Est-ce à dire que l’article du 24 n’ait pas raison dans le fond? Non, certes, mais il a d’autant plus tort dans la forme, celui d’abord d’être blessant, personnellement blessant pour l’Empereur et d’avoir par là même aggravé le malentendu, et d’autre part d’aller réjouir la presse polonaise à l’étranger qui ne manquera pas de s’en autoriser, comme d’un aveu, à l’appui de ses diatribes contre ce régime de sang et de terreur qui pèse sur nous tous…

A l’heure qu’il est vous devez avoir le second avertissement qu’il était facile de prévoir. — Maintenant de deux choses l’une — ou de quitter immédiatement la rédaction, ou de s’arranger de manière à ne pas contrarier les efforts qui pourraient être faits ici, pour amener ici, par l’entremise du G-Duc Héritier et à titre de mesure générale, un acte d’amnistie en matière de presse, — à la première occasion favorable qui ne tardera pas. — Ecris-moi un mot là-dessus, ma chère Anna, et embrasse ton mari, dont j’aime jusqu’à ses torts qui irritent sans déplaire. Dieu vs garde tous deux.

T. T.

Петербург. 28 апреля

Да-да, милая моя дочь, ты более чем права. Статья от 24 апреля была прискорбной и недопустимой ошибкой, и нас, всех друзей «Москвы» без исключения, она глубоко огорчила…

Но, Боже правый, как же столь ясное понимание дела уживается с подобной непрактичностью…

Ну, кто из нас не желал бы, чтобы уже сейчас управление печатью и общественное мнение были на таком уровне, что дозволяли бы и даже приветствовали резкую прямоту полемики, ожесточенную войну с злоупотреблениями… Но доросли ли мы до этого… я имею в виду не только власть, но и общество? На сей счет трудно заблуждаться. И тут сам собою напрашивается вопрос: можно ли обращаться с ребенком, как со взрослым, а с выздоравливающим, как с человеком вполне здоровым? Ты очень верно заметила, что борьба идеи с грубой силой трагична и величественна. Но когда она превращается в упрямые наскоки на стену, то приобретает совсем другой характер… Начинаешь свирепеть и теряешь серьезность… Вот в чем опасность… Все это страшно грустно и страшно обидно… Тем более что «Москве» впредь не пришлось бы сталкиваться с систематической личной враждебностью, по крайней мере со стороны Тимашева, который, как я знаю из достоверного источника, был очень хорошо к ней расположен. Он принял, и даже с тайным сочувствием, обе статьи о свободе совести и приготовился защищать их — шутка ли — от нападок и жалоб Синода. — Это, безусловно, немалый успех, следовало бы его ценить и не переполнять чаши… зазря…

Значит ли это, что статья от 24 апреля ошибочна по существу? Конечно, нет, но тем ошибочнее она по форме, прежде всего потому, что она задевает, непосредственно задевает государя, усугубляя тем самым недоразумение, и еще потому, что ее появление обрадует зарубежную польскую печать, которая не преминет ухватиться за нее как за свидетельство справедливости своих ярых нападок на кровавый репрессивный режим, гнетущий всех нас…

В настоящую минуту вы, должно быть, уже получили второе предостережение, которое легко было предвидеть. — Теперь одно из двух: либо тотчас же выйти из редакции, либо постараться не мешать усилиям, которые — при первом удобном случае, обещающем вскорости представиться, — могут быть предприняты здесь с целью добиться, через посредство великого князя наследника и под видом общей меры, акта амнистии в отношении печати. — Черкни мне по этому поводу несколько слов, моя милая Анна, и обними своего мужа, коего я люблю со всеми его промахами, вызывающими досаду, но не чувство протеста. Да хранит вас обоих Господь.

Ф. Т.

Фролову С. П., 23 июня 1868

Старая Русса. Воскресенье. 23 июня 1868

Me voici, mon bien cher ami, en pleine Staraja Roussa, précédant la lettre, par laquelle vous deviez annoncer mon arrivée.

J’ai trouvé tous les vôtres dans l’état le plus satisfaisant du monde. Votre sœur, surtout, qui est plus jolie que jamais. Mais je ne vous dissimulerai pas qu’elle a été quelque peu désappointée, en me voyant arriver tout seul et sans la promesse formelle et positive de votre arrivée prochaine qu’elle persiste à attendre et à espérer avec une foi, bien digne, assurément, d’être exaucée. L’idée seule, qu’elle pourrait se voir frustrée dans son attente, lui fait venir les larmes aux yeux. Quant à votre maman, elle se contentera, comme elle le déclare, d’en être silencieusement indignée…

Le voyage, pour arriver ici, est vraiment des plus agréables. La navigation sur le Волхов, dans cette saison surtout, avant comme après Novgorod, ne laisse rien à désirer, et quant à la ville de Novgorod, elle-même, dernièrement encore un diplomate étranger, qui venait de la visiter, en parlait avec le plus vif et le plus intelligent intérêt en présence de quelques-unes de nos dames du grand monde qui l’entendaient parler ainsi avec une bienveillante incrédulité. — Il est vrai que le diplomate étranger savait plus d’histoire que ces dames.

Vous voyez, mon bien cher Сергей Петрович, que je m’acquitte de mon mieux de la promesse, que j’ai faite à votre charmante sœur, d’user de tous mes moyens de persuasion, pour vous attirer ici. Je croirais tout à fait hors de saison d’y ajouter l’assurance du très grand plaisir que j’aurai de vous voir ici.

Si vous veniez ici, ne fût-ce que pour quelques jours, n’oubliez pas d’apporter votre fusil. J’ai pu, du bateau à vapeur, m’assurer par mes propres yeux de la quantité de canards et d’oies sauvages qui foisonnait dans ces parages. J’en ai vu des nuées, s’envolant ou s’abattant à très peu de distance du bateau.

Et sur ce, mon bien cher ami, je vous serre cordialement la main, et vous dis mille fois — votre tout dévoué T. Tutchef.

Старая Русса. Воскресенье. 23 июня 1868

Вот, любезный мой друг, я уже и водворился в Старой Руссе, опередив письмо, которым вы должны были известить о моем прибытии.

Всех ваших я нашел в самом удовлетворительном состоянии. Особливо вашу сестрицу, похорошевшую до невозможности. Однако не скрою от вас, что она была несколько разочарована, увидев меня одного и не получив четкого и твердого ручательства касательно вашего скорого приезда, которого она продолжает ждать и чаять с несокрушимой верой, безусловно достойной вознаграждения. При одной лишь мысли о том, что ее надежда может быть обманута, у нее на глазах наворачиваются слезы. Что же до вашей матушки, то та, по ее собственным словам, удовлетворится молчаливым негодованием…

Дорога сюда действительно на редкость приятная. Плыть пароходом по Волхову, как до, так и после Новгорода, особенно в это время года, — величайшее удовольствие, а что до самого града Новгорода, то намедни один посетивший его иностранный дипломат говорил о нем с самым живым и осмысленным интересом в присутствии нескольких наших великосветских дам, слушавших его с благосклонным недоверием. — Право слово, иностранный дипломат знал историю лучше, чем эти дамы.

Вы видите, милейший Сергей Петрович, что я изо всех сил стараюсь исполнить данное мною вашей очаровательной сестрице обещание использовать все имеющиеся в моем распоряжении средства убеждения, дабы заманить вас сюда. Тут уж, мне кажется, будут совершенно излишними уверения в огромном удовольствии, которое вы доставите мне своим здесь появлением.