4

Поворчали, поворчали котлеты на сковородке, да и утихли. Часть их исчезла, другая, оставленная на завтра, остыла и умолкла сама собой. Сковородку сменил злобно клокочущий никелированный самовар. Чаепитие в семье Корсаковых было любимым занятием, и к нему готовились основательно: отец расстегнул воротник рубашки на своей крепкой и толстой шее и закатал рукава выше локтей, мать расставляла на столе печенье и варенье, протирала стаканы, а дед Роман Егорыч принес из своей комнаты фарфоровую кружку с полустершейся золотой росписью, объемом никак не меньше полулитра.

Юрка предпочитал управляться с вареньем, не разбавляя чаем. Поэтому он быстро уничтожил клубничное варенье и добросовестно вылизал красную пластмассовую розетку. В ожидании счастливого случая, когда можно будет поживиться еще чем-нибудь вкусненьким, он занимался тем, что разглядывал свое отражение в самоваре. Занятие было увлекательное, но Юрка не забывал прислушиваться и к застольным разговорам.

Не глядя на деда и вроде ни к кому даже не обращаясь, отец сообщил, что в приисковом управлении ходит слух, будто Темниковская контора в Темном царстве установила новую драгу.

— Даже не драгу, а дражонку, — сказал отец. — Какая-то самоделка. Но золото берет, говорят, подходяще. Надо бы съездить взглянуть, что у них там за механика...

Юрка взглянул на деда. Уже давно заметил он, что тот, как только помянут при нем Темное царство, настораживается и особенно внимательно прислушивается. На этот раз ничего такого увидеть не удалось. Дед, уткнув тонкий хрящеватый нос в широкое устье кружки, даже не взглянул на отца. Только спросил:

— Ну-к что ж?

Юрке показалось, что отца смутило такое каменное равнодушие деда. Он спешно и усердно начал вытирать лицо и шею полотенцем.

— Да я так, ничего. Думал, тебе интересно будет.

По всему было видно, что отец знает больше, чем говорит, и о Темном царстве и о тайности деда. И мать, наверно, тоже знает. Один он, Юрка, ничего не знает, живет, как слепой. И сердце его вдруг заполнилось горячим, сосущим любопытством. Он забыл о самоваре, о своем исковерканном изображении и уставился на деда.

— С чего бы это мне интересно про разные драги слушать? Пусть себе ставят на здоровье! — недовольно проворчал дед, продолжая чаепитие.

Чай был допит, умолкший самовар и посуда убраны. Мать щелкнула выключателем, и над столом воздушным шаром безмолвно повис оранжевый абажур. Окна сразу потемнели, и только в одном из них, выходившем на запад, виднелся лесистый склон горы, за которым червонным золотом сверкало закатное небо. Дед задумчиво смотрел на окно, и в глазах его отражалось зарево заката.

Отец, погрузив пальцы в свою густую курчавую шевелюру, читал газету. Юрка от нечего делать занялся котом Васькой, перекатывал его с боку на бок. Тот нехотя отбивался бархатными лапками и лениво щурил глаза. И вот, когда все предыдущее казалось забытым, дед Роман Егорыч спросил глуховатым и равнодушным голосом:

— На которое место дражонку поставили, не знаешь?

Отец вытащил пальцы из волос и рассеянно посмотрел на деда.

— Ты о чем, батя? А, дражонка! Нет, не слыхал...

— Темное царство — оно, брат, большое. Сотни верст в нем, — рассуждал как бы про себя дед.

— Глухомань здоровая, что и говорить, — согласился отец и снова уткнулся в газету. Через несколько секунд он поднял голову: — А ты, батя, наведайся туда, узнай, что там и как.

— У меня в Темном царстве родни не водится, чтобы проведать. Разве что лешак какой по мне заскучал? — вяло усмехаясь, проговорил дед, протяжно зевнул и ушел спать.

Вскоре дом затих, только и слышно было, как ворочается на скрипучей деревянной кровати дед и гулко, раскатисто кашляет...

5

Под утро Юрке приснился сон. Будто стоит он на вершине самой высокой уральской горы — Таганая. Непроходимый темный лес — Темное царство — расстилается у его ног и гудит тысячами зеленых вершин. А за спиной неизвестно откуда взялись и шумят его собственные крылья. Он машет ими изо всех сил, а подняться с вершины не может: кто-то цепко тянет за ноги. И страшно, и сладко Юрке, и дух замирает — вот-вот полетит он, будет парить над горными хребтами.

И вдруг откуда ни возьмись, орел. Черной тенью покружил над Юркой, подлетел совсем близко и схватил твердой лапой за плечо. Рванулся Юрка — и в эту захватывающую минуту открыл глаза.

Никакого орла над ним нет, а просто склонилась голова деда. Это он тянул Юрку за плечо.

— Ну, дурачок, ну, чего испугался? Что ты?

— Вовсе я не испугался. Скажешь тоже! — ответил Юрка, в котором дух противоречия просыпался вместе с ним.

— Вставать будешь или понежишься? — прищуря глаз, спросил Роман Егорыч. Он знал, как воздействовать на внука.

— Ха! — тотчас отозвался Юрка и потянулся за штанами, хотя и не прочь бы еще понежиться. Что делать — принципы!

— Вот чего, Юрий ты мой Владимирович, — медленно и как-то уж очень веско проговорил Роман Егорыч, — в горы я сегодня тронусь. — Он помолчал и пожевал сухие губы. — Пойдешь со мной?

Юрка оцепенел и несколько секунд не отводил взгляда от морщинистого лица.

— Возьмешь? — спросил он боязливым тихим голосом, точно опасаясь, что дед может если не взлететь на воздух, то, по меньшей мере, переменить решение.

— Стало быть, возьму, а уж как мать с отцом глянут — мне неизвестно. Отпрашивайся сам.

— Мамка где, не знаешь? — деловито спросил он, впервые в жизни одеваясь с необыкновенной поспешностью и проворством.

— Во дворе корову доит.

Юрка ракетой помчался во двор и чуть не растянулся на пороге: у ракеты оказались незавязанными шнурки. Наспех завязав их, он предстал перед матерью:

— Мам, я с дедом в Темное царство пойду.

Мать почти спала. Она даже лбом уперлась в теплый коровий бок, чтобы не уснуть совсем и не упасть тут же. рядом с коровой. Со злостью думала: когда же кончится эта мука — вставать в три-четыре часа утра, чтобы подоить и проводить в стадо корову. А тут еще этот шалопай поднялся ни свет ни заря: «Пойду в Темное царство...» Чего ему там понадобилось? Совсем избаловался мальчишка!

— Умнее ничего не придумал?

— Ничего. С дедом пойду, его тайность выведаю...

— Нечего тебе там делать, — отрезала мать.

— Ну, мам...

— Отстанешь ты от меня или нет? — она оглянулась, увидела на крыльце деда и добавила уже не так громко: — Иди к отцу. Отпустит — ступай хоть на луну!

— Мне на луну не надо. Мне в Темное царство надо, — озабоченно пробормотал Юрка и побежал обратно в дом.

Отец спал. Спал богатырским сном, мощно и ровно дыша, широко раскинув руки. Юрка не привык особенно церемониться с домашними и тотчас приступил к делу.

— Пап! Проснись! Да ну же! — тормошил он отца без каких-либо существенных результатов.

Тогда он решил прибегнуть к крайнему средству, к которому иногда прибегала мать: набрал в рот воды и вознамерился обрызгать спящего. В эту секунду отец открыл глаза, осмотрел Юрку ясным, осмысленным взглядом и строго сказал:

— Эт-то что за баловство? Сейчас же выплюнь!

От неожиданности Юрка проглотил воду, поперхнулся и с минуту откашливался. Когда он пришел в себя, отец снова спал.

— Пап, я с дедом в Темное царство пойду. Слышишь?! — завопил Юрка прямо в ухо отцу.

Отец поднял большую, обросшую золотистыми волосками руку, посверлил пальцем в ухе и неопределенно пробормотал:

— Сунься-ка! Комарье живьем съест... — и одним махом повернулся на бок, лицом к стене, показывая, что разговор закончен окончательно и бесповоротно.

Юрка недоуменно смотрел то на багровую шею отвернувшегося отца, то на деда: как же понимать такой ответ? Разрешил? Или запретил?

— Да ну их совсем! — с досадой сказал дед. — Доложился ты им — и ладно. Пошли собираться!