С. Алегин

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ СПАЛ

В тот теплый июньский вечер, о котором я хочу рассказать, волею судеб оказался я в Ленинграде. Было время белых ночей, когда по улицам и площадям этого прекрасного города бродят стайками и в одиночку его поклонники. К ним отношу я и себя. Отколовшись от компании, с которой ужинал в ресторане, я пошел поклониться моим любимым ленинградским местам. Проходя по одной из улиц, я почувствовал укор совести. Вот уже который приезд в Ленинград я собираюсь зайти к старому приятелю, живущему здесь. Теперь я стою против его дома, вижу его окно, оно ярко освещено, хотя второй час ночи.

Моего приятеля зовут Гарольд. Студентами мы посмеивались над его именем. Но он был хорошим парнем, добрым и работящим, его любили и называли Гариком. От друзей я слыхал, что Гарик женат, детей у него нет и он пишет диссертацию.

Около двери в квартиру Гарика я не нашел звонка. На двери была прикреплена табличка «Толкай!». Войдя в коридор и затем в комнату, я увидел Гарика. Он был все тот же, только шевелюра кое-где превратилась из черной в пепельную. Гарик быстро печатал что-то на машинке, глядя в раскрытую книгу, которая лежала рядом.

Некоторое время Гарик меня не замечал. Потом повернул ко мне голову, сосредоточенно посмотрел на меня, вскочил и воскликнул:

— Ба, сто лет, сто зим! Привет, дружище! Вот молодец, что зашел! Сколько мы лет не виделись? Какими судьбами ты в Ленинграде? Как вообще успехи?

Не ожидая ответов на вопросы, Гарик перешел от восторженного тона на просительный:

— Ты меня извини, дружище, но мне надо закончить тут одну работу, хотя бы довести ее до логической паузы, а то я боюсь растерять все свои мысли. Ты садись сюда в кресло. — Гарик снял с сиденья несколько листов исписанной бумаги. — Здесь куча журналов и книг, читай что хочешь. А скоро, наверное, придет Лизок, мы поужинаем, попьем чаю, поговорим о житье-бытье… Она пошла пройтись… Ведь белые ночи… Впрочем, для меня они не существуют.

Я заверил Гарика, что он может работать, не обращая на меня ни малейшего внимания, что я с удовольствием посижу здесь после неуютной гостиницы и что я уже ужинал, и мне ничего не надо. Явно обрадованный моими словами, Гарик снова занял прежнюю позицию, стал стрекотать на машинке и смотреть в книгу. Я оглядел комнату. Она вся была завалена рукописями и книгами. Они лежали на письменном столе, на журнальном столике, на книжных полках, на диване и стульях.

Кресло, в котором я сидел, располагало к дремоте. Вино, выпитое мной в ресторане, также давало о себе знать. Чтобы не заснуть, я встал, прошелся по комнате и заглянул через плечо Гарика. Что-то показалось мне странным, и я стал смотреть внимательно Гарик не замечал меня, и это давало мне возможность разобраться в том, что он делает. Я долго не мог понять, я не позволял себе поверить. Это было невероятно! Этот Гай Юлий Цезарь делал одновременно два совершенно не связанных между собой дела. Он читал книгу по математике и писал статью по химической технологии.

Я сел в кресло и задумался. От дремоты не осталось и следа. Во всем, что происходит в этом доме, мне показалось, есть что-то патологическое. Неистовство Гарика в работе, его раздвоение, его слова о Лизе (вероятно, жене), для которой существуют белые ночи… А для Гарика их нет… Я встал и положил Гарику руку на плечо.

Он повернулся ко мне. На его лице была досада. Потом, спохватившись, он похлопал по моей руке. Затем встал и потянулся так, что захрустели кости. Сел на стул рядом со мной: я, мол, полностью в твоем распоряжении.

— Это омега-стимулин, — сказал Гарик. — Во мне сейчас два интеллекта. Понимаешь?

Я ничего не понимал.

— Профессор Сазонов — помнишь? — Николай Петрович. Он разработал этот препарат в своей лаборатории. Я с трудом добился, чтобы разрешили испытывать его на мне. Ты как раз попал в кульминационный момент этих испытаний…

— Слушай, Гарик, брось темнить! — воскликнул я. — Расскажи мне толком. Что за лекарство? Зачем оно тебе? Как так два интеллекта?

— Ну, хорошо, сейчас расскажу. Слушай.

В это время хлопнула наружная дверь, и в комнату быстро вошла стройная молодая женщина в темно-сером искрящемся платье. Копна не очень светлых волос была откинута назад. Лицо ее было заплакано. В руке она держала скомканный платочек. Увидев меня, Лиза (это, видимо, была она), как-то неловко кивнув мне, устремилась в другую комнату. Гарик последовал за ней. Дверь осталась приоткрытой, и до меня доносились обрывки фраз. О, боже, это была обычная семейная сцена. Она жаловалась на одиночество, а он уверял, что через три месяца закончит диссертацию и снова будет жить, как все. Конечно, клялся в любви Все это прерывалось всхлипываниями, паузами, звуками поцелуев.

Я почел за благо удалиться, поняв, что сейчас в этой квартире совершенно излишен. Перед уходом положил на пишущую машинку записку с номером телефона гостиницы, где я остановился. Уже светало, когда я шагал по опустевшему Ленинграду, и стук моих ботинок по асфальту гулко отдавался в каменных просторах.

На следующий день Гарик сидел у меня в гостинице и рассказывал.

— Ты только представь себе: человек живет 75 лет, из них он почти 25 лет спит. Проспать 25 лет — это ведь дикое расточительство! За это время можно столько познать и сотворить! Избавиться от необходимости сна — старая мечта человечества. Однако возбуждающие средства, которые предлагались раньше, вели к ускоренному износу организма. Кажется, Сазонову первому удалось синтезировать препарат, который дает нужный эффект и, как будто, не приносит вреда. Я говорю «кажется» и «как будто» потому, что хотя омега-стимулин многократно проверен на животных, но только сейчас испытывается на людях, одним из которых являюсь я.

— Но почему ты говорил, что в тебе сейчас два интеллекта? — спросил я — Как это понять? И причем тут твой стимулин?

— Сейчас уже не два, а один. А дело здесь вот в чем одной таблетки омега-стимулина достаточно для того, чтобы в течение суток совсем не спать. Обычно я работаю до 12 часов ночи, потом принимаю ванну, затем, не ложась спать, снова работаю до утра, после чего завтракаю и иду к себе в институт. Итак, я работаю 24 часа в сутки!

— Ну, хорошо, — заинтересовался я, — а что будет, если ты примешь две таблетки?

— Тогда я буду работать примерно 30 часов в сутки.

— Это довольно шаблонная острота!

— Нет, это совсем не острота, а действительность. Две таблетки препарата Сазонова стимулируют работоспособность настолько, что создают возможность работать за двоих. При этом мозг как бы делится на две части, каждая из которых действует самостоятельно. Обычно после ванны наступает какое-то особое напряжение, жажда деятельности оба моих «я» рвутся к работе. Сегодня ночью ты как раз застал меня в этом состоянии. Два интеллекта существовали во мне независимо, каждый делал свое дело. Второй таблетки омега-стимулина хватает на то, чтобы такая деятельность продолжалась примерно 6 часов. Вот и получается, что я работаю в сутки 30 часов.

— Точнее, 30 гарико-часов! — вставил я.

— Да. К утру двойная работа прекращается, и я возвращаюсь в обычное состояние человека, имеющего один интеллект и избавленного от необходимости сна.

— А что будет, — поинтересовался я, — если принять 3 или 4 таблетки?

— Теоретически возможно, — ответил Гарик, — получить сутки длительностью 40, 50 и более часов, но это слишком рискованный эксперимент, и ни Сазонов, ни я пойти на него не можем. Ведь я стал испытывать на себе омега-стимулин ради того, чтобы быстрее разделаться с диссертацией, а Лиза не хочет этого понять.

Вспомнив о жене и ночной драме, Гарик погрустнел. В его речи, столь оживленной, когда он рассказывал о проводимом эксперименте, появились страдальческие нотки.

— Слушай, друг, — обратился ко мне Гарик, — я ведь пришел к тебе не для того, чтобы читать лекцию об омега-стимулине. Лиза очень смущена тем, что так плохо приняла тебя и что ты удрал, как она говорит, из-за плохого приема. Она очень просит, чтобы, ты пришел сегодня вечером. Я тоже был бы рад тебя видеть сегодня у нас. Обещай, что придешь.