Что из этого может получиться, рассмотрел Генри Каттнер в рассказе «Лучшее время года». На город должно обрушиться страшное бедствие, — сюда рухнет гигантский метеорит, о чем жители городка, естественно, не догадываются, а выходцы из будущего не говорят им ни слова, решив позабавить себя роскошным зрелищем, пощекотать нервишки «последним днем Помпеи». И вот респектабельные туристы прибывают в обреченный город. Им ничего не стоит избавить от огненной смерти сотни тысяч людей, для этого достаточно просто предупредить их, чтобы заблаговременно эвакуировать из опасной зоны. Но паломникам строго-настрого запрещено вмешиваться в историю, и они заняты тем, что отбивают друг у друга дома с наилучшим обзором, вызывая у жителей откровенное недоумение с чего бы это явно не стесненные. В средствах чужеземцы борются за какие-то невзрачные квартирки на окраинах, хотя в центре есть множество роскошных отелей.

Трудно себе представить, что человечество может состоять из распоследних мерзавцев и эгоистов, опустошивших в погоне за изысканными удовольствиями свою душу. И не по будущему, а по настоящему бьет Каттнер, он недвусмысленно отвечает на вопрос, к какому моральному падению ведет политика «хаты с краю».

А к чему может привести вмешательство, мы уже видели. Итак — тупик. Не вмешиваться — невозможно, и вмешиваться нельзя. Счастье в том, что эта альтернатива существует только на бумаге, и никогда люди не встанут перед необходимостью решать ее на самом деле. Иначе человечество оказалось бы перед опасностью серьезных потрясений, могущих разрушить все здание цивилизации. Но в руках фантастов эта конфликтная ситуация, как мы уже тоже видели, служит верным оружием для исследования не столько будущего, и уж, конечно, не прошлого, сколько настоящего, и прежде всего волнующих нас нравственных проблем — что такое ответственность людей перед собственной совестью, перед другими людьми, перед будущими поколениями, перед историей. Таков глубокий человеческий смысл, который таится в мудреном наукообразном словечке «хроноклазм».

Впервые этот термин прозвучал в рассказе Джона Уиндема. (Рассказ так и назывался). Но автор не претендовал на глобальные сдвиги, он воспел любовь девушки из будущего к нашему современнику. Вечная тема искусства — любовь, которая уже ломала всяческие преграды — сословные, имущественные, национальные, территориальные, возрастные — нашла новую, неожиданную область распространения — научную фантастику. Теперь перед всепобеждающим общечеловеческим чувством не устояли и столетия, разделяющие любящие сердца. Оказалось, что с использованием стандартной машины времени можно создавать подлинные лирические шедевры вроде рассказа Роберта Янга «Девушка-одуванчик», очень похожего по сюжету на «Хроноклазм», но выполненного тоньше, проникновеннее. Необыкновенно поэтичен образ юной и загадочной Джулии, которая регулярно появляется на холме, повергая сорокалетнего героя в смятение чувств. Он понимает, что любит Джулию, что не может жить без нее, а в то же время любит свою жену, хочет остаться с ней. Но подобные затруднения не существуют для влюбленных особ, имеющих в своем распоряжении машину времени. Оказалось, что его жена и есть та самая Джулия, девушка просто перебралась еще на двадцать лет назад, тогда-то молодые люди и полюбили друг друга, а на холме герой просто не сразу узнал свою столь сильно и внезапно помолодевшую подругу. Конечно, временные хитросплетения придают повествованию оттенок необидного юмора, но это лишь способствует созданию лирической атмосферы в рассказе, воспевающем верность и постоянство.

Но не только любовь мужчины и женщины, другие человеческие чувства тоже могут стать содержанием фантастического произведения. Вот перед нами еще один рассказ А.Азимова «Уродливый мальчуган», по-моему, одно из лучших творений известного американского фантаста. В современность доставлен малыш-неандерталец, с научными целями, разумеется, ухаживать за ним была приглашена уже немолодая воспитательница, одинокая, старая дева. «Уродливый мальчуган» — настоящий гимн женской самоотверженности. Вместе с тем, это страстное антирасистское произведение. Материнская любовь «белой» женщины к беззащитному мальчику показана как совершенно нормальный, естественный вариант человеческих отношений. Героиня борется с предрассудками, доказывая, что ее Тимоти — самый настоящий человек, здоровый, смышленый, а никакая не обезьяна, как бы ни шокировал его внешний вид некоторых не в меру брезгливых руководителей эксперимента. Но еще важнее то, что и сам писатель так изображает маленького делегата из прошлого, что мы невольно проникаемся к нему симпатией и негодуем на тех, кто видит в Тимоти не живое, чувствующее, страдающее существо, а лишь подопытный объект. Писатель находит ударную концовку когда Тимоти пришлось вернуть в его время, женщина уходит вместе с ним, не желая расставаться с единственной своей привязанностью. Как бы ни был безрассуден с точки зрения тех же ученых джентельменов этот поступок, он продиктован сильным и искренним чувством, и мы не можем не восхищаться им.

Еще одного перетянутого в современность неандертальца, на сей раз вполне взрослого, и с подобными же целями ввел в свой роман «Заповедник гоблинов» Клиффорд Саймак. Линия Алле-Опа (так окрестили «каменного гостя») окрашена сильной дозой юмора, но мысль та же самая — дело не во внешности, по своему умственному развитию и неандерталец может стать полноценным членом современного общества. Я, правда, не знаю, как насчет научной достоверности этого утверждения, если говорить конкретно о неандертальцах, но с точки зрения гуманизма тут все правильно. Еще одну лирическую ниточку к прошлому протянул Д.Пристли в повести «Дженни Вильерс». Здесь речь идет не о любви а прямом смысле слова и даже не о непосредственном общении. Предоставившаяся чудесная возможность стать, пусть даже посторонним, свидетелем трагической судьбы талантливой актрисы прошлого века, сопереживание с теми испытаниями и страданиями, которые пришлось пережить нежной и несчастной девушке, облагородило душу старого драматурга, помогло ему преодолеть душевный кризис, вновь обрести утраченную было веру в людей. Эта добрая повесть говорит о том, что мы связаны с прошлым невидимыми, но неразрывными нитями и что опыт прошлых поколений не исчез бесследно, не может исчезнуть. Мы не в состоянии жить без него, если хотим оставаться людьми.

А все-таки нет ли каких-либо реальных путей для осуществления мечты фантастов? Если невозможно перемещение по времени «назад-вперед», то, может быть, возможны какие-нибудь принципиально иные способы для проникновения в прошлое или в будущее? Положим, насчет заглядывания в будущее можно усомниться, но что от прошлого сохранились какие-нибудь источники рассеянной информации, какие-нибудь застывшие волны — это более правдоподобно.

Такую идею использовал, например, И.Забелин в «Записках хроноскописта». Хроноскоп, изобретенный автором и двумя его молодыми героями, это весьма совершенное кибернетическое устройство, которое способно извлечь максимум информации из минимума данных. По обломку горшка, обрывку письма, кусочку материи оно воспроизводит образы людей, сделавших их или бравших их в руки. Словом, оно действует, как криминалист высочайшего ранга, электронный Шерлок Холмс, который, как известно, по одной пылинке мог представить себе возраст, достаток и цвет волос преступника, а также мотивы, толкнувшие его на преступление. Если такое мог сделать человек, почему бы не справиться «разумной» машине? Ничего нарушающего физические законы в предложении И.Забелина нет. С помощью хроноскопа героям его повестей удалось разрешить много любопытных историко-географических загадок — выяснить причину гибели полярной экспедиции, разгадать тайну узников северного монастыря, найти следы исчезнувших коссов — «земляных людей». Именно эти полуфантастические, а может быть, даже и совсем не фантастические истории — существо книг И.Забелина. И хотя сейчас нас интересует хроноскоп, он введен автором лишь для того, чтобы протащить связующую нить от рассказа к рассказу.