Изменить стиль страницы

– Джек Расселл просил меня побеседовать с вами.

Она прищурилась.

– Интересно, почему? И откуда вы знаете мистера Расселла?

– Мы партнеры и работаем в одной юридической фирме. Он сказал мне, что вам нужна юридическая консультация.

Она смотрела на него, не в силах произнести ни слова, а потом сдавленно засмеялась.

Если бы ее спросили, кого она хочет увидеть на своем крыльце, крокодила или Дэвида Чэмберса, она бы предпочла рептилию, хотя у крокодила нет юридического образования. Она вздернула подбородок.

– Можете сообщить мистеру Расселлу, что я вас выпроводила.

– Ну что ж, Скарлетт, я тоже считаю, что для вас это пустая трата времени. Я сразу сказал Джеку, что у вас нет шансов.

– Спасибо, мистер Чэмберс. И до свидания.

– Я передам Джеку привет от вас.

– Пожалуйста.

Он кивнул, вышел на крыльцо и начал спускаться по ступенькам… Черт, зло подумал он и повернулся к ней.

– Я был не прав.

– Это точно.

– Это я потерял время. Целый день.

– Какая жалость, – сладенько сказала она.

– Да. Думаю, это разобьет вам сердце, если я скажу, что собирался быть дома, на своем ранчо.

– Боже, – промурлыкала она. – А я и не знала, что и в столице государства есть ранчо.

Она нежно засмеялась таким смехом, что ему захотелось подойти, схватить ее и трясти до тех пор, пока она не перестанет смеяться…

Или схватить ее и целовать до тех пор, пока она не обмякнет в его руках.

– Мне кажется, у вас есть выбор, – сказал он резким тоном. – Либо вы будете довольны тем, что мой уикенд пошел по вашей милости к чертям собачьим, либо перестанете важничать и расскажете мне свою историю. А мне, честно говоря, глубоко наплевать на то, что вы предпочтете.

Это было не так. Стефани видела по его лицу. Решительное, красивое лицо, о котором она так часто думала в прошедшие дни и ночи.

Все в нем было точно таким, как она помнила. Волосы зачесаны назад и забраны в сексуальный хвостик. Кожа того золотистого оттенка, которого нельзя добиться ни с помощью крема, ни с помощью кварцевой лампы. Хорошо сшитый темный костюм, белая рубашка и шелковый галстук, что были на нем две недели назад, уступили место серому твидовому пиджаку, светло-голубому бумажному свитеру и летним брюкам из хлопчатобумажного твида. Она представила себе его ранчо, с вылизанными лужайками и снующими слугами, и большой, обшитый панелями кабинет, увешанный головами убитых животных, где он сидел, изображая из себя героя с Дикого Запада, в то время как снаружи работали на него до седьмого пота другие…

– … решение.

Стефани заморгала.

– Я не слышала. Что вы сказали?

– Я сказал… – Он демонстративно посмотрел на свои часы. – Принимайте решение. Если я возвращаюсь в Вашингтон, то мне пора. – Он холодно улыбнулся. – Может быть, я еще успею приятно провести вечер пятницы.

Ему не требовалось спрашивать. Дэвид чуть не улыбнулся. Лицо Стефани было словно открытая книга. Она хотела, чтобы он ушел. Точнее, ей хотелось спустить его с лестницы.

Но она хотела также, чтобы он остался. Это не удивило его. Она обратилась к Джеку за помощью. Отвергнуть эту помощь сейчас было бы глупо.

Он снова приподнял рукав и взглянул на часы.

Это возымело действие.

– Хорошо, мистер Чэмберс. Даю вам десять минут.

Невероятно.

– Вы ничего мне не даете. – Дэвид с каменным лицом оглядел ее. – Это я – тот человек, который может вам дать что-то. И если вы так не считаете, я немедленно уйду.

Краска залила ее лицо.

– Вы мне несимпатичны, мистер Чэмберс, – сказала она. – Проясним это для начала.

Он засмеялся:

– Почему, Скарлетт, дорогая? Ведь вы уже почти разбили мое сердце.

– Я бы посчитала это за комплимент, да ведь мы оба знаем, что у вас нет сердца. – Стефани кивнула в сторону двери. – Мы можем поговорить здесь, в гостиной.

Дэвид заколебался. «Пойдем ко мне, сказал паук мухе…»

– Вы идете, сэр? Или вдруг передумали?

«Передумай, – сказал себе Дэвид. – Не будь идиотом, Чэмберс».

– Не говорите глупостей, – сказал он, натянуто улыбаясь. – Никогда и ни на что я не променял бы разговор с вами.

И он неторопливо двинулся следом за ней через холл в гостиную.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Гостиная соответствовала духу дома. Большая и помпезная. Пережиток прошлого. Предполагалось, что она должна произвести впечатление, особенно на людей, на которых производят впечатление темные бархатные диваны и кресла, словно прогнувшиеся под чьей-то тяжестью. На столах лампы под шелковыми абажурами с бахромой сражались за место с легионами позолоченных купидонов и фарфоровых пастушек.

– Садитесь, мистер Чэмберс. – Стефани резко выдвинула верхний ящик шведского бюро красного дерева. – Вон тот двухместный зеленый диванчик – самое удобное место.

Дэвид с сомнением посмотрел на диванчик. Он едва ли назвал бы его «удобным», но, оглядев другие кресла и диваны в этой пещероподобной комнате, решил, что, пожалуй, она права. Он провел рукой по прямоугольнику белого кружева на подголовнике.

– Салфеточки, – сказал он с усмешкой. – Я и не знал, что их делают до сих пор.

Стефани повернулась к нему, держа в руке пачку бумаг. Подобие улыбки тронуло уголки ее губ.

– Их не делают, их делает Клэр.

– Ваша золовка?

– Да.

– У меня была тетушка, которая украсила салфеточками все кресла и диваны в комнате, которую называла «залой». – Дэвид подошел к большому камину, засунул руки в задние карманы брюк и поставил одну ногу на решетку. – В эту комнату входить не разрешалось, но иногда, когда мы приезжали в гости, я проскальзывал туда. Кресла, которые скрипели, когда в них садились, абажуры, покрытые пылью… – Он смешался и поспешно сказал: – Здесь не так, как в зале тетушки Мин. Здесь… э… интересно.

– Не пытайтесь быть вежливым, мистер Чэмберс. Это вам несвойственно. Кроме того, к чему жеманство? Эта комната неинтересная. Она уродливая. Все понимали это, кроме моего мужа. – Она протянула ему документы. – Здесь вся моя переписка с адвокатом, судьей, сДоусом и Смитом…

– Это адвокаты Клэр?

– Правильно.

Дэвид разложил документы веером.

– Впечатляюще.

– Но что толку. Я проиграла битву еще до первого выстрела.

– Да. Джек говорил мне, что ваш муж и его сестра владели всей собственностью совместно. Это значит…

– Я знаю, что это значит, – нетерпеливо перебила его Стефани. – Но я также знаю, что Эйвери обещал мне…

– … деньги, – сказал Дэвид.

– Деньги, на которые я имею право. – Ее лицо порозовело, но голову она держала высоко. – Сказав, что я проиграла битву еще до того, как был сделан первый выстрел, я имела в виду, что вы должны знать: в этом округе не найдется ни одного человека, который бы хотел, чтобы мне достался хоть один цент из состояния моего покойного мужа.

– То, что хотят люди, имеет мало общего с тем, что предписывает закон.

Стефани засмеялась.

– Мистер Чэмберс, оглянитесь вокруг. Вы находитесь в доме Эйвери Уиллингхэма, в городе, который назван в честь его прапрапрадеда. Может быть, я даже пропустила одно или даже два «пра». Мой муж владел этим городом и его жителями. Его здесь все обожали и почитали…

– Все, – сказал Дэвид, смотря ей в лицо, – кроме вас.

Стефани не отвела взгляда.

– Вы прибыли сюда, чтобы осудить меня, сэр, или дать совет? Если осудить, то мне осуждения уже хватило на всю жизнь, и вам остается выйти сразу вон в ту дверь. Если хотите дать совет, тогда я рекомендовала бы вам познакомиться с этими бумагами и потом сказать мне, что вы думаете.

Дэвид улыбнулся.

– Я заметил, что вы не сторонница учтивости, присущей женщинам Юга, миссис Уиллингхэм.

– Учтивость – это притворство, – холодно ответила Стефани, скрестив на груди руки. – И у меня нет ни времени, ни терпения на учтивость.

– При том, – так же холодно сказал он, – что на карту поставлено состояние вашего мужа.