Городскому человеку подобное поведение кажется нелепым: не лучше ли было упредить тигра и начать его донимать до того, как он кого-нибудь задавит? Может быть, и лучше, но на это у людей не хватает духу. Потребность же отомстить оказывается очень сильной и мобилизует коллективное поведение. Можно думать, что тактику преследования хищника с добычей с успехом применяли предки человека.
Эта мстительность объединяет людей в борьбе не только с хищниками, но и между разными группами людей. Вчитайтесь в «Илиаду», и вы обнаружите такие картины: два войска стоят насупротив и вяло обмениваются стычками. Но вот один герой убит. Тут же за его труп завязывается жаркая схватка, гибнут воины. Она продолжается, пока одна из сторон окончательно не завладеет трупом героя. Создается впечатление, что отбить его тело — чуть ли не главная цель воюющих. А покинуть поле боя, оставив погибших товарищей в руках врага, — страшное и позорное поражение для всех воинов во все времена. С точки зрения холодного разума, потеря трупов никак не может быть существенной утратой, хотя бы по сравнению с самой гибелью воинов. Другое проявление той же программы — кровная месть, порой передающаяся от поколения к поколению.
Если я не убедил вас, Неблагосклонный читатель, и вы более склонны искать объяснение такому поведению в области сложных и возвышенных чувств и мыслей, то я подброшу вам для раздумья пример, когда уж таких мыслей и чувств нет наверняка. Многие общественные насекомые имеют врожденные программы коллективной мести куда более совершенные и сложные, чем у приматов (с ними можно ознакомиться в прямом смысле «на собственной шкуре», убив вблизи от гнезда ос, муравьев или пчел нескольких из них). Так вот, среди этих насекомых есть такие виды, для которых отбить труп павшего в бою товарища — святое дело. Более того, некоторые муравьи не только уносят с поля боя раненых и трупы, но и хоронят последних. Наверняка без всяких мыслей о потустороннем мире, в который отправляются души павших товарищей.
Не будем забывать и о других особенностях нашего вида
На последнем этапе эволюции разумный человек по пока не ясным причинам прошел через этап каннибализма и теперь по своим врожденным программам — людоед. Каннибализм неизбежно должен сопровождаться не только полным снятием запретов «не убий» и «не бей признавшего себя побежденным», но и возникновением жажды убить, в том числе и детей и женщин. У каннибала снят запрет на мясо и кровь своего вида. С этого времени удовлетворение кровожадности стало одним из иррациональных мотивов войны, хотя бы у части ее участников.
Важную роль в возбуждении злобы и агрессивности к чем-то непохожим на меня людям играют программы этологической изоляции от генетически близких видов. Оставшись без естественного адресата после вымирания других видов рода Человек, эти программы легко переадресуются на чем-то непохожих собратьев по виду. Ошибке способствуют яркие различия разных племен и народов в языке, одежде, укладе жизни и других небиологических, ненаследуемых признаках. В естественной природе так вполне могли бы отличаться друг от друга разные виды. При этом происходит снятие врожденных запретов не наносить ущерба особям своего вида.
При внутрипопуляционных конфликтах иррациональным мотивом часто служат программы отделения «своих» от «чужих», особенно в условиях разрушения среды обитания или переуплотнения популяции. Они срабатывают на любые второстепенные признаки, связанные с различиями по расе, происхождению, языку, культуре, религии, взглядам и т.п. Это тоже сопровождается снятием моральных запретов в отношении «чужих».
Избыточная милитаризация
Нет ничего странного в том, что территориальные конфликты сопровождают всю писаную и неписаную историю человечества. Для нас более интересно, всегда ли они рациональны, оправданны, или зачастую инстинктивные программы срабатывают без должной необходимости. Как выяснили этнографы, у некоторых племен войны стали главным занятием в жизни. Ученые изучали такие застойные племена и установили, что, как правило, эти войны давно лишились всякого смысла и пользы для воюющих сторон. Эти вояки не способны дать своей воинственности сколько-нибудь разумного объяснения. Очень похоже на господство инстинктивных программ над обыденным групповым менталитетом.
На подобной почве легко образуется группа воинов, которая, с одной стороны, существует как бы для защиты общества, а с другой — сама для себя. Большую часть времени они проводят в военных упражнениях, а время от времени находят повод повоевать с соседями. Так бывало в древние времена, та же участь постигла и некоторые народы на некоторых континентах в наше время, и дай бог, чтобы эта участь — появление воинственной, ни на что больше не способной прослойки населения — миновала народы бывшего СССР.
Если занятых «ратными трудами» воинов общество берется кормить, открывается путь к возникновению паразитических военных каст. Каста может разрастаться, как раковая опухоль, истощая ресурсы общества. С древности до наших дней действует этот механизм излишней милитаризации, во многом определивший ход истории человечества. В наши дни всяк с удивлением осознал, что военно-промышленный комплекс вкупе с правящими идеологами, преувеличивая опасность, исходящую от других стран, оседлал все ресурсы социалистического лагеря и направил их на все большее свое разрастание.
В связи с этим очень интересно образование военных каст у общественных насекомых, когда-то вставших на путь войн и шедших этим путем десятки миллионов лет. У многих из них касты воинов не только сами не желают добывать пропитание, но и разучились самостоятельно принимать пищу, их кормят сестры-рабочие. У некоторых видов воины изменились морфологически, превратившись в живые инструменты для войны. Есть воины-танки, воины-артиллерия, воины-противотанковые средства, воины-химические мины, воины-фортификационные сооружения и т.д. У некоторых видов термитов каста воинов распалась на несколько подкаст, для разных целей войны предназначенных и по-разному выглядящих. Вот до каких крайностей может довести естественный отбор генетические программы вида, вставшего на путь избыточной милитаризации!