Adieu. Mes deux mots sont devenus quatre pages. Je suis donc moins paresseux que je ne croyais l’être. — Je retourne dans quelques jours à Turin, et c’est là où vous pouvez m’adresser votre lettre, si tant est que Paris vous laisse le loisir de l’écrire. Adieu. Portez-vous bien et conservez-moi un peu d’amitié.

T. Tutchef

Женева. 11 апреля <18>38

Пишу вам всего два слова, любезный Гагарин, ибо у меня нет ни времени, ни настроения, чтобы писать больше. Я узнал, что вы в Париже, туда и направляю эти строки. Не ведаю, каковы в настоящую минуту ваши планы и надежды на будущее, но во всяком случае вы можете воспользоваться моим сообщением, как вам вздумается. — Вот в чем дело: в Турине освобождается место 2-го секретаря, так как малоросс, занимавший его доселе, на днях покидает Турин с тем, чтобы более туда не возвращаться. И вот теперь, когда я ознакомился с краем, я подумал, что место это во многих отношениях могло бы оказаться для вас подходящим, если только вы не имеете в виду чего-либо значительно лучшего. — Согласен с тем, что жизнь там весьма бесцветна, но пусть это вас не пугает; служба в Турине будет для вас лишь временной квартирой в Италии, что даст вам возможность изъездить ее вдоль и поперек и выбрать по желанию наиболее подходящее для себя местожительство. Таким образом, этап служения 2-м секретарем пройдет там более незаметно для вас, нежели в каком-нибудь другом городе, а вы знаете, что при новых порядках мало вероятности перешагнуть через дипломатические ступени. Рассчитывать на противное — заблуждение, от которого следует тщательно оберегать себя, ибо некоторых оно уже погубило. — Что касается Обрезкова, то могу поручиться, что его характер ничуть не хуже, если не лучше, чем у большинства лиц, слывущих за людей с прекрасным характером. Закрепившаяся за ним репутация — весьма пошлый наговор, и чтобы рассчитывать на наилучшее отношение с его стороны, не нужно даже быть таким, как вы. Впрочем, возможно, что вам и не придется иметь с ним дела. — Он уже давно стремится покинуть Турин, а неприятность, только что пережитая им при этом дворе, не может способствовать тому, чтоб настроение его изменилось. Наше Министерство с своей стороны также поймет, что противиться этому желанию было бы несвоевременно и неуместно, — а ввиду того, что сейчас другого поста для него не имеется, я полагаю, ему с удовольствием дадут отпуск, о коем он так страстно мечтает.

Вот мои соображения относительно этого места. — Если вы найдете их достойными внимания, примите соответствующие меры и, не теряя времени, предпримите надлежащие шаги в Петербурге, ибо в соискателях не будет недостатка. — Вот еще совет. Вы, должно быть, известились о том, что императрица приезжает в Тегернзее, т. е. в Кройт, в конце июля. Государь прибудет за ней туда в последних числах августа. Туда же направится и вице-канцлер, равно как добрые три четверти нашего дипломатического мира в Германии. Будут различные передвижения, может статься, и вам посчастливится, если вы туда приедете. Там вы встретите Крюденеров, Лерхенфельдов, и их содействие облегчит вам возможность наилучшим образом устроить ваши дела. — Более пространные сведения об этом путешествии вы можете получить либо из Мюнхена, либо из Петербурга, через госпожу Крюденер или мою жену. — Не пренебрегайте этим случаем — вам нетрудно будет извлечь из него пользу.

Простите. Мои два слова разрослись в четыре страницы. Следственно, я менее ленив, чем предполагал. — Через несколько дней я возвращаюсь в Турин, куда вы и можете направить свое письмо, если только в Париже вы удосужитесь его написать. Прощайте. Будьте здоровы и сохраните для меня крупицу вашей дружбы.

Ф. Тютчев

Тютчевым И. Н. и Е. Л., 17/29 июня 1838

Munich. Ce 17/29 juin

Quand vous recevrez cette lettre, chers papa et maman, il y aura six semaines d’écoulées depuis la catastrophe du «Nicolas»… Ainsi n’en parlons pas… Je suis sûr que dans le moment où vous en avez eu la première nouvelle, votre affection ne m’a pas manqué et que vous avez toute une partie de ce que j’ai dû éprouver.

J’ignore si vous avez eu connaître du détail de cet événement… Les journaux en ont dissimulé le plus qu’ils ont pu. Ces détails sont épouvantables. Il y avait là dix chances de mort pour une chance de salut. Après l’aide de Dieu — c’est à la présence d’esprit, c’est au courage de Nelly que je dois sa vie et celles des enfants. On peut dire avec rigoureuse vérité que les enfants ont dû deux fois la vie à leur mère.

J’étais tranquillement assis dans ma chambre à Turin — c’était le 11 de ce mois — lorsqu’on est venu m’annoncer purement et simplement que le «Nicolas», parti le 12/26 mai de St-Pétersb avait brûlé en mer. Et en effet, c’est ainsi que les journaux fr qui nous en ont donné la première nouvelle avaient rapporté le fait… Heureusement j’ai pu sur-le-champ partir de Turin. J’ai pu le faire déjà sans préjudice pour ce service, attendu qu’Obrescoff y était encore et qu’il y reste jusqu’à la fin du juillet. Il avait envoyé sa femme à Berlin pour plaider sa cause auprès de l’Empereur et attend son retour à Turin pour le quitter définitivement. Il m’a témoigné beaucoup d’amitié dans cette circonstance. C’est un galant homme! Ce n’est qu’arrivé à Munich que j’ai appris les choses telles qu’elles se sont passées et huit jours après j’ai eu la consolation de voir arriver Nelly moins souffrante et moins brisée que je ne l’avais craint.

Maintenant vous savez que nous avons tout perdu. Les 4000 r que l’Emp a eu la bonté de faire donner à ma femme ont suffi pour parer aux nécessités les plus urgentes et à couvrir les frais du voyage. Arrivé à Turin, je vais me trouver, pour mon début, en face d’un dénuement complet.

Je connais votre affection pour moi. Je l’ai assez souvent éprouvée. Ainsi pour toute prière je n’ai besoin que de vous dire la peine où je suis. D’autre part je voudrais vous être à charge le moins possible. Voyez ce que vous pouvez faire pour nous. Pourriez-vous — sans un trop grand dérangement pour vos affaires m’avancer en une fois deux années du traitement que vous me faites. Car, comme le Ministère paraît disposé à me laisser ch d’aff pendant plus d’une année, je pourrais plus tard me passer plus facilement de vos secours — maintenant il me faut indispensable. Adieu. Je baise vos mains. T. T.

P. S. Que fait Dorothée? Où est-elle et comment se porte-t-elle? Je lui ai écrit il y a trois semaines environ de Turin — aussitôt après avoir reçu la triste nouvelle de la mort de son enfant. Mais, d’après ce que ma femme m’a dit, ma lettre ne l’aura plus trouver à Pétersbourg. — Pauvre Dorothée! J’ai partagé du fond du cœur sa douleur et celle de son mari. Ce n’est pas là ce que j’avais espéré pour lui et pour elle — lorsque la nouvelle de la naissance de leur enfant est venue, la nuit, m’éveiller sur le bateau à vapeur qui allait, encore une fois, m’éloigner de vous. Que ce temps m’est présent et que de choses se sont passées depuis. Ah, quel rêve que la vie.

Adieu, chers papa et maman, quand donc nous reverrons-nous, pour ne plus nous séparer?

Куда как часто мне хочется отдохнуть под вашею кровлею, чтобы память про детство, про лучшее время жизни, не совсем выдохлась из души. — Простите. От Николушки жена получила письмо по приезде. Он очень был встревожен известием — до такой степени встревожен, что написал целых две страницы с половиною.