Насчет Фэнси Хейзл ошибалась, но насчет него оказалась совершенно права. Он так и не смог выбросить Фэнси из головы. Все это было лишь притворством. Когда Фэнси приехала в Парди в первый раз после разрыва с ним, он был вне себя от горя – до такой степени, что сбежал и женился на Нотти, только бы доказать всему свету, а особенно Фэнси, что она для него ничего не значит.

И вот сегодня… Вновь увидеть Фэнси, прижимать ее к себе… Она как ослепительно яркая вспышка, меняющая все вокруг. Как предупреждающий знак «Въезд воспрещен», всю жизнь маячивший у него перед глазами. Как мини-тайфун, вдребезги разнесший его налаженный мир. Она как встречный поезд, столкновение с которым неизбежно. Как страшный диагноз. Как леденящий сердце междугородный звонок посреди ночи. Как смертельная доза наркотика. Ей ничего не стоит лишить его рассудка и самообладания.

Снова связаться с Фэнси – все равно, что вышвырнуть свою жизнь в навозную кучу. Ведь ей нужен всего лишь легкий флирт. А он… Стоит ему оказаться раз-другой в ее постели – и ему уже не вырвать ее ядовитое жало из своего сердца.

Ужасающая мысль неожиданно пришла ему в голову. А что, если в этом уравнении главная составная часть вовсе не он, а Фэнси!

Проклятье, если у Фэнси на него свои планы, то все его решения катастрофически опоздали.

Если через пару дней Фэнси не уберется к чертям из города, то он потеряет Грейси и созданное с таким трудом хрупкое спокойствие.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Так когда же ты поговоришь с Фэнси насчет фермы? – в который раз поинтересовалась Грейси.

– Когда будет настроение. – Джим старательно прятал глаза.

– Ладно, ладно. Сдаюсь. Ты выиграл.

– Отлично.

Тишина. После долгого неловкого молчания Грейси повернулась к раковине, чтобы помыть два яблока.

Джим виновато уткнулся в газету, попытался даже спрятаться за ней полностью, но добился лишь того, что цоканье каблучков ее удобных, практичных туфель стало слышаться еще настойчивее. Грейси мерила шагами линолеумные полы в его громадной кухне, хлопала дверцами шкафчиков, намеренно долго шелестела целлофаном, заворачивая сандвичи близнецам в школу, и с громким бульканьем наливала им молоко в термосы. Все утро, пока прибирала в доме и готовила завтрак, она не оставляла его в покое, задавая один и тот же вопрос.

Впервые Джим от души пожалел, что его мальчишки обстреляли школьный автобус своими чертовыми камнями и разбили заднее стекло. За это им на неделю запретили пользоваться автобусом, и Грейси пришлось каждое утро заезжать сюда по дороге в ветлечебницу, чтобы забрать близнецов и довезти их до школы.

А ему пришлось слишком часто встречаться с Грейси.

Конечно, он был ей искренне благодарен, но…

Зазвонил телефон, и Грейси не успела даже подойти к нему, как мальчишки буквально на первом звонке схватили трубку у себя, на втором этаже. Похоже, они ждали этого звонка. Очень подозрительно.

– Все в Парди только и говорят что о твоем ужасном поведении с Фэнси на похоронах Хейзл, – зашла с другого боку Грейси. – И еще о том, как ты умчался на машине, бросив и меня, и ребят. А Фэнси, чтоб ты знал, держалась великолепно. Она накормила нас ужином и сама отвезла домой.

Опять Фэнси.

– Удивительно, что блудная дочь Парди умеет готовить.

– Мне кажется, она доходит до совершенства во всем, за что берется. Мальчикам было у нее прекрасно. И они так хорошо себя вели. Она умеет находить нужные слова. А знаешь, она сказала, что Хейзл хотела отдать им Горлана.

– Ну, так передай от меня Фэнси, что я лично уже запретил им. Они не получат Горлана, – со злостью отрезал Джим.

– Почему?

– Потому что я так сказал.

Взгляд Джима, как приклеенный, не отрывался от газеты. Фэнси чертовски легко удалось довести его до бешенства. Просто предел успеха. С самых похорон ее имя у Грейси с языка не сходит. Фэнси не только довезла их домой, она еще и весьма хитро предложила близнецам этого пса-пустобреха с кошмарной привычкой грызть все подряд и гоняться за всем, что движется, включая машины, кур и коров. Почти каждое утро – и сегодняшнее не стало исключением – мальчишки вставали слишком поздно, чтобы успеть накормить тех животных, которых уже вытребовали себе. И у Джима не было ни малейшего желания получить в придачу еще и Горлана, чтобы тот спозаранку будил всю округу голодным лаем.

– Джим, твое отношение к Фэнси на похоронах, твое нежелание поговорить с ней насчет фермы…

– Хватит!

– …даже твой отказ взять Горлана… В общем, все кругом говорят, что ты сам на себя не похож. Обычно ты такой спокойный, такой вежливый.

Спокойный и вежливый. Да, возможно, он такой и есть, только когда поблизости нет Фэнси. Но сейчас, с ее возвращением, его настроение стало напоминать ветхий канат, готовый в любую минуту лопнуть в самых неожиданных местах.

– Все кругом говорят… – снова начала Грейси.

– Держу пари, что все – это в основном Уэйнетт и Лайонел Адамс и ты, – мрачно заявил Джим и с такой силой тряхнул газетой, что страница разорвалась прямо посреди его любимой колонки, где сегодня сообщали новости из области молочного животноводства в Германии. – Пусть все идут ко всем чертям! Мне до тошноты надоело жить, оглядываясь на чужое мнение. – Он поднял глаза от газеты. – Эй! Ребята обязаны укладывать свои сандвичи самостоятельно. Ты их избалуешь. И вообще, ты отлично знаешь, что они обожают чипсы и колу, а молоко и яблоки терпеть не могут.

– Может, Адамсы и начали первыми, – не унималась Грейси, – но сейчас возмущены уже не только Уэйнетт с Лайонелом. И не только я. – Заворачивая яблоко, она не спускала глаз с Джима.

– А кто еще?

– Практически все.

– Лучше бы ты постаралась им как-то объяснить, вместо того чтобы…

– Я и говорила всем, что у тебя еще не прошло потрясение от смерти Хейзл. Что ты расстроился еще и из-за фермы, ведь теперь твои планы насчет расширения земель могут рухнуть. И что…

– Ну, так, значит, со временем сплетни прекратятся.

– Но каково должно быть Фэнси! Это же ужасно…

– Она гораздо сильнее, чем ты думаешь. Переживет.

– Она же только что похоронила мать, Джим. И очень страдает. По крайней мере она так говорит. И, по ее словам, она хотела бы быть твоим другом.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что она шныряет по городу и обсуждает меня за моей спиной?! – Джима душила ярость. Фэнси нашла-таки способ подобраться к нему с другого боку! – Черт побери, я думал, она уедет отсюда сразу после похорон!

– Она говорит, что передумала и намерена остаться – на неопределенный срок.

– Что?! – взорвался он.

– Так что тебе лучше сходить к ней и извиниться – вот и все, – настаивала Грейси. Она наконец сложила две сумки с завтраками, поставила их рядышком на кухонную стойку и взяла кофейник, чтобы налить Джиму вторую чашку кофе. – Я же знаю, ты чувствуешь свою вину, – негромко сказала она, наливая кофе тоненькой струйкой. На мгновение их взгляды встретились, и Джим вспыхнул, полный уверенности, что она видит его насквозь. – Ты же не придешь в себя, пока не покончишь с этим, – мягко убеждала его Грейси. – Я уже устала от того, что ты дуешься и хандришь.

Джим поднял голову и мрачно глянул на нее.

Неужели она и вправду считает, что он дуется и хандрит?

С самого дня похорон он ни разу не обнял ее, ни разу не поцеловал, а ведь она такая милая, такая заботливая, эта малышка с золотистыми волосами и огромными застенчивыми карими глазами, которые всегда с обожанием смотрят на него. Но именно это увеличивало его чувство вины, потому что Джим не разделял ее любви. Больше он не мог обманывать самого себя. Она не будоражит ему кровь, в отличие от того, как это без труда удается Фэнси. Достаточно Фэнси хотя бы появиться рядом – и у него по жилам начинает струиться жидкий огонь.

Грейси такая милая и добрая, такая сдержанная и воспитанная. И так чертовски хорошо обращается с его животными. К тому же обычно она не спорит с ним и не возражает. Сама покладистость – как раз то, что ему, по всеобщему мнению, и нужно. И готовить любит, а это немаловажно для человека тяжелого физического труда.