Редактор ответил весьма строго:

— Боги могут жаждать только одного — безусловного выполнения плана по всем технико-экономическим показателям. А вы, что же, не жаждете?

Геракл смутился и пробормотал:

— Нет, отчего же… Я тоже жажду. Как без этого. Я к тому, что название больно уж громкое…

— Ну, это решать не нам с вами, — спокойно ответствовал редактор, и интервью на этом закончилось.

Поздним вечером уставший от почестей Геракл вышел за проходную. По улице тянулась вереница грузовых колесниц, тащившихся куда-то в обход «Олимпа».

— Куда путь держите? — поинтересовался герои у сонного возницы.

— На склад, куда же еще…

— На какой склад? — забеспокоился Геракл.

— Известно на какой, на наш, олимповский. Здесь других заводов нету. Но-о, проклятущая!.. Почитай, через день возим и возим, конца-краю не видать. Животное покормить некогда…

— А что возите-то? Какой груз?

— Да разный, — охотно откликнулся возница задней колесницы. — Канат возили, пряжу в мотках, олово в слитках. Теперь вот кифары. Чудно получается… — возница засмеялся и огрел пегаса кнутом. — Вторую неделю все кифары да кифары… У вас тут музыкальный завод, что ли, ай как? Чего молчишь. парень?

— Музыкальный, — глухо произнес Геракл. — У нас тут ежедневно концерты и сольные выступления. Проезжай давай, не задерживай колонну, л то сейчас не выдержу — разнесу весь ваш кифарный караван к чертовой бабушке! А ну, давай!

Испуганные возницы нахлестнули пегасов и укатили за угол, озираясь на взбешенного героя.

Геракл все понял. Покуда он очищал центральный склад, оборотистый Гермес со своими толкачами, не теряя времени, переоборудовал заводское оливкохранилище и теперь усиленно свозил туда вновь приобретаемые запасы. На завод снова шли потоком щиты, солнечные хронометры, устаревшие еще до покупки станки, вазы, хитоны 60-го размера… Недаром любимая поговорка заведующего отделом снабжения и комплектации Гермеса гласила: «В Греции все есть!»

На следующее утро прибыл гонец от Афины Банковской. «В связи с тем, — говорилось в официальном свитке, — что сверхнормативные запасы на «Олимпе» возросли против прошлого периода с четырех до пяти с половиной миллиона драхм, дальнейшем ссуды заводу будут производиться из расчета 20 % годовых. Зав. отделением банка Афина»

А к вечеру полный разочарования Геракл уже катил в далекую командировку. Просился-то он еще дальше и поопаснее — в рискованный вояж за кожсырьем, но туда только что отправился Язон с бригадой специалистов. Пришлось смириться и поехать за яблоками сорта «Золотой налив» для заводской столовой.

В дальнейшем Геракл очень не любил вспоминать о своем неудавшемся подвиге и убедительно просил других не делать этою ни в коем случае. По сей уважительной причине одно из самых блистательных деяний могучего героя навсегда осталось скрытым от пытливых умов историков. В памяти последующих поколений сохранились предания лишь о двенадцати подвигах великого Геракла…»

Должен признаться, к этому моменту для меня почти все стало ясно. Для верности я все же решил прочесть еще одну, взятую наугад, историю, а затем уже делать окончательные выводы о рукописи.

Я пропустил несколько рассказов — о приключениях Тезея в бюрократическом лабиринте, трудной командировке Язона за кожсырьем, о ящике Пандоры, по ошибке выпущенном в тарном цехе (слишком много ящиков для одной рукописи!).. Ближе к концу мелькнуло название «Счастливый Поликрат». Я углубился в чтение.

«Счастливый Поликрат

На заводе «Олимп» работали разные люди — везучие и незадачливые, флегматики и холерики, передовики производства и нарушители трудовой дисциплины, зеленые юнцы и умудренные ветераны, светлые головы и, наоборот, ударенные пыльным мешком из-за угла… Всякие, словом, подобрались люди.

Но самым счастливым из всех олимповцев, бесспорно, был заместитель директора по капитальному строительству Поликрат.

Поликрат имел все, что нужно древнему греку для счастья — отдельное жилье (с колоннами скромными, но приличного ордера), приятную должность с недурным окладом, персональную колесницу последней модели. Кроме того, имелись в наличии: нескандальная супруга, милые детишки — дочка-отличница и сын — будущий археолог, — дача и… Впрочем, никакое не «и». Напротив, — самое главное. Итак, у Поликрата было самое первое и важное — здоровье юноши-дискобола.

Комплект, таким образом, имелся полный.

Из этой причины (счастья) вытекало три логических следствия.

Во-первых, Поликрат, как и многие столь же счастливые люди, обожал прикидываться несчастным. У безжалостного Цербера каждый раз перехватывало горло от жалости, когда замдиректора, страдальчески мигая глазками, брел утром через проходную. Левую руку Поликрат неизменно держал на сердце. Так, с прижатой рукой, сидел на совещаниях, обедал в столовой, ездил на персональной колеснице, поливал на огороде редьку, даже спал.

Если Зевс интересовался на летучке, как идут дела во вверенной службе, заместитель по капстроительству, спустив голову, молчал минуты три. Затем следовал прерывистый вздох — как бы подавляя подступающие рыдания. Присутствующим становилось жутковато. Тело замдиректора обмякало, рука, прижатая к сердцу, дрожала быстро и мелко.

Зевс пугался.

— Вы мне только цифру скажите и все. Хоть за прошлый квартал…

Судорожный всхлип. Слезы нависают на ресницах.

— Не надо, не надо за квартал! За месяц скажите, и я вас тут же отпускаю. Сколько процентиков? Тихонечко, не напрягаясь…

Первая слеза уныло капает на председательский стол. За ней готовится целая горючая очередь. Правая рука лезет за валидолом.

— Все, уже все, — говорит Зевс. — Ступайте отдыхать. Только один малюсеньский вопросик… План есть? И сразу уходите! Задание выполнено? И сразу — домой! Кивните, да или нет, Последнее усилие, дорогой…

Горестная пауза. Всем хочется зарыдать или повыть.

— Да… План есть… — еле слышно звучат слова горемыки-замдиректора, более похожие на стон раненой утки.

Облегченные вздохи превращают кабинет тучегонителя в некое подобие моря — в тот самый момент, когда из пучин всплывает кит и усиленно дышит полной грудью.

— Вы свободны! А может, приляжете? У меня тут диванчик есть в комнате отдыха…

Поликрат безнадежно мотал головой, плелся в свой кабинет на дрожащих ногах…

Так с ним и мучались. Разговаривать на повышенных тонах боялись — а вдруг не выдержит и умрет? Перевести на менее ответственное место опасались по той же причине — а вдруг!.. Поэтому Поликрата старались не трогать, но боязнь оставалась — обделенный вниманием, запрется в своем кабинете и опять же умрет!

Трудно было работать со счастливым Поликратом,

Вторым следствием, вытекавшим из полного поликратовского счастья, было стремление избегать.

Замдиректора по капитальному строительству тщательным образом избегал производственных рытвин и ухабов, острых углов, загвоздок и закавык — то есть всего, что могло нанести урон взлелеянному блаженству. Поэтому Поликрат все округлял.

Делал он это с упоением. Особенно доставалось неровным цифрам типа 93,7 %. Поликрат не мог смотреть на них иначе, как с омерзением, и неизменно приводил в божеский вид — то бишь округлял до ста.

Но подлинного мастера отличает какой-нибудь, ему одному свойственный, гениальный мазок. Таким заключительным мазком для замдиректора была единичка. Аккуратно поставленная после запятой, она достойно венчала творение. В отчете получалась симпатичнейшая цифра — 100,1 процента. Число, с одной стороны, достаточно круглое, чтобы получить премию, а с другой, — вполне достоверное из-за маленького гениального довеска.

Поликрат настолько полюбил эту немудрящую цифру, что даже название арабских сказок казалось ему не «1001 ночью», а 100,1 — то есть полным выполнением плана по ночам, да еще и с некоторым запасиком.

И наконец, третьим следствием счастья была борьба с посягательствами.