— Новость?

— Я же тебе сказала. Только мама об этом знает. Ну, и другая половина, конечно, тоже, — добавила она со смущенным смешком.

А Дэйнтри тем временем окинул взглядом столики но обе стороны от Дэвиса. Он ожидал увидеть «тень» Дэвиса, но две пожилые пары, давно приступившие к еде, никак не походили на сотрудников спецслужбы.

— Похоже, тебя это совсем не интересует, папа. Ты ускакал мыслями куда-то за тысячу миль.

— Извини. Я просто увидел знакомого. Так что же это за тайна?

— Я выхожу замуж.

— Замуж?! — воскликнул Дэйнтри. — А твоя мать об этом знает?

— Я же только что сказала, что сообщила ей.

— Весьма сожалею.

— Почему ты должен сожалеть, что я выхожу замуж?

— Я не то хотел сказать. Я хотел сказать… Конечно, я ничуть не сожалею об этом, если твой избранник достоин тебя. Ты ведь очень хорошенькая девушка, Элизабет.

— Я же не выставлена на продажу, папа. В твое время, очевидно, чем красивее были ноги, тем выше рыночная цена.

— А чем он занимается?

— Работает в рекламном агентстве. Сейчас ведет рекламу детского талька фирмы «Джеймисон».

— Это хорошая штука?

— Очень хорошая. Они тратят огромные суммы, чтобы переплюнуть тальк «Джонсона» и отодвинуть его на второе место. Колин устроил замечательную рекламу по телевидению. Он даже сам написал к ней песенку.

— Он тебе очень нравится? Ты вполне уверена?..

Дэвис заказал вторую порцию виски. Теперь он читал меню… хотя, должно быть, прочел его уже много раз.

— Мы оба вполне уверены, папа. Мы ведь живем вместе уже целый год.

— Извини, — сказал Дэйнтри: видно, ему целый вечер придется извиняться. — Я этого не знал. А мама, я полагаю, знала?

— Она, естественно, догадывалась.

— Она видит тебя куда больше, чем я.

У него вдруг возникло впечатление, будто он отправляется в далекое изгнание, стоит на палубе корабля и смотрит, как уже еле различимые берега родины уходят за горизонт.

— Он хотел прийти сегодня и познакомиться, но я сказала, что на этот раз хочу побыть с тобой вдвоем. — «На этот раз» прозвучало как прощание надолго: теперь Дэйнтри уже видел лишь линию горизонта — земля исчезла.

— Когда же свадьба?

— В субботу, двадцать первого. Мы регистрируемся. И никого не приглашаем, кроме, конечно, мамы. Ну, и нескольких друзей. У Колина нет родителей.

"Колин, — подумал Дэйнтри, — кто это — Колин? Ну, конечно, это же гот человек, что работает у «Джеймисона».

— Мы будем рады тебя видеть… но у меня всегда такое чувство, что ты боишься встречаться с мамой.

Дэвис, очевидно, перестал надеяться, если вообще надеялся на что-то. Расплачиваясь за виски, он поднял от счета взгляд и увидел Дэйнтри. Они были словно два эмигранта, которые вышли на палубу с одной и той же целью — в последний раз взглянуть на родину, увидели друг друга и не могли решить, заговорить или нет. Дэвис отвернулся и пошел к выходу. Дэйнтри с сожалением посмотрел ему вслед, но знакомиться пока не было необходимости: им предстояло еще долго плыть вместе.

Дэйнтри резко поставил на стол рюмку, так что из нее выплеснулось немного хереса. Он вдруг почувствовал раздражение против Персивала. У этого типа не было же никаких улик против Дэвиса, ничего, что можно было бы предъявить суду. Дэйнтри не доверял Персивалу. Он вспомнил, как тот вел себя на охоте. Персивал все время старался быть с кем-то, беззаботно смеялся и так же беззаботно болтал, понимал толк в картинах, легко сходился с незнакомыми людьми. У Персивала не было, как у него, дочери, которая жила неизвестно с кем в квартире, где он, отец, ни разу не был, — он ведь даже адреса ее не знал.

— Мы решили, что после церемонии устроим небольшую закуску с выпивкой в каком-нибудь отеле, а может быть, на квартире у мамы. Мама потом ведь снова уедет в Брайтон. Но если ты захочешь приехать…

— Не думаю, что смогу. Я уезжаю в тот уик-энд, — солгал он.

— Как задолго ты все планируешь.

— Приходится. — И снова жалко солгал: — У меня ведь столько дел. Я человек занятой, Элизабет. Вот если бы я знал…

— Я хотела сделать тебе сюрприз.

— Надо нам что-то все же заказать, верно? Ты будешь есть ростбиф, не седло барашка?

— Мне — ростбиф.

— А медовый месяц у вас будет?

— О, мы просто проведем уик-энд дома. Возможно, весной… Сейчас Колин так занят этим тальком «Джеймисона».

— Надо нам отметить событие — сказал Дэйнтри. — Бутылочку шампанского? — Он не любил шампанское, но долг есть долг, и мужчина обязан его выполнять.

— Я предпочла бы просто бокал красного вина.

— И надо подумать о свадебном подарке.

— Лучше всего дай мне чек — да и для тебя это легче. Не пойдешь же ты по магазинам. Мама дарит нам прелестный ковер.

— У меня нет с собой чековой книжки. Я пришлю тебе чек в понедельник.

После ужина они распростились на Пэнтон-стрит: Дэйнтри предложил отвезти Элизабет домой на такси, но она сказала, что предпочитает прогуляться. А он понятия не имел, где находится эта квартира, которую она делила с будущим мужем. Она оберегала свою личную жизнь так же тщательно, как он — свою, только в его случае нечего было особенно оберегать. Эти совместные обеды и ужины редко доставляли ему удовольствие, потому что говорить им было почти не о чем, но сейчас, поняв, что они никогда уже больше не будут вдвоем, он испытал чувство утраты. И он сказал:

— Возможно все же, мне удастся освободиться в тот уик-энд.

— Колин будет рад познакомиться с тобой, папа.

— Я могу кого-нибудь с собой привести?

— Конечно. Кого хочешь. А кого ты приведешь?

— Я еще не уверен. Возможно, кого-нибудь со службы.

— Вот и прекрасно. И знаешь — нечего тебе бояться. Мама ведь любит тебя.

Он проводил дочь взглядом, пока она не исчезла в направлении Лестер-сквер, — а дальше куда? он понятия не имел, куда она пойдет, — и только тогда повернул в противоположную сторону, к Сент-Джеймс-стрит.

2

На один день вернулось бабье лето, и Кэсл согласился поехать на пикник: Сэму не сиделось дома после долгого карантина, а Сара вбила себе в голову, что, если в нем еще остались какие-то микробы, их унесет ветром в буковой роще вместе с осенними листьями. Она налила в термос горячего лукового супа и во второй термос — кофе, завернула половину холодной курицы, которую предстояло раздирать руками, несколько булочек из крутого теста и баранью кость для Буллера. Кэсл добавил к этому свою фляжку виски. Они прихватили два одеяла, чтобы было на чем сидеть, и даже Сэм согласился взять пальто на случай ветра.

— Только чокнутые устраивают пикник в октябре, — сказал Кэсл, хотя сам был доволен этим скоропалительным решением. Пикник позволял уйти от всех предосторожностей, которых требовала служба, от необходимости придерживать язык, проявлять предусмотрительность. Но как раз когда они стали прилаживать к велосипедам сумки, зазвонил телефон — настойчиво, как полицейская сирена.

Сара сказала:

— Опять эти люди в масках. Они испортят нам пикник. Я все время буду думать, как там дома.

Кэсл мрачно ответил, прикрыв рукой трубку:

— Нет, нет, не волнуйся, это всего лишь Дэвис.

— Что ему нужно?

— Он сейчас в Боксмуре на машине. День такой хороший, что он надумал навестить меня.

— Ох, черт бы побрал этого Дэвиса. Как раз когда у нас все уже готово к отъезду. И в доме нет больше ни крошки. Если не считать ужина, который я нам приготовила. Но на четверых его не хватит.

— В таком случае, если хочешь, поезжай вдвоем с Сэмом. А я пообедаю с Дэвисом в «Лебеде».

— Какой же это пикник без тебя, — сказала Сара.

А Сэм спросил:

— Это мистер Дэвис? Я хочу видеть мистера Дэвиса. Мы с ним поиграем в прятки. А то без мистера Дэвиса будет скучно.

Кэсл сказал:

— Пожалуй, мы могли бы взять с собой Дэвиса.

— Полкурицы на четверых?..

— Но у нас столько булочек, что на целый полк хватит.