Я подумала: «Боже, богатая голова-штепсель».

— Какой пилот? — спросила голова. Пру? — Дай сюда Пру, лапочка, сделай милость. Пру, я что, такси заказывала?

Трантша зашипела, скривив губы:

— Не такси — мебель.

— Да черт с ним, какая разница. Дай ей выпить и присылай сюда.

Меня это не заинтересовало. Я стала нащупывать свой монитор.

— Сейчас начну заносить ваше барахло.

— Пусть подождет, — сказала она.

Я оставила мебель ждать. Я зашла внутрь, чтобы выпить с Девере.

Помню, что до гнездышка, которое она свила себе на самом верху своего дома, был долгий путь. Там находится лабиринт безопасности. Трантша вприпрыжку скакала впереди меня по коридорам, открывая решетки ладонями.

Там стоял тошнотворный сладкий запах, как в больнице, только с примесью джина и духов. И там была Девере в заляпанном летном костюме, катаясь в разбитом кресле и посасывая замороженную трубку.

— Войдите, — сказала она. Мне подумалось, что голос у нее похож на машину, имитирующую кошку. Словно кто-то программировал его в таком режиме, чтобы он звучал, как у огромной кошки, но на середине устал.

Я вошла. Там была настоящая помойка: развалившиеся стопки пленок, распечатки, грязные тарелки, одежда, наваленная поверх серьезного оборудования, книги, полотенца, огарки свечей, упаковочные обертки, заказные устройства с изолентой и торчавшим из них резиновым шнуром. Я понятия не имела, каково назначение половины из них или чем они были раньше.

Правда, я уже знала, кем была Девере. Вернее, кем она была теперь.

У нее даже была голограмма «Магрот Дфоника», она висела над кроватью, как алтарь.

Она разглядывала меня, оценивая на глаз. Я почти ощущала, как жужжит ее память. Заговорив, она обратилась не ко мне, а к трантше:

— Боже мой, Пру, ты права. Я счастлива познакомиться с этой молодой женщиной. Совершенно счастлива, — сказала она мне, обнажая зубы.

Она выбралась из своего кресла и подошла пожать мне руку, протянув свою. Я видела, где она была залатана. Она выглядела так, словно форсировала исполнительные механизмы. Мне кажется, она хотела, чтобы я заметила это, чтобы посмотреть, как я буду реагировать.

— И КАК ТЫ ОТРЕАГИРОВАЛА?

— Пожала ей руку.

— И КАКОЕ У ТЕБЯ БЫЛО ОЩУЩЕНИЕ?

— Рука как рука. Это и была рука. Ее рука.

— ДА, КАПИТАН, НО Я ИМЕЮ В ВИДУ, КАК ТЫ СЕБЯ ЧУВСТВОВАЛА?

— Я устало думала, голова-штепсель. Я думала об Энджи. Мне не хотелось доверяться этой женщине с восстановленной головой и тефлоновой гидравликой.

Как выяснилось, доверие сюда и не входило. Когда Девере чего-то хочет, она не ходит вокруг да около.

Она обратилась к трантше:

— Пру, ты знаешь, где я, если я тебе понадоблюсь. Значит, сделай так, чтобы я не понадобилась.

Потом трантша удалилась, а ее хозяйка очень быстро меня напоила. Она дразнила меня обрывками своей славы. Она все время ходила вокруг, притрагиваясь к своим сувенирам, голограммам с изображением ее и ее экипажа, позирующего рядом с ее истребителем, тем самым, который уничтожил «Магрот». Я не знала, что говорить. Я сказала — это красивая машина.

Она подошла и встала надо мной.

— Я тоже, — сказала она. Она согнула запястья, и все ее молнии с жужжанием расстегнулись.

— И ты тоже, — сказала она и приложилась ртом к моему рту.

Рот у нее был настоящий. Руки были настоящими, а все тело — мускулистым и загорелым. Требовалось немного времени, чтобы привыкнуть к ее глазам. Для этого они и нужны, поэтому она и носит их такими.

Она никогда не перестает быть знаменитой, ни на минуту. Она говорит, например, такие вещи: «Они хотят забыть меня. Но я все время высовываюсь и раздражаю их. Я их нечистая совесть, лапочка. Вот что я такое». Или еще она говорила: «Я знаю, что они обо мне сейчас говорят. Но мне просто плевать».

Она всегда говорила «они». Чуть-чуть напоминала Реллу, правда. Иногда «они» — это были все мы, каждый обитатель системы, все мы, которым нечем было больше заняться, как только обсуждать Девере и придумывать про нее лживые сплетни. Но иногда «они» — это были капеллийцы. Они уничтожили ее, а потом снова собрали, и теперь сохраняли как образец для своих собственных целей.

Бионика была вся из протезов, но и она были компенсационной: усиленные способности, металлические мускулы, видео-зрение и воспроизведение.

— ОНА, НАВЕРНОЕ. ОБОШЛАСЬ ИМ В ОЧЕНЬ КРУПНУЮ СУММУ.

— Она говорит, что она — PR упражнение. Они хотели продемонстрировать, как они могут быть благодарны людям, которые хорошо им служат. Говорит, у нее есть небольшой имплантант для того, чтобы усиливать ее оргазмы. Были ночи, когда я ей верила. И она может создать себе любое электро-психо-фармацевтическое состояние, какое захочет, а потом, когда устанет от него, обновить всю циркуляцию крови, просто подумав об этом.

Правда, то, что течет в жилах у Девере, — это не совсем кровь.

Нижняя часть у нее ужасна, хотя она на этом играет. И у нее есть зависимости, как у других людей — потребность в кислороде.

— Они просматривают мой мозг, — поведала она мне. — Да, да, просматривают. Я их любимая мыльная опера. Иногда я чувствую их там, внутри, как они копаются. — Она застонала. Звук был такой, словно со скрежетом переключилась передача. Она схватила меня за руку, чуть не сплющив ее. — Господи, Табита, я чувствую их сейчас. — Она каталась по кровати. — Убирайтесь из моей головы, вы, благожелательные ублюдки! — Она сжимала голову руками и пронзительно кричала: — Убирайтесь из моей головы к чертовой матери! Мне пришлось позвать Пру, чтобы она запустила перезагрузку. Пру, естественно, во всем винила меня. Она меня ненавидела.

Девере не слишком распространялась о своей карьере, во всяком случае, не в прямой форме. Она родилась на Земле, в Штатах. В школе она занималась исключительно физикой и гимнастикой, выигрывала призы, а потом ее подцепил какой вербовщик для космических ВВС. Она прошла обучение в «Хай-Граунде» и очень рано попала на войну, даже раньше, чем Капелла стала призывать человеческую расу. Это она мне сама рассказала. Она сказала:

— Люди думают, капеллийцы нас призвали. Ничего подобного, они для этого слишком умные. Они просто предложили нам возможность полетать на самых лучших аппаратах в системе и полетать на них для того, чтобы разбить ходячие вязанки хвороста, вторгшиеся в НАШЕ пространство. — Слово «наше» она произнесла с жесткой иронией и перевернулась на спину, подложив руки под голову и глядя в потолок: — Господи, Табита, ты знаешь, я ведь действительно думала, что это важно, — кучка каких именно инопланетян будет меня эксплуатировать.

Ты ей понравилась. Она похлопала тебя по пульту. И сказала:

— Присматривай за ней.

— ТЫ И ТАК ДОЛЖНА ЭТО ДЕЛАТЬ.

— Как осевой кристалл?

— 76.81%

— Ну, тогда он сам знает, что делает.

— ДА, ОНИ ВСЕГДА ЗНАЮТ. НО РАССКАЗЫВАЙ ДАЛЬШЕ ПРО КАПИТАНА ДЕВЕРЕ.

— Я думала, ей нужно утешение. — Ты была тогда гораздо моложе, — заметила я.

Неизвестно почему, но оказалось — это я сказала зря.

— Да я не виню себя, — резко ответила она. — Силы небесные, я давно уже это переросла. Черт, ты все равно не поймешь, — сказала она, пристальное глядя на меня. — Пока ты молод, ты пытлив, но с годами ты сбрасываешь темп. У них есть такая штука — лояльность, они вбивают ее тебе в голову. Они всегда так делали, ты просто не помнишь. Но это больше не срабатывает, правда ведь?

Неожиданно она снова закричала, с силой вдавив кулаки в пол, заставила себя подняться и заорала потолку:

— Больше не получается, старые вы ублюдки, не выходит, больше нет! — Она разразилась хохотом, похожим на лязг рвущегося металла, и закашлялась. К тому времени, когда кашель отпустил ее, она уже опять лежала поверх меня, стискивая меня руками, как пресс. Щека, прижимавшаяся к моей, была теплой. Через оболочку ее черепа я слышала, как жужжит ее мозг.

Мы часто спорили о политике. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой невеждой, такой полной тупицей. Ей хотелось, чтобы я выглядела именно так.