Изменить стиль страницы

"Хотел бы я, чтобы в своей могиле…"

Хотел бы я, чтобы в своей могиле,
Как нынче на своей кушетке, я лежал.
Века бы за веками проходили,
И я бы вас всю вечность слушал и молчал.

"Тебе, болящая в далекой стороне…"

Тебе, болящая в далекой стороне,
Болящему и страждущему мне
Пришло на мысль отправить этот стих,
Чтобы с веселым плеском волн морских
Взлетело бы тебе в окно,
Далекий отголосок вод родных,
И слово русское хоть на одно мгновенье
Прервало для тебя волн средиземных пенье,
Из той среды далеко не чужой,
Которой ты была любовью и душой,
Где и поднесь с усиленным вниманьем
Следят твою болезнь сердечным состраданьем,
Будь ближе, чем когда, душе твоей присущ
Добрейший из людей, чистейшая из душ,
Твой милый, добрый, незабвенный муж!
Душа, с которою твоя была слита,
Хранившая тебя от всех соблазнов зла;
С которой заодно всю жизнь ты перешла,
Свершая честно трудный подвиг твой
Примерно-христианскою вдовой!
Привет еще тебе от тени той,
Обоим нам и милой, и святой,
Которая так мало здесь гостила,
Страдала храбро так — и горячо любила,
Ушла стремглав из сей юдоли слез,
Где ей, увы! — ничто не удалось —
По долгой, тяжкой, истомительной борьбе
Прощая все и людям, и судьбе.
И свой родимый край так пламенно любила,
Что, хоть она и воин не была,
Но жизнь свою отчизне принесла;
Вовремя с нею не могла расстаться,
Когда б иная жизнь спасти ее могла!

"Британский леопард…"

   Британский леопард
   За что на нас сердит?
   И машет все хвостом,
   И гневно так рычит?
   Откуда поднялась внезапная тревога
   Чем провинились мы?
   Тем, что, в глуби зашед
   Степи средиазийской,
   Наш северный медведь —
   Земляк наш всероссийский —
От права своего не хочет отказаться
Себя оборонять, подчас и огрызаться
   В угоду же друзьям своим
   Не хочет перед миром
Каким-то быть отшельником-факиром;
И миру показать и всем воочию́,
   Всем гадинам степным
   На снедь предать всю плоть свою.
   Нет, этому не быть! — и поднял лапу…
Вот этим леопард и был так рассержен.
   «Ах, грубиян! Ах, он нахал! —
   Наш лев сердито зарычал. —
Как, он, простой медведь, и хочет защищаться
В присутствии моем, и лапу поднимать,
   И даже огрызаться!
   Пожалуй, это дойдет до того,
Что он вообразит, что есть <и> у него
   Такие же права,
   Как у меня, сиятельного льва…
Нельзя же допустить такого баловства!»

"Конечно, вредно пользам государства…"

Конечно, вредно пользам государства
В нем образовывать особенное царство,
Но несогласно с пользами подданства
И в Ханстве возбуждать особенное ханство,
Давно минувших лет возобновлять приемы и следы,
И, устранив все современные лады,
Строй новый заводить,
И самозванно, произвольно
Вдруг на Москве первопрестольной
В затменье умственном, Бог ведает каком,
Вдруг заявить себя ожившим баскаком
Для несуществующей Орды.

"Во дни напастей и беды…"

Во дни напастей и беды,
Когда из Золотой орды
В Москву баскаков насылали,
Конечно, и тогда их выбирали,
Москве предоставляя в дар
Учтивейшего из татар,
Насколько совместимы два эти слова —
Ну, словом, лучшего из той среды,
И не отправили бы Дурнова…
А впрочем, тут много шума из пустого.

"Все отнял у меня казнящий Бог…"

Все отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил Он,
Чтоб я Ему еще молиться мог.

Итальянская весна

Благоуханна и светла
Уж с февраля весна в сады вошла —
И вот миндаль мгновенно зацвела,
И белизна всю зелень облила.