Симрустар была почти обнажена. От засохшей крови ее лицо превратилось в черную маску. Она смотрела из тени, что отбрасывали ее сбившиеся в клочья, свисающие волосы. Она не видела ни Эльминстера, ни кого-либо еще в Фэйруне. Она задыхалась и скулила, и при этом в уголках ее дрожащего рта вздувались пенные пузыри. Даже если бы в этих глазах еще сохранялось какое-нибудь сознание, Эльминстер все равно не смог бы рассмотреть его признаков.

Пожалуй, Эландор оказался даже более порочен, чем думала Симрустар. Эл почувствовал боль, сострадание и тошноту. Виноват был он, перебросив Эландора через ее защиту и позволив ему читать ее воображение. Если бы можно было вернуть все назад, он не стал бы делать этого.

– Леди, – сказал он, или почти что сказал, – Симрустар Аугламир, – тихо позвал он, сознавая, что на самом деле не произносит ни звука. Может быть, если бы он мог проникнуть прямо в ее сознание… Или это нанесло бы ей еще больший вред?

А потом она чуть не упала лицом в землю, потому что наткнулась на край оврага. Эл пожал плечами: ей уже трудно повредить еще больше. Если только хищник? Эта опасность была очень реальна и скоро станет еще реальнее, поскольку наступали сумерки. Он плавал у нее перед глазами, за которыми не было ничего, кроме темной пустоты, опять звал ее по имени, внимательно прислушивался. Ничего.

Тогда Эл проплыл сквозь тело измученной леди и с печалью увидел, как она отшатнулась, пуская слюни и бормоча что-то нечленораздельное. Нет, он ничего не мог сделать.

В нынешнем своем состоянии он не мог даже погладить ее по спине или заговорить с ней, чтобы хоть как-то успокоить. Он стал настоящим фантомом… а она, похоже, умирала и, весьма вероятно, была безумной. Сиринши могла бы помочь ей, но он не знал, где можно найти леди Олуэваэру.

– Мистра, – опять вскричал он, – помоги мне! Пожалуйста!

Он ждал, дрейфуя, время от времени с тревогой заглядывая в невидящие глаза продолжавшей ползти вперед Симрустар, но, сколько бы он ее ни звал, никакого зримого отклика не было. Пока она медленно прокладывала свой тяжкий путь через лес, Эл растерянно плавал рядом с ползущей и стенающей волшебницей.

Один раз у нее из груди вырвалось:

– Эландор, нет! – И Эл понадеялся, что услышит еще какие-нибудь отчетливые слова, но она зарычала, взвизгнула, а потом разрыдалась. В конце концов, рыдания опять перешли в невнятное бормотание.

Наверное, сейчас Мистра даже не слышала его. Нет, это глупости; ведь это она, должно быть, восстановила его рассудок после взрыва в руинах замка. Хотя на сей раз, кажется, она хочет, чтобы он усвоил этот урок.

Если сейчас Эл полетит обратно через горы и пустыню к той башне Мистры, что находится за Аталантаром, или в одно из тех потаенных мест богини, о которых он слышал, возможно, что жрецы вернут обратно его тело.

Пожалуй, вернут, если смогут хотя бы почувствовать его. Но кто сказал, что они смогут то, чего не смогли заклинания эльфов Кормантора?

Возможно, его заметили бы, если бы он наткнулся на какое-нибудь развернутое заклинание или проник бы в палаты мага, пытающегося сотворить новое волшебство. А еще ему придется покинуть Симрустар…

Эл раздраженно кружился в воздухе, мучительно перебирая решения. Он ощущал досадное бессилие и мог только наблюдать, как она будет ранена или как на нее кто-нибудь нападет и убьет, быть может, прямо сейчас.

Конечно, если бы он восстановил свое тело, то отыскал бы потом Симрустар с помощью заклинания или, в конце концов, послал кого-нибудь, чтобы спасти ее. Например, Сиринши. Но вряд ли у него много шансов убедить дом Аугламира, что Эландор Ваэлвор бросил их драгоценную дочь и наследницу ползать по лесу, подобно обезумевшему животному. Спрашивается: откуда бы ему, ненавистному человеку, это знать?

Нет, он ничего не может сделать для Симрустар. Если она умирает здесь, то это еще не значит, что она невиновна в нынешнем своем положении. Нет, видят боги, задолго до того, как волшебница наткнулась на Эльминстера и решила использовать его, она не один раз заслужила такое наказание.

И все же Эл был почти так же виновен в ее нынешнем состоянии, как если бы лично разрушил ее рассудок и тело.

Принц бросился обратно в город в надежде, что сможет с кем-нибудь связаться. Он так спешил, что летел прямо на деревья, даже не задумываясь о том, проскакивать их или огибать, проносился по улицам через величественные здания Кормантора и даже сквозь сверкающие доспехи военачальника, как раз формировавшего из своих воинов патруль, который с его одобрения должен был покинуть город.

Спускались сумерки. Эл устремился мимо линии светящихся воздушных шаров, освещавших улицу, затем мимо второй, на которой он натолкнулся на какое-то собрание. Хотя один из шаров, кажется, все-таки закачался и вспыхнул чуть ярче, когда он проскакивал сквозь него, сам он ничего не почувствовал.

Он повернул к дворцу коронеля и на этот раз увидел слабый свет в верхней части красивой башни, которую он раньше не заметил. Последние отблески дня легли на парк; он помедлил возле окна, заглянул внутрь и увидел палату, в которой сидел в кресле и явно спал коронель. Сиринши прислонилась к подлокотнику его кресла, она что-то говорила шести сидевшим кольцом вокруг нее волшебницам Суда.

Если у него и была какая-то надежда получить помощь в Корманторе, то она находилась именно в этой комнате. Взволнованный Эльминстер помчался вдоль стены, отыскивая какую-нибудь лазейку, через которую он смог бы проникнуть во дворец.

Нашлось чуть заметно приоткрытое окно, но оно вело в кладовую, столь надежно отгороженную от остальных помещений дворца, что дальше ему пути не было. Совершенно расстроенный, он снова выскочил наружу; каждый впустую потерянный миг означал, что он не услышит большую часть беседы в той освещенной палате. Эл опять бросился вдоль стены и обнаружил одно из тех огромных окон, в которых «стекло» было вовсе не стеклом, а завесой из невидимого магического поля.

Он почувствовал легкое покалывание, когда метнулся через него, и чуть не повернул обратно, чтобы пройти через него снова в надежде, что это покалывание означает возвращение плоти, но нет. Пока нет. Сейчас ему нужно подслушать, о чем говорят на этом собрании.

Принц знал, в какую комнату ему нужно попасть, а чувство направления подкреплялось все тем же покалыванием, которое усиливалось, чем ближе он подбирался к нужному помещению, минуя одно охраняющее заклинание за другим. Конечно, Сиринши не хотела, чтобы кто-нибудь, кто бы он ни был, подслушал то, что обсуждалось в этом зале.

Однако дверь в палату была массивной и старой. За многие столетия использования она так поизносилась, что вокруг рамы образовалась изрядная щель. Эл метнулся к ней и проскочил через кольцо слушающих волшебниц прямо к хрупкой фигурке в центре.

Незаметно было, что Сиринши слышит или чувствует его, хотя он орал, звал ее по имени и даже размахивал внутри нее руками. Тогда он вздохнул, смирившись с этой своей тихой призрачностью, и устроился парить над вторым, свободным, подлокотником кресла коронеля. Эл стал серьезно прислушиваться. Кажется, он поспел – благодаря Мистре – к лучшей части беседы.

– Бураэле и Младрис, – продолжала говорить Сиринши, – все время должны прикрывать тело Митантара, я уж не говорю, что и себя, конечно, поскольку любой противник, получив отпор при первом нападении на Эммита, постарается обезвредить защитника. Его мантия лучше любой из наших, и я предлагаю только одно: Силмэ должна набросить сеть наблюдения, которую я дала. Вместе с мантией Эммита она будет служить ловушкой. Вы и Холон будете все время по очереди возвращаться, чтобы проверять ее. Да, сеть будет стегать по спине любого, кто попытается вырваться из нее с помощью заклинаний. Такая трепка будет хорошо защищать, не нанося при этом вообще никакого вреда. Я хочу, чтобы вы две не нападали на них, а только определяли, кто это, и как можно скорее сообщали нам.

– А мы, значит, опять остаемся не у дел, – с легким разочарованием заметила Айаланда, показав жестом на себя и сидевшую рядом с ней Йатланэ.