Когда Стейси наконец показалось, что она собралась и готова заняться коробкой, она вдруг увидела эту фигуру, идущую ей навстречу из полумрака.

Какой-то инстинкт заставил Стейси зажать руками рот и заглушить крик, рвавшийся у нее из горла. Фонарик упал на пол со слабым звуком и покатился куда-то. Сделав шаг назад, она наступила на него и едва не подвернула ногу. Стейси взмахнула раскинутыми в стороны руками, чтобы удержать равновесие и не упасть.

Именно в этот момент до нее дошло, что фигура перед ней в точности повторяет каждый ее жест. От нервной разрядки у Стейси по щекам покатились слезы, и она начала смеяться, глядя на свое отражение в викторианском зеркале, стоявшем в каком-то закутке в тени.

К тому времени, когда, немного придя в себя, Сгейси вернулась к коробке с домашними документами, нервы у нее были так перенапряжены, что она стала сомневаться, сможет ли отделить драгоценное зернышко нужных ей сведений от остальной пустой породы.

— Мне надо передать сообщение для Стейси Миллман, — сказал Дерек.

Пэм с отвращением посмотрела на телефонную трубку, потом снова поднесла ее к уху.

— Конечно, Дерек, пожалуйста, но почему ты сам ей не позвонишь? Я могу соединить тебя.

— В номере ее нет. Я уже звонил, там никто не отвечает.

— Не может быть, она наверняка у себя. Подожди минутку. — Пэм прикрыла трубку рукой и повернулась к Келли Макрей, которая помогала ей каждую неделю с бухгалтерией: — Мисс Миллман не выходила, пока я была на кухне?

— Никто не входил, и никто не выходил.

— А ты все это время была здесь, в холле?

— Конечно. — Светлый «лошадиный хвост» девушки подпрыгивал с каждым кивком. — Ну, кроме того раза, когда вы позвонили и попросили меня подсунуть ей под дверь записку.

— Извини, не поняла.

— Ну, помните, когда вы позвонили и велели мне написать ей записку, что Дерек будет ждать ее в пять в баре?

Пэм уставилась на девушку, потом посмотрела на телефонную трубку, которую прижимала к груди.

— Дерек, мне надо бежать. Давай твое сообщение.

— Передай ей, что я буду около шести, и пускай без меня не обедает. Спасибо, Пэм.

Пэм швырнула трубку на рычаг и помчалась в коридор, где находилась комната Стейси. Действительно, под дверь был подсунут листок бумаги. Пэм подняла его и прочитала записку, написанную почерком Келли.

Пэм коротко постучала в дверь, потом попробовала ручку. Найдя дверь запертой, она воспользовалась своим ключом, открыла комнату и убедилась, что там никого нет. Она уже собралась было выйти, когда заметила на кровати куртку Стейси с лежащей поверх нее сумочкой. Пэм подошла к кровати и открыла сумку. Бумажник и ключи от машины оказались на месте.

Пэм вышла в коридор и посмотрела в обе стороны, потом вернулась в холл и спуда направилась в бар. Она тщательно обыскала весь главный этаж, включая даже общественный дамский туалет рядом с холлом.

Этой сучки Миллман не было нигде, хотя все указывало на то, что из здания она не выходила. Пэм вернулась к столу дежурного администратора.

— Келли, на сегодня хватит. Закончим завтра. — Она нетерпеливо ждала, пока девушка убирала бухгалтерские книги обратно в сейф и ходила в офис за пальто и сумкой.

В какой-то момент этого ожидания она взглянула на доску, где обычно висели ключи от комнат, и поняла, что чего-то не хватает. Она дважды пересчитала крючки, и лишь тогда до нее дошло, что исчез ключ от чердака.

Дерек положил трубку и стал думать. Стейси обещала никуда не выходить, и у него не было оснований сомневаться в том, что она сдержит слово. Может быть, пошла в бар поболтать с барменом? Он понимал, что ей наверняка надоело сидеть в этой крошечной комнате целый день.

Он подписал еще рапорт, который подготовил один из его людей, потом откинулся на спинку своего вращающегося кресла и положил ноги на стол. Большую часть дня здесь было настоящее столпотворение: люди вбегали и выбегали из здания окружного суда, из Городов понаехали репортеры, чтобы взять у него интервью о смерти мэра, помощники предлагали свои версии, составленные на основе дошедших до них слухов и сплетен.

Слухи ходили всевозможные — от возвышенных до нелепых. Высказывалось предположение, что мэр Хантер был голубым и боялся, что его отвергнет бывший любовник, что он растрачивал казну города, что он умирал от рака и испугался, что ему не хватит сил на последние стадии агонии.

Дерек зевнул и устало потянулся.

Он спал, может быть, часа три перед поездкой в усадьбу Хантеров для разговора с Селмой Хантер. Карли Сеймос и жена Боба Изабелл были там и попытались ему помешать, но он настоял на том, что ему необходимо поговорить с миссис Хантер, и пригрозил им, что возьмет ордер, если они не перестанут путаться у него под ногами.

Обе женщины были в состоянии, близком к истерике, и он ожидал, что найдет мать Уильяма в полной прострации от горя.

Но, как всегда, эта старая дама не собиралась соответствовать тому, чего от нее ожидали. Она сидела за своим столом в библиотеке, выпрямив спину, твердо упираясь ногами в пол, и что-то писала. Окинув Дерека холодным взглядом, она приказала ему скорее говорить то, что он пришел сказать, и убираться вон из ее владений.

Дерек проигнорировал ее грубость.

— Миссис Хантер, я сожалею, что беспокою вас в такое время, но мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Так не тяните с этим, — резко бросила она.

— Не казался ли Уильям… мэр Хантер необычно подавленным в последнее время?

Она с насмешкой посмотрела на него.

— Должно быть, был хоть чуточку подавлен, если лишил себя жизни, верно, шериф? — Она пошевелилась на стуле. — Если все ваши вопросы такие же дурацкие, как этот, то мне некогда их выслушивать.

— Надеюсь, вы понимаете, что будет произведено вскрытие и проведено расследование. — Он сказал это как можно мягче, предполагая, что слова его причинят ей боль.

— Делайте то, что положено, — ответила она, всем своим видом показывая, что разговор окончен и она желает вернуться к прерванному занятию.

Дерек вышел от нее изрядно озадаченным. Он совершил ошибку, ожидая, что Селма Хантер будет реагировать на самоубийство сына так, как реагировала бы любая другая мать. Например, Иди. Но миссис Хантер явно была не как все другие матери; она вообще не была похожа ни на кого из знакомых ему людей.

Дерек снял ноги со стола и посмотрел в окно.

Может ли Иди знать что-то такое, что пролило бы свет на самоубийство мэра? А если знает, то поделится ли с ним более охотно, чем это делали до сих пор все другие, с кем он разговаривал?

Амбарная книга на первый взгляд не дала ничего примечательного. Цифры явно представляли собой выплаченные суммы, но большинство записей было обозначено буквами алфавита, и Стейси решила, что не стоит тратить время, пытаясь расшифровать их. Она уже собиралась закрыть книгу, как вдруг до нее дошло, что никакой это не шифр, а просто инициалы. Проведя пальцем вниз по колонкам, она нашла инициалы К. М. Против них была проставлена цифра 175 долларов. И дата: 1/59.

Стейси стала быстро просматривать каждую страницу, ища повторения этих инициалов. Да, вот они опять, с той же самой проставленной против них суммой. Дата: 2/59. Когда то же самое повторилось и в марте 59-го, Стейси поняла, что перед ней записи о выплате жалованья К. М., Кэтрин Миллман.

Она вернулась на первую страницу и стала снова просматривать колонки. Остановилась, дойдя до инициалов Д. М. Джералд Миллион? Выходит, они оба работали у Хантеров?

Она положила книгу на пол рядом с коробкой и с интересом занялась остальным ее содержимым. Здесь тоже оказался альбом с фотографиями. Она подняла его крышку, и, как если бы ее действиями руководила некая высшая сила, альбом раскрылся на странице, содержавшей одну глянцевую фотографию размером восемь на десять. На снимке были изображены две пары: одну из них составляли определенно ее мать и отец, а другую — Боб и Изабелл Хантер. У обеих женщин к корсажам вечерних платьев того времени были приколоты букетики гардений, и все четверо молодых людей счастливо улыбались.