменно глядя на совершенно незнакомое имя.

— Насколько я понял, этот джентльмен только что приплыл из Англии, сэр. Он заходил сегодня утром, часа три назад.

— Господи, Дживс! Вы что, хотите меня убедить, что в такую рань на дворе уже утро?

— Он просил передать, что зайдет попозже, сэр.

— Никогда о нем прежде не слышал. А вы, Дживс? Вы о нем что-нибудь слышали?

— Фамилия Бассингтон-Бассинггон мне знакома, сэр. Существует три ветви Бассингтон-Бассингтонов — шропширские Бассингтон-Бассингтоны, гэмпширские Бассингтон-Бассингтоны и кентские Бассингтон-Бассингтоны.

— Похоже, Англия владеет крупными запасами Бассингтон-Бассингтонов.

— Весьма приличными, сэр.

— Так что необходимость импортировать Бассингтон-Бассингтонов из других стран нам в ближайшее время не угрожает?

— Скорее всего нет, сэр.

— Ну, а этот — что он за гусь?

— Не берусь ничего утверждать на основании столь краткого знакомства, сэр.

— И все же, Дживс, какое он производит впечатление? Вы готовы поставить два к одному, что этот тип — не прохиндей и не зануда?

— Нет, сэр. Я не могу позволить себе столь рискованные ставки.

— Так я и знал. Что ж, тогда остается выяснить, к какому именно типу зануд он принадлежит.

— Время покажет, сэр. Этот джентльмен передал для вас письмо, сэр.

— Ах, вот как? — сказал я и взял в руки конверт. И тотчас узнал почерк. — Послушайте, Дживс, да ведь это же от тети Агаты!

— В самом деле, сэр?

— Не говорите так равнодушно. Разве вы не понимаете, что это для нас значит! Тетя просит меня присмотреть за этим умником, пока он гостит в Нью-Йорке. Господи, Дживс, да ведь если мне удастся его как следует ублажить, чтобы он отправил в Ставку благоприятный отзыв, я могу поспеть в Англию к началу Гудвудских скачек. Так что сейчас, Дживс, «настало время, когда каждый честный человек должен прийти на помощь нашей партии[113]». Нам следует сплотиться под знаменами и холить и лелеять этого типа, не жалея сил и средств.

— Да, сэр.

— Он не собирается долго задерживаться в Нью-Йорке, — продолжал я, дочитав письмо до конца. — Покатит в Вашингтон — хочет познакомиться с тамошними важными шишками, прежде чем начнет тянуть лямку на дипломатической ниве. Как вы считаете, сумеем мы завоевать любовь и уважение этого типа парой хороших обедов?

— Думаю, это как раз то, что требуется, сэр.

— Самое радостное событие за все время, как мы покинули Англию. Первый луч солнца сквозь тучи.

— Похоже на то, сэр.

Он стал доставать из шкафа мою одежду, и тут на минуту воцарилось неловкое молчание.

— Не эти носки, Дживс, — сказал я, весь внутренне напрягшись, но стараясь говорить небрежным, беззаботным тоном. — Дайте мне, пожалуйста, те, лиловые.

— Прошу прощения, сэр?

— Мои любимые лиловые носки, Дживс.

— Очень хорошо, сэр.

Он извлек из ящика носки с брезгливостью вегетарианца, вынимающего гусеницу из салата. Видно было, что он принимает это очень близко к сердцу. Мне тоже было чертовски неприятно и больно, но ведь должен же человек хоть изредка настоять на своем, как вам кажется?

После завтрака Сирил так и не появился, я подождал несколько часов и в начале второго потащился в клуб «Барашки» предаваться радостям желудка в обществе некоего Джорджа Каффина, с которым я сдружился сразу же после приезда в Нью-Йорк. Он пишет драмы и тому подобное. Вообще у меня в Нью-Йорке завелась уйма друзей: в этом городе полно симпатичных людей, наперебой протягивающих руку дружбы и помощи заезжему страннику.

Каффин немного запоздал, сказал, что задержался на репетиции своей музыкальной комедии «Спроси у папы». Мы принялись дружно работать ножами и вилками. Подошла уже очередь кофе, когда официант сообщил, что меня хочет видеть Дживс.

Дживс дожидался в вестибюле. Он с болью покосился на мои носки и отвел глаза.

— Вам только что звонил мистер Бассингтон-Бассингтон, сэр.

— Вот как?

— Да, сэр.

— И где он сейчас?

— В тюрьме, сэр.

Я пошатнулся и ухватился за стену. Чтобы такое случилось с протеже тети Агаты в первое же утро, как он прибыл под мое крылышко — это уж, признаюсь…

— В тюрьме?

— Да, сэр. Он сообщил мне по телефону, что его арестовали, и что он будет рад, если вы зайдете и внесете залог.

— Арестовали? За что?

— Он не соизволил поделиться со мной, сэр.

— Плохо дело, Дживс.

— Именно так, сэр.

Старина Джордж любезно вызвался поехать вместе со мной, мы впрыгнули в такси и рванули на выручку. В полицейском участке нас попросили подождать, и мы уселись на деревянную скамью в комнате, служившей чем-то вроде передней; наконец появился полицейский, ас ним — как я догадался — Сирил.

— Привет, привет, привет, — сказал я. — Ну как?

По личному опыту знаю, что человек, выходя из тюремной камеры, бывает, как правило, не в самом лучшем виде. В Оксфорде моей постоянной обязанностью было выкупать из кутузки приятеля, который в ночь после гребных гонок[114] неизменно попадал за решетку, и он всегда выглядел как лягушка, по которой несколько раз прошлись бороной. Сирил вышел ко мне в плачевном состоянии: под глазом огромный синяк, воротник оторван; словом, картина такая, которую не станешь описывать в письме на родину, тем более если пишешь тете Агате. Сирил оказался тощим, долговязым юношей с копной светлых волос и слегка выпученными бледно-голубыми глазами, делавшими его похожим на диковинную глубоководную рыбу.

— Мне передали, что вы хотели меня видеть, — сказал я.

— А, так вы — Берти Вустер?

— Совершенно верно. А это мой приятель, Джордж Каффин. Пишет пьесы.

Мы обменялись рукопожатиями, а полицейский, достав комок жевательной резинки, припрятанной на черный день под сиденьем стула, отошел в угол комнаты и меланхолично уставился в пустоту.

— Что за дурацкая страна! — сказал Сирил.

— Ну, знаете ли, не знаю… вы просто не знаете! — сказал я.

— Мы стараемся, — сказал Джордж.

— Старина Джордж — американец, — пояснил я. — Пишет пьесы, и все такое — ну, вы понимаете.

— Конечно, не я эту страну выдумал, — сказал Джордж. — Это всё Колумб. Но готов выслушать любые разумные предложения по ее усовершенствованию и довести до сведения соответствующих официальных лиц.

— Хорошо: скажите, отчего полицейские в Нью-Йорке не одеваются, как положено?

Джордж осмотрел издали жующего полицейского.

— По-моему, все на месте.

— Я имел в виду, почему они не носят каску, как в Лондоне? Они же у вас одеты, как почтальоны. Так нечестно. Сбивает с толку. Я мирно стою посреди мостовой, гляжу по сторонам, а тут подходит парень, по виду почтальон, и тычет меня в бок дубинкой. С какой стати я должен терпеть такое от почтальона? Стоило тащиться за три тысячи миль, чтобы почтальоны тыкали тебя дубинкой!

— Протест принят, — сказал Джордж. — И что же вы сделали?

— Разумеется, пихнул его как следует! У меня ужасно вспыльчивый нрав. Все Бассингтон-Бассингтоны отличаются вспыльчивым нравом. В ответ он подбил мне глаз, приволок сюда и запер за решетку.

— Сейчас я все улажу, сынок, — сказал я, извлек из кармана бумажник и отправился на переговоры, оставив Сирила беседовать с Джорджем. Не стану отрицать, я был не на шутку встревожен, меня томили самые мрачные предчувствия. Пока этот фрукт околачивается в Нью-Йорке, я отвечаю за него головой, а у меня сложилось впечатление, что ни один разумный человек не согласился бы нести за него ответственность дольше пяти минут.

В тот вечер, вернувшись домой и выпив заключительную порцию виски, принесенную Дживсом на сон грядущий, я задумался о Сириле. Я не мог отделаться от предчувствия, что его первый визит в Америку грозит нам всем суровыми испытаниями. Я еще раз перечитал письмо тети Агаты: не было никакого сомнения: по какой-то причине она покровительствует этому охламону и считает, что единственное мое предназначение на этом свете — грудью заслонять его от любых опасностей и невзгод во время пребывания на борту. Хорошо еще, что Сирил проникся к Джорджу Каффину, старина Джордж — парень благоразумный и осмотрительный. После того как я вызволил страдальца из темницы, Сирил и Джордж отправились на дневную репетицию «Спроси у папы», оживленно болтая на ходу, словно братья после долгой разлуки. Мне кажется, они даже договорились поужинать вместе. Пока за ним присматривает Джордж, я мог быть спокоен.