Странное дело, но коньяка оказалось вполне достаточно, два блюда насытили журналиста, а крепкий несладкий чай доставил ему подлинное блаженство. Дмитрий всегда подозревал, что настоящий чай сладить нельзя, сладить надо было лишь тот эрзац, который продается в магазинах. Сейчас он убедился, что его теория была верна. Этот чай не требовал сахара, напротив — он его напрочь отрицал.

Счет приятно удивил его. В столице такой ужин стоил куда дороже. Баскунчак расплатился. Поблагодарил бармена и, подумав немного, купил две бутылки пива. Бутылки были старомодными, из темного стекла и по пол-литра. С бутылками в обеих руках он вышел в холл.

Холл был едва освещен, и в глубине его голубовато светились многочисленные двери, которых днем Баскунчак не видел или просто не заметил. Настроение было хорошим, в номере одному сидеть не хотелось, поэтому Баскунчак решил немного попутешествовать перед сном.

Он пересек холл, наугад толкнул одну из дверей и замер.

Перед ним расстилался необычный город. Странные длинные дома, напоминающие ящики без окон и дверей, с какими-то отверстиями у крыш, приземистые, угрюмые, непомерно длинные — иные расстилались на километр и больше. Над домами было серое от звезд небо, на котором выделялось несколько ярких скоплений, вместе они давали больше света, нежели дает Земле ее спутник в период своего полнолуния.

Над странным миром царила не ночь, скорее это были сумерки, лишенные полутеней.

Дмитрий изумленно огляделся.

У стены одного из серых безрадостных домов лежали странные существа. Ростом с земного десятилетнего ребенка, каждый из них напоминал зеленого чешуйчатого кузнечика с прозрачными крыльями, четырьмя гибкими конечностями и прямо поставленной, узкой, почти человеческой головой.

Чуть дальше, там, где торцы зданий образовывали нечто вроде площади, стояла скульптурная группа из трех фигур.

Высокий человек обнимал двух человекоголовых кузнечиков.

Все трое смеялись, поднимая лица вверх, — они чему-то одинаково радовались. Желтый нарядный камень, не похожий на холодный мрамор земных статуй, дополнял впечатление радости.

Нет, известные журналисту скульпторы не умели с такой живостью передать лица, в их скульптурах всегда оставалось что-то безжизненное, показывающее, что перед тобой камень, а не тело. Здесь же было живое лицо, до того живое, что хотелось улыбнуться в ответ на его улыбку.

Баскунчак изумленно разглядывал скульптуру, не понимая, куда это он попал. И в это время сердце его сжали невидимые тиски. Дмитрий покачнулся, зашарил глазами по сторонам. Рядом со скульптурой возвышалось нечто странное, ни на что не похожее: не то ком земли, не то раздувшаяся черепаха, не то рыцарский шлем из земных музеев. Из середины этой каменной опухоли вздымалась гибкая — змеиным телом — трубка, и на конце ее был нарост вроде большого огурца или ананаса. Он сверкал, этот нарост, от него отбрасывались лучи, но не как от лампочки — сплошным сиянием, а словно от тысячи колюче-ярких остриев, как если бы он был инкрустирован драгоценными камнями и каждая грань сияла особо, — он пронзал, а не освещал лучами. Трубка со сверкающим наростом вытягивалась в сторону Баскунчака.

Нарост шевельнулся, и Баскунчак вновь ощутил свинцовую тяжесть в теле и острую боль в груди. Бутылки выпали из рук. Отстраненно Дмитрий смотрел, как они разлетаются на осколки. В глазах начало темнеть. Журналист нащупал дверь за спиной, из последних сил потянул ее на себя и оказался в полутемном холле. Многочисленные двери по-прежнему таинственно высвечивались перед ним, только сейчас руки Дмитрия были пусты, а брюки внизу были мокрыми от пива.

Сзади послышались шаги.

Дмитрий испуганно обернулся.

Высокий мужчина со странным неподвижным лицом поравнялся с ним. Мужчина был в темном комбинезоне, плотно облегающем его мускулистое тело.

— Чужую дверь открыли, дружище? — спросил мужчина. — Не стоит без подготовки. Будьте внимательнее, рассеянность чревата неприятностями.

И скрылся за дверью.

Рассмотреть его Баскунчак не успел, тем не менее он готов был поклясться, что затылок у мужчины был нечеловеческим — весь в каких-то хрящевых узелках и бугристый.

Он помотал головой, отгоняя наваждение, растерянно огляделся по сторонам. Все происходившее показалось ему сном, но мокрые брюки и отсутствие только что купленного пива убеждали в обратном.

Растерянный, он вернулся в бар.

Бармен Джойс оставил очередного клиента, подошел к журналисту и внимательно оглядел его.

— Неосторожно, — укоризненно сказал он. — Пиво, разумеется, потеряли?

Баскунчак кивнул.

— Что это, Джойс? — спросил он. — Это… это фантастика какая-то. Вы не можете объяснить, куда это я попал?

— Откуда я знаю, какую дверь вы открыли, — флегматично возразил бармен.

Он удалился за стойку и вернулся. Держа в пухлых волосатых кулаках две бутылки пива, он вернулся, поставил бугылки на ближайший столик и, кивнув на них, сказал с доброй улыбкой, делающей его похожей на гангстера:

— За счет заведения.

Еще раз вгляделся в бледное, потрясенное лицо журналиста, на котором выделялись черные глаза и жесткие черные усы, ободряюще потрепал плечо Дмитрия.

— Непривычно?

— Ерунда какая-то, — сказал Дмитрий. — Пейзаж этот… Иван Жилин… Но так не бывает, Джойс! Я только сейчас вспомнил — космопорт в Мирза-Чарле, да?

— Не ломайте голову, — посоветовал бармен. — Идите в номер, посидите, выпейте холодного пивка… Рано или поздно все объяснится. Придет Иван и все вам объяснит. Он хороший человек, и он умеет объяснять. Чем-то вы ему приглянулись. Мне, честно говоря, тоже. Но я не умею объяснять. Вы правильно поняли, это не совсем обычная гостиница, это действительно Перекресток, дружище. Но меня ждут. — Кивнув журналисту, бармен устремился в другой конец бара, где за сдвинутыми столиками сидели несколько человек — все рослые, крепкие ребята. Там, в углу, нежно звенело банджо.

Дмитрий помотал головой и растерянно сгреб бутылки с пивом со стола.

Открывая ее, Дмитрий тоже услышал песню. Певучие люди жили в этой странной гостинице, которую почему-то именовали Перекрестком.

В соседнем номере кто-то негромким, но полным скрытой силы пел:

Глава четвертая

В номере он снял потную футболку, открыл дверь на лоджию и сел на постель, открывая бутылку пива расческой.

Сделав большой глоток, он откинулся на подушку и начал собирать воедино события прошедшего дня. Даже не дня, а последних часов — ведь ничего особенного с ним в городе не происходило. Перекресток… Надо же! Случайный знакомый, по стечению обстоятельств имеющий фамилию и имя героя известных фантастов, отправил его в гостиницу.

Странная оказалась гостиница, двери в ней открываются черт знает куда, в баре сидит бармен из придуманного этими фантастами международного космопорта Мирза-Чарле. По коридору ходит худой долговязый длиннолицый человек, которого называют Леонидом Андреевичем и который, судя по его желанию полежать на травке, тоже является известным литературным героем. И встретиться он должен с неким Кондратьевым, также довольно известной литературной личностью.

Баскунчак вспомнил разговор двух соседей, подслушанный им днем на лоджии, и похолодел. Что там говорил этот самый Владимир? Все мы стажеры на службе у будущего? Таа-ак… И с какого времени он начал заикаться? Правильно, заикаться он стал после полета к Амальтее, его при аварии током ударило.

Но так не бывает! Этого просто не могло быть.

Расскажи такое Шахову, редактор просто посоветует пить меньше, а если об этом Имперян узнает, шуточек и подкалываний со стороны старой имперечницы хватит до конца года.