Это было огромной глупостью приводить сюда Лорел. Энни должна была предвидеть, что Лорел будет очень тяжело видеть всех этих счастливых детей. Это лишний раз напомнит ей о том, что она потеряет.

Лорел выглядела ужасно, но Энни не могла заставить себя подойти и успокоить ее. Почему Долли так бесцеремонно вмешивается? И что она здесь делает? Ривка и Долли не были близкими друзьями. Они просто знакомы. Возможно, Долли пригласила себя сама.

Энни остановилась, едва не наступив на толстого светловолосого ребенка в голубом вельветовом комбинезоне, который старался влезть на ножку журнального столика.

Она сказала себе, что Долли просто пыталась быть доброй. Она не произнесла ни единого слова упрека, когда узнала, что Лорел беременна, и всегда с готовностью возила ее к врачу, или в магазин за тканями для шитья, или же за карандашами, пастелью и бумагой для рисования.

Было бы лучше, если бы Долли появлялась не так часто. Да и щедрость ее была чрезмерной. Даже доброта может быть чрезмерной, подобно тому, как от слишком большого количества сладостей вас может начать тошнить.

И все же где-то в глубине души ей очень хотелось, чтобы Долли приласкала и ее тоже. Она думала о том, как было бы сейчас хорошо прижаться щекой к большой мягкой груди Долли и ощутить на волосах теплое поглаживание ее пухлой руки.

Когда она пробралась в ту часть комнаты, где стояли Лорел и Долли, они уже двинулись вперед по темному коридору, ведущему в спальни. Энни на минуту остановилась, а потом последовала за ними.

Она нашла их в комнате Шейни. Они сидели на краю кровати, на розовом покрывале с оборкой, на котором расположился целый зоопарк плюшевых зверей. В углу комнаты стояла кроватка Шейни, которую Ривка хранила для тех случаев, когда ее внуки приходили к ней в гости. Энни остановилась в двери, чувствуя неловкость от того, что, возможно, пришла не вовремя. Но как это может быть? Разве она не была Лорел ближе других? Разве не была она в большей степени, чем кто-либо другой, матерью для Лорел?

Долли посмотрела на нее и приветливо улыбнулась, и от этого Энни почувствовала угрызения совести за то, что была к ней так несправедлива. Лорел даже не подняла головы, она была в хорошеньком красном платье для беременных, которое сшила себе сама. Энни очень хотелось сесть рядом с ней, но что-то сдерживало ее.

– Да, от этого кто угодно может расстроиться, – сказала Долли и замолчала. – Видеть, как маленькое существо лежит на столе и у него, как у ягненка, отрезают часть тела! Нужно быть сделанным из камня, чтобы не чувствовать к нему жалости. Я не знаю, как его мать…

– Я не из-за этого, – вскинула голову Лорел, щеки ее горели, как красные флаги. Она тихо сказала: – Это вовсе не из-за этого.

– Почему ты не скажешь, из-за чего? – ласково, но твердо спросила Долли. – Возможно, я смогла бы тебе помочь.

– Дело в моем ребенке – Лорел положила руки на живот, как будто это был воздушный шар, который надо было держать, чтобы он не улетел. – Я не хочу его отдавать… но я боюсь оставить его. Я еще не готова стать матерью. – Она замолчала. – Я не знаю, что делать.

Энни открыла рот, чтобы начать говорить. Ей хотелось сказать своей сестре чтобы она не беспокоилась. Но язык не слушался ее. Душа ее разрывалась. Она злилась на Лорел и одновременно жалела ее. Все эти месяцы она хотела поговорить с Лорел о ребенке, но она всегда думала, что если Лорел захочет поговорить с ней, то постарается сделать это, когда они будут вдвоем. Почему же Лорел не подождала еще несколько часов, до тех пор когда они будут одни?

– О, бедная, бедная моя малышка, – закудахтала Долли, как курица над своим цыпленком. Энни смотрела на них и ощущала себя беспомощной и разбитой. Но вдруг ее раздражение против тетки исчезло… она увидела слезы в глазах Долли. – Знаешь, хотя я и не показывала виду, но я очень беспокоилась за тебя. Это ужасно, ведь тебе надо сделать выбор. И я боялась… дать тебе плохой совет или… повлиять как-то на твое решение.

– Как ты думаешь, что мне делать? – спросила Лорел очень тихо, так что Энни пришлось напрячься, чтобы услышать ее.

Долли прикусила губу, как будто она какое-то время боролась сама с собой и наконец приняла решение:

– Я в своей жизни совершила столько ошибок, что никому никогда не отважусь советовать. Я только знаю, что бы сделала я, если бы была на твоем месте… как бы я себя чувствовала, если бы мне Господь Бог послал такое чудо, как ребенок. Поэтому, возможно, я не тот человек, который может дать тебе совет.

– Ты считаешь, что мне надо оставить его? Долли отвернулась, в глазах ее засверкали слезы.

– Лапочка, я бы хотела, чтобы ты его оставила… но я не хочу сказать, что ты должна это делать… но если бы ты оставила его, то это был бы самый желанный ребенок в целом мире. Для тебя, для меня, для Энни… и я не могу представить себе ничего такого, что бы мы ему не дали.

Энни казалось, что она вот-вот зарыдает. Хотя Долли говорила сбивчиво, но так чистосердечно, что сказала именно то, что надо. Она выразила словами то, что чувствовала Энни… что, несмотря на то, что у Лорел не будет ни мужа ни приятеля, которого бы они знали, и это помешает ее учебе и свяжет ее… было бы большой ошибкой, ужасной ошибкой отдать ребенка.

– Долли права, – сказала она сестре стараясь говорить четко и уверенно. Она подошла поближе и опустилась на колени рядом с Лорел. Она взяла ее за руку, рука была холодной и неподвижной. – Разве мы не справимся? Разве мы раньше не справлялись?

Лорел бросила на нее странный, равнодушный взгляд.

– Ты – да. Ты всегда со всем справлялась. – Она сказала это очень грустно, а в ее голубых глазах был упрек, хотя и едва заметный.

– Послушай, – вмешалась Долли. – Я знаю, это будет трудно… Но появление ребенка не значит, что ты должна бросить учебу. Ты можешь перейти в Нью-Йоркский университет, или в Коппер-Юнион, или еще лучше в Парсонс. Я могу помочь, я могу заплатить за няню. – Она бросила быстрый настороженный взгляд на Энни: – И на этот раз я не собираюсь слушать твои возражения. Ты все сделала сама, хотя тебе и было тяжело… именно так ты всегда говорила… и я восхищаюсь тобой. Я наверняка не смогла бы сделать то, что сделала ты, во всяком случае, без посторонней помощи. Но сейчас все обстоит по-другому. И если ты скажешь нет, ты многого лишишь и Лорел, и ребенка.

– Энни тут ни при чем. – Лорел выпрямилась и, повернувшись к Энни, посмотрела на нее так, будто полоснула острой бритвой. – Все дело во мне. – Она встала. – Извините меня, но мне надо пойти в ванную. – Она чуть заметно улыбнулась.

Когда она ушла, Энни посмотрела на стоящую в углу комнаты кроватку. Она вспомнила, как Ривка с гордостью сказала ей, что в этой кроватке выросло девять малышей, и это было заметно. Украшения из эмали в изголовье кроватки потрескались и в некоторых местах отвалились, изображение медвежонка на другой спинке поблекло и было почти невидно, а перекладины были поцарапаны в тех местах, где малыши вгрызались в них своими режущимися зубами. Она чувствовала себя… почему-то побежденной. Хотя она никогда не рассматривала эту ситуацию как соревнование или борьбу. Разве они с Лорел не должны быть по одну сторону баррикад?

Она вспомнила то время, когда сама была еще ребенком, а Лорел только что родилась, и как она старалась справиться с булавками, меняя ей пеленки. Однажды она на минуту отвернулась… и Лорел как-то сползла со стула. В ужасе Энни бросилась вперед, и по какой-то счастливой случайности ей удалось схватить Лорел за щиколотку уже внизу. Ее движение было похоже на движение, которое делает привязанный к веревочке мячик перед тем, как начать подниматься вверх. Затем, увидев, что ее маленькая хорошенькая головка с мягкой кожей на макушке находится в сантиметре от остроугольной деревянной игрушки, и услышав громкий плач, она подумала, что это плачет Лорел… и только потом поняла, что это плачет она сама…

Сейчас Энни тоже готова была расплакаться. Но вдруг она почувствовала, что Долли коснулась ее руки.