9

Капля яду, отравившая все

Перед домом Софи стояла карета. В окнах сквозь занавеси был виден свет.

Бакланов, съездив после обеда домой и отдохнув немного поехал к ней.

Ему, на звонок его, отворила Иродиада.

— Софьи Петровны дома нет-с! — сказала она.

— Отчего же огонь? — спросил Бакланов.

— Это я сижу-с, — отвечала Иродиада и, захлопнув у него перед носом дверь, заперла ее.

Бакланову ужасно было это досадно; но делать нечего, он поехал назад.

Проезжая мимо кареты, он, больше из пустого любопытства, спросил кучера:

— Чья это карета?

— Коммерции советника Галкина. — отвечал тот, преважно лежа на козлах.

«Он уж тут!.. у кого это он?..» — подумал Бакланов, и все это как-то смутно и странно сложилось у него в голове.

Он велел везти себя в клуб и, только подъехав к подъезду, сообразил, что для входа надобно, чтобы кто-нибудь его записал. Он вспомнил о косом господине.

— Скажите, пожалуйста, здесь такой косой, кривой господин? — спросил он у входных лакеев.

Один из них только выпучил на него глаза.

— Это Никтополионов, надо быть! — отвечал другой, бывший, видно, несколько подогадливее.

— Здесь, недавно только приехал, — добавил он.

Бакланов попросил его вызвать, сказав, что его просит господин, с которым он сейчас обедал.

Никтополионов показался на верху лестницы.

— Входите, милости просим! — кричал он оттуда Бакланову.

— Записать меня, я думаю надо! — говорил тот.

— Запишите! — крикнул Никтополионов лакею, сидевшему за книгою.

— Как прикажите-с? — спросил тот, обращая к нему не совсем смелый взгляд.

— Ну, пиши хоть: Чорт Иваныч Мордохаев.

Лакей, кажется, так и написал.

— Простота, видно, у вас… — говорил Бакланов, входя на лестницу.

— Э! всякая дрянь ведь тут шляется… стоит церемониться! — говорил Никтополионов, идя бойко вперед. — Это все грекондосы, выжига все народ! — говорил он, показывая на целую кучку по большей части молодых людей, сидевших около столиков и прихлебыввших из рюмочек шербет. — А это вот чихирники! — прибавил он, махнув рукой на двух черноватых господ, игравших один против другого, в карты.

— Какие это чихирники? — невольно спросил Бакланов.

— Армяне! — отвечал преспокойно Никтополионов: — дуют себе в полтинник бочку чихиря, да и баста… на грош, каналья, ладит пьян и сыт быть… А это вот — все Эммануилы Захарычи! — заключил он, направляя взор Бакланова на целую комнату, в которой то тут, то там виднелись библейские физиономии. — А каков обедец-то был? а? каков? — воскликнул он вдруг, останавливаясь перед Баклановым, в то время, когда тот садился в бильярдной на диване. — Каков… ась?.. Вот вам и будьте добродетельны, и будьте! — говорил Никтополионов с истинной досадой. — В 35 году он, ракалия, сидел за кормчего в остроге. Я сам ему, своими руками, дал полтинник, когда его вели из острога в уголовную палату, и он взял; а в то время у него, говорят, пятьдесят тысяч в портках было зашито. Вот вам и добродетель… Храните ее на земле!

— За сегодняшний обед ему можно простить многое, — сказал Бакланов, чтобы хоть несколько смягчить подобные отзывы.

— Все уж и прощено ему давно, — отвечал Никтополионов, махнув рукой. — Я ведь прямо всем здешним властям говорю: «Ежели бы, говорю, я знал, что такой-то ночью, по такой-то улице, пойдет господин, у которого миллион в кармане, я бы вышел и зарезал его, пятьсот бы тысяч взял себе, а пятьсот вам отдал, вышл бы у вас чище солнца!..» Молчать, посмеиваться только…

— Вы сейчас можете это сделать, — начал Бакланов опять, чтоб обратить несколько в шутку этот разговор. — У Галкина сколько денег? Миллион есть?

— Десять, говорят, — отвечал Никтополионов с неудержимою злобой.

— В таком случае, я вот сейчас около одного дома видел его карету; вы ступайте, подождите: он выйдет, вы и зарежьте его.

— Где это? На набережной вы видели?

— Да.

— А это он, значит, у любовницы своей, — произнес Никтополионов.

— У любовницы? — переспросил Бакланов, соображая, где же эта любовница могла жить в том доме, где жила Софи; он всего был одноэтажный.

— Да, — отвечал утвердительно Никтополионов. — Как ее фамилия-то, проклятой! — прибавил он, припоминая.

Бакланову вдруг почему-то захотелось, чтоб он не договаривал этой фамилии.

— Ленева, да! да! так! — махнул вдруг Никтополионов.

— Ленева! — повторил Бакланов: — не может быть! — сказал он и захохотал.

— Отчего же не может быть? Он еще покойного мужа ее опутал. Привез сюда его, взял в маленькую часть, выдавал ему денег больше, чем следовало, брал с него векселя, ну, а пожить-то тоже они любили широко… она вон этта при мне в магазине у Лямиля 500 целковых зараз так и бросила.

— О, вздор какой!.. Ленева и Эммануил Захарыч!.. ха=ха-ха! — хохотал Бакланов, между тем как волосы у него становились дыбом от ужаса.

— Да вы разве знаете ее? — спросил Никтополионов.

— Да! я ее знаю, — отвечал Бакланов с ударением.

— Ну, так извините: это я говорил не про нее! — отвечал с нахальным спокойствием Никтополионов и отошел.

Бакланов покачивался всем телом.

— Никтополионов! — крикнул он.

Тот подошел.

— Послушайте! — начал Бакланов (голос его окончательно ему изменил): — для меня это важно, — так, может быть, важно, как вы и не предполагаете. Скажите, правду ли вы говорите, или это так — одна клевета, для красного словца?

— Про Леневу-то?

— Да.

— Да спросите, весь город вам, всякий мальчишка скажет. Да вот, постойте!.. Эй ты, Михайла! — крикнул он маркеру: — любовница у Галкина есть?

— Есть! — отвечал тот.

— Кто?

— Ленева, кажется, по фамилии-то.

— Я его не учил! — сказал Никтополионов и опять отошел.

Бакланов продолжал сидеть, качаясь всем телом. «Софи, верятно, теперь находится в объятиях Галкина». Далее этого представления он не мог выдержать и, взяв шляпу, проворно вышел из клуба.

Никтополионов, начавший играть на бильярде, посмотрел ему вслед с насмешливою улыбкой. Он видел, что чем-то напакостил человеку, и был совершенно этим доволен.

10

Дикий скиф просыпается в моем герое

На улицах была совершенная темнота. Тепловатый и удушливый ветер опахивает со всех сторон. Бакланов не шел, а бежал к дому Софи. У дверей он сначала позвонил, а потом стал стучать кулаком что есть силы. Иродиада, испуганная, в одном белье, с сальною свечкой в руках отворила ему дверь.

— Пусти! — сказал он и, проворно отстранив ее рукой, пошел в залу, гостиную и спальню.

— Барин, что вы делаете? — говорила она, идя за ним.

В спальне, Софи уже улегшаяся, при слабом освещении ночной лампадки, едва успела накинуть на себя кофту и привстать с постели.

Бакланов приостановился. Он видел только одно, что Софи была не с любовником.

Та, надев наскоро блузу и туфли, вышла к нему.

— Почему вы меня не приняли, когда я был у вас? — начал он резко.

Софи сконфузилась.

— Меня не было дома, — сказала она.

— Но у вас однако у подъезда была карета?

Голос и губы Бакланова при этом дрожали.

— Это была карета их знакомой-с, дожидалась тоже их! — вмешалась в разговор Иродиада.

— Молчи! — рявкнул на нее Бакланов, и Иродиада скрылась.

— Это была карета вашего любовника! — обратился он уже к Софи.

— Александр!.. — проговорила было та.

— Без восклицаний, — остановил он ее движением руки: — я для вас бросил все: службу… Петербург… Я вас за ангела невинного считал, а вы… ха-ха-ха! любовница жида!

— Я не любовница!.. нет, Александр, нет!.. — говорила Софи, ломая с отчаяния руки.

— Что ж он такое для вас? — спросил Бакланов.

— Он… (Софи очень сконфузилась). Он приятель моего мужа… имел с ним дела… давал нам деньги взаймы… и больше ничего!

— Деньги взаймы! Шейлок будет давать деньги взаймы! Да знаешь ли ты, коварное существо, что ведь они мясом, кровью человеческою требуют уплаты себе…