— Я не намерен терпеть подобное! — заорал помощник.
— Это верно, — заметил Реддич. Транквилизаторы подействовали.
— Это верно, — сказал Дизайнер, имея в виду совершенно другое. Давайте я улажу вопрос, мистер Ним. Если позволите.
— Звезды!.. — воскликнул мистер Ним и отвернулся. Теперь в иллюминаторы смотрели двое.
— Реддич, это не первая загубленная вами программа. Вспомните "Далеких навсегда", "Оправданную потерю", другие.
— Может, мне надоело.
— Нам всем надоело, будь оно проклято! — взорвался третий помощник. Он сидел в кресле, сцепив на коленях руки.
— Я трачу много времени на разработку этих смертей, продолжал Дизайнер, — и не могу позволить, чтобы мою работу сводили на нет. Эти джентльмены имеют к вам вполне обоснованные претензии. Публика ждет представления разработанных нами концепций, мы обязаны показать высококачественный материал, способный вызвать у аудитории сочувствие. От меня материал выходит в нормальном состоянии. После вашей обработки теряются напряжение, ритм, упругость. В вашем контракте есть оговорки, Реддич. Я не хочу о них напоминать.
— И не надо. — Реддич поднялся. — Передайте дело в мою Гильдию. — И с этими словами вышел.
Позади него трое помощников смотрели в иллюминаторы: сверхновая переходила в пурпурную фазу. Душа Реддича была тиха.
Он быстрым шагом пересек гостиную теат-ра — ни взгляда вправо, ни взгляда влево. Успокаиваться надо самостоятельно.
Место пустовало. Кресло-форма еще хранило-ючертания ее тела.
Взгляд направо.
Он лениво покачивался в нимбе света, расслабив позвоночник, расслабив мысли, и беседовал с блоком памяти его жены, умершей двадцать три года назад… после его последнего омоложения.
— У нас конец лета, Анни.
— Как это восприняли дети, Рэй?
Детей у них не было. Синтезирующие каналы в блоке памяти износились, реплики часто получались невпопад. Звуковая головка имела микроскопические трещины, из-за чего голос жены имел трудноразличимый южный акцент.
— Я сейчас выгляжу на тридцать. Даже простату поправили. Мне прибавили роста и вытянули пальцы на сенсорной руке. Так что за консолью я работаю гораздо быстрее и могу дотянуться куда надо. Но работа от этого лучше не стала.
— Почему бы тебе не поговорить об этом с Дизайнером, дорогой?
— С этим заносчивым барсуком? Я, может быть, и не так одарен, но по крайней мере не корчу из себя гения.
Реддич перевернулся на живот и уставился в иллюминатор. За ним простиралась кромешная тьма.
— Мы с тобой болтаем, а за бортом нашего огромного космического корабля в форме лунного камня вращается со скоростью миллионов световых лет в час вся Вселенная.
— Это называется парсеки, дорогой?
— Откуда мне знать? Я сенсорный программист, а не астрофизик.
— Там не холодно, Рэй?
— Только не это, Анни! Скажи что-нибудь такое, чего я еще не слышал. Я умираю, Анни, умираю от скуки и от засилья тупиц! Мне ничего не нужно, я ни о чем не мечтаю и ничего не хочу.
— Что же мне надо сказать, дорогой? Ты знаешь, как я тебя люблю и как скучаю по тебе. Мне жаль, что ты одинок…
— Дело даже не в одиночестве, Анни. Ты прошла со мной три омоложения. Тебе повезло.
— Повезло? Из-за того, что я не пережила четвертого? В чем же мое везение, Рэй?
— В том, что мне пришлось прожить лишних шестьдесят три года и через лет десять-пятнадцать мне предназначена в жены пятая, давно умершая девушка. А я повторяю тебе в третий раз, раз, два, три… у нас конец лета, любимая. Все кончено. Ушло. Птицы перебрались на юг для последнего перелета. На очередном омоложении я их обгоню. Я превращусь в пыль. Лето заканчивается, прощай. Божья Матерь, кажется, так умер Рико?
— Из какого это сенса?
— Это не сенc, Анни. Это кино. Старинный кинофильм. Все поют, все танцуют, все разговаривают. Кино. Я тебе миллион раз говорил про кино. "Маленький Цезарь" Эдвард Дж. Робинсон, киностудия "Уорнер Бразерз". Ладно, черт с ним, сегодня в вестибюле я видел женщину…
— Очень мило, любимый. Красивую?
— Помоги мне Господи, Анни! Я ее захотел! Ты знаешь, что это для меня значит? Снова захотеть женщину!.. Не пойму, что в ней было такого… Мне показалось, она меня ненавидит. Я уловил глубокое отвращение, когда она меня остановила.
— Это нормально, любимый. Она была красива?
— Она была чертовски роскошна, ты, призрак ушедшего Рождества! Она была неправдоподобно нереальна, так что мне захотелось пробраться в нее и жить внутри. Анни, Анни… я схожу с ума, только подумать, чем приходится заниматься: сверхновой, программированием смерти для заносчивых свиней, которым нужно пережить дешевое потрясение, чтобы скоротать еще один день, всего-навсего один день, Анни… Господи, поговори со мной, Анни, выйди из своего ужасного квадратного гроба и спаси меня, Анни! Я хочу, чтобы была ночь, моя маленькая, я хочу спать, и я хочу конца лета…
Входная дверь загудела, возникла голограмма пришедшего человека. Это была женщина из театральной гостиной.
— Это ничего, милый, она красивая?
Он выплыл из ореола и свистом открыл дверь. Девушка вошла и улыбнулась.
— Ты всегда был таким, Рэй, когда я жила — тоже, ты никогда меня не слушал и никогда не говорил со мной…
Реддич скользнул в сторону и выключил блок памяти.
— Да?
Она с любопытством смотрела на него, и он повторил:
— Да?
— Небольшой разговор, мистер Реддич.
— А я как раз говорил о вас.
— С этим черным ящичком?
— Это все, что осталось от моей жены.
— Я не хотела вас обидеть. Я знаю, это личное, и многие очень дорожат…
— Только не я. Анни ушла. Я еще здесь, и лето уже кончается…
Он кивнул в сторону ореола, и девушка, не сводя глаз с его лица, скользнула в сияющий нимб.
— Вы очень привлекательный человек, — сказала она и сняла платье.
— Хотите чего-нибудь? Кристалл? Может, вы голодны?
— Пожалуй, немного воды.
Редцич свистнул, распределителю, тот поднялся с поросшей травой платформы и завертелся в воздухе.
— Свежей воды с тремя искрами семени.
Чекер внутри распределителя взбил коктейль и передал его Реддичу. Он отнес напиток девушке, а она взглянула на него с восхищением.
— Кажется, я за вами ухаживаю.
Она выпила кристалл, едва шевеля губами.
— Ухаживаете.
— Вы ведь не из Ближних Колоний?
— Я не землянка.
— Не хотел вам это говорить. Боялся вас обидеть.
— Нам нет смысла ходить вокруг да около, Реддич. Давайте откровенно, я вас выследила, мне от вас кое-что надо.
— Что же вам от меня надо, помимо секса?
— О, вы перехватываете инициативу.
— Если я вам безразличен, можете сейчас уйти. Честно говоря, я не настроен на колкости.
Реддич резко повернулся и отошел к распределителю.
— Это конец лета, — добавил он тихо.
Девушка потягивала холодную воду из кристалла. Он снова повернулся и успел увидеть выражение ее лица: восхищение, которое она не успела скрыть. Томление сквозило во всех линиях ее стройного тела, и он снова почувствовал себя юношей.
— О, мистер Реддич!
В ее голосе было столько же глубины и смысла, сколько в голосе маминого поклонника, старательно изображавшего заботу о потомстве бывшего мужа. Реддич снова развернулся, впервые за много лет почувствовав закипающую ярость. Он злился на нее за то, что она обращалась с ним как с куклой, злился на себя за то, что позволил себе разозлиться.
— Это все… уходи.
— Конец лета, мистер Реддич? А что вы имеете в виду, говоря о конце лета?
— Я сказал — уходи. Вон отсюда.
— Вы намерены пропустить следующее омоложение? Очевидно, что-то манит вас за грань.
— Кто вы такая, черт бы вас побрал? Чего вам надо? У меня был ужасный день, ужасная неделя, паршивый год и неудачный цикл, так что будет лучше, если вы не станете задерживаться!
— Меня зовут Джин.
Он обескураженно потряс головой:
— Что?
— Если мы собираемся трогать друг друга, вам следует по крайней мере знать мое имя, — сказала девушка и протянула ему пустой кристалл.