Как только Россия устраняется, война возобновляется. — Россия играла значительную роль в устранении, смягчении и предотвращении последствий обозначенного выше дуализма и в сохранении равновесия между двумя крупнейшими государствами Германии. В частности, российская дипломатия активно участвовала в установлении Тешенского мира 1779 г. между Австрией и Пруссией.

Империя предполагает законность. — Имеется в виду высшая божественная легитимность и укорененность в уходящий за горизонт исторического бытия основополагающей традиции и преемственности как особый фундаментальный источник права и правосознания.

Пруссия незаконна. — Подразумевается отсутствие законности в обозначенном выше смысле и подлинных исторических корней. В 1618 г. маркграфство Бранденбург объединилось с герцогством Прусским, возникшим в 1525 г. на территории Тевтонского ордена. Бранденбургско-Прусское княжество, состоявшее из захваченных в XII–XVII вв. земель (преимущественно славянских и литовских), и стало лишь в 1701 г. собственно Пруссией, Прусским королевством, когда курфюрст Фридрих II торжественно короновался в Кенигсберге.

Империя в другом месте. — Т. е. в законном. См. коммент. С. 442–443.

…захочет ли она смириться и пребывать Пруссией. — Подразумевается так называемый «малогерманский» путь объединения Германии (во главе с прусскими Гогенцоллернами, а не с австрийскими Габсбургами, как в «великогерманском»), при котором разрозненные немецкие государства должны войти в состав Пруссии. Многие депутаты Франкфуртского парламента, как и гегельянцы в области философии, отстаивали первостепенную роль именно Пруссии и отдавали предпочтение первому пути.

…король Пруссии по самой природе своего происхождения никогда не сможет стать императором Германии. — Правившая Пруссией династия Гогенцоллернов происходила из бранденбурских курфюрстов (1415–1701), а не из императорского рода Габсбургов, имевшего к тому же более древнюю родословную.

Пруссия есть не что иное, как отрицание германской Империи. — По мнению Тютчева, «незаконные» имперские амбиции Пруссии представляют собой отрицание «законной» империи, подобно тому, как «революционное» реформаторство М. Лютера является отрицанием «законного» католицизма.

Историческое объяснение хода вещей (только династическое). — После Тридцатилетней войны монархия Габсбургов в XVII–XVIII вв. являлась одной из крупнейших европейских держав. Основное ее ядро составляли наследственные земли Габсбургов — Нижняя и Верхняя Австрия, Тироль, словенские Штирия, Каринтия и Крайна, а также Истрия и Триест. Кроме того, в состав монархии входили земли чешской и венгерской короны, германские города Фрейбург, Констанц и ряд других территорий на реках Рейн, Неккар и в Эльзасе. Различные по языку, культуре, обычаям и нравам, земли монархии связывались общностью династии, имевшей, в отличие от Пруссии, более глубокие исторические корни и длительное время укреплявшейся и расширявшейся главным образом за счет династических браков и искусного использования политических противоречий в разных странах.

Уничтоженный последними событиями. — Имеются в виду революционные события 1848–1849 гг.

Австрия, став конституционной… — В ходе европейских революционных волнений 3 марта 1848 г. в Государственном собрании Венгрии был зачитан текст речи Л. Кошута, в которой высказывалось требование конституции не только для этой страны, но и для всей Австрийской империи. 15 марта, когда императорский дворец в Вене оказался осажденным студентами и рабочими, был обнародован указ о созыве собрания сословий для выработки конституции. В апреле и мае австрийское правительство под давлением событий объявило о введении конституции и всеобщего избирательного права. Однако в последующем обе реформы были отменены.

…или чистое отрицание? — Имеется в виду отрицание самой Австрией своей имперской идеи в заявленных ею конституционных преобразованиях.

…см. Фалльмерайера… — Я. Ф. Фалльмерайер (1790–1861) — немецкий историк и публицист, создатель теории славянского происхождения новоэллинов, изложенной в книге об истории полуострова Мореи в Средние века. В начале 1840-х гг. он длительное время пребывал в Константинополе, излагая впечатления в AZ, а затем обобщив их в 1845 г. в двухтомнике «Fragmente aus dem Orient» («Восточные фрагменты»). Я. Ф. Фалльмерайер отводил большую роль славянским народам во главе с Россией (в контексте вековечного противостояния Востока и Запада) в будущем развитии человечества, чем привлекал внимание Тютчева. Мнение последнего на этот счет Я. Ф. Фалльмерайер отметил в дневнике 12 марта 1843 г.: «Введение в обращение идеи Восточной великой самостоятельной Европы в противовес Западной — является, собственно говоря, моей заслугой…» (цит. по: Казанович Е. Из мюнхенских встреч Ф. И. Тютчева (1840-е гг.) // Урания. С. 151). О своеобразии «восточных» наблюдений автора «Fragmente aus dem Orient», которые могли заинтересовать Тютчева, можно судить по изложению А. И. Герцена: «Г-н Фалльмерайер рассказывает в своих “Восточных фрагментах”, каким радостным возбуждением было охвачено греческое духовенство, когда стала слышна пушечная пальба Паскевича под Трапезундом, как ждали монахи Haygyon-Horos и Афона своего православного освободителя» (Герцен. Т. 7. С. 158). Подобные взгляды и сама масштабность постановки историософских вопросов вызывали у Тютчева желание ближе познакомиться с трудами и личностью мюнхенского ученого. 9 ноября 1842 г. Я. Ф. Фалльмерайер записывает в дневнике: «…к г-ну Тютчеву; я один из всех публицистов Запада понимаю, что такое Москва, что Византия; просвещенный разбор моих работ о Морее и моих статей; мы еще не расходились, когда принесли “Всеобщ. Газ.” с первым выпуском моей, отвергнутой Академией, речи» (Урания. С. 146). Автор отвергнутой речи рассматривал Иерусалим, Рим и Константинополь как три судьбоносных града и обнаруживал живучесть представляемой последним византийской традиции, в которой, по его мнению, нет места для частных интересов и сострадательных чувств, а господствует забота о целом и стремление к объединяющей всех деятельности для создания материальной силы, способной к мировому владычеству под эгидой православной Церкви. В такой традиции Я. Ф. Фалльмерайер видел опасность для Запада, а германский народ рассматривал в качестве средостения и авангарда борьбы против византийских скифов. В самой масштабности постановки историософских вопросов и в заостренной противопоставленности восточной и западной традиций Тютчев не мог не видеть сходства с собственными построениями, хотя в них эти традиции оценивались прямо противоположным образом. Тем не менее Тютчев полагал возможным привлечь Я. Ф. Фалльмерайера на свою сторону и на практическое позитивное служение «идее Восточной великой самостоятельной Европы» (см. об этом: Осповат А. Л. Тютчев и заграничная служба III Отделения (Материалы к теме) // Тыняновский сборник. Пятые Тыняновские чтения. Рига, 1994. С. 122–128). Однако расчеты Тютчева не имели достаточных оснований. Я. Ф. Фалльмерайер твердо придерживался обратных тютчевским оценок Восточной Церкви и Православной Империи, называя русского царя в своих статьях то «вторым Атиллой», то «ханом с Невы», то «новым Чингисханом», а в России видя угрожающее Европе «полуварварское азиатское Монгольское царство» (см. об этом: Rauch Georg von. J. Ph. Fallmerayer und der russische Reichsgedanke bei F. I. Tjutčev // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Bd I. Hf. 1. 1953. S. 72–96). Характерен его отзыв о «Московии» в упоминавшихся «Fragmente aus dem Orient»: «Лишить турок собственности и втянуть эстетически-восприимчивые немецкие племена в западню, — составляет душу и жизнь Российства… Греки и немцы приготовлены как неизбежные жертвы и заранее внесены для будущего порядка в русские регистрационные листы. Ничто не поставлено в зависимость от времени. Москвитянин рассчитывает на вечность своего государства, и именно потому, что он никогда не торопится, он вернее достигает цели… Нашими естественными врагами, нашими ядовитейшими противниками и клеветниками являются во всяком случае русские. По существующему в стране порядку, религия и наука у русских не больше, как две податливые девки, которые заодно должны справлять и ремесло сводниц для мирового авторитета Императора-Первосвященника. Немец, наоборот, воздвигает религии, как своей королеве, трон в сердце и присягает на верность науке, как великой, миродержавной власти. Ненависть между такими народами является инстинктом, а всякое соглашение — невозможностью, в особенности когда они находятся в качестве соседей в ежедневном соприкосновении» (цит. по: Урания. С. 167). Видимо, Тютчев имеет в виду подобные высказывания Я. Ф. Фалльмерайера, когда приводит его имя в контексте обсуждения политических и психологических отношений между немцами и славянами и «естественного права» первых господствовать над вторыми.