– Скажите, а мы не можем заказать еще чаю? Посвежее?

– Разумеется.

Она махнула рукой, подзывая официанта. Тот в мгновение ока был у их столика и Лила попросила его принести им еще чаю. Потом продолжала вполголоса.

– Скажите, существует ли стопроцентная гарантия того, что Мендоза все же приступят к выпуску облигаций парагвайского займа?

Тимоти сидел, подавшись вперед, опустив руки на колени и нервно сцеплял и расцеплял пальцы. Он все еще не мог придти в себя.

– Все говорит о том, что собираются. Мой дядя Генри попытался было пошуметь, но отец, как водится, быстро заткнул ему рот. А теперь ваша очередь рассказать мне кое о чем. Что за оружие есть у вас в руках, кроме вашего поганца-сына.

– Действенное, – тихо сказала она. – Самое действенное.

– Так что же это за «действенное оружие», черт бы вас побрал? Скажите же мне! Объясните мне, непонятливому, что это за оружие. Мне уже опостылело быть в роли слепца с поводырем – вы поводырь, а я – слепец!

– Успокойтесь, вы должны доверять мне, Тимоти. Как вы оцениваете то, с чем вам пришлось ознакомиться в Дублине?

Она прощупывала его, пытаясь уяснить, возникли ли у него сомнения относительно достоверности этой информации. Кроме того, ей было небезынтересно узнать, кого он считал инициатором этой акции – ее или Фергуса. Ведь она не знала, что конкретно содержалось в этом отчете.

Тимоти не мог ответить сразу – официант принес им чай. Лила налила две чашки. Свою Тимоти выпил почти залпом, потом заговорил.

– Я остался доволен тем, что прочел. Действительно, очень доволен, – признался он. – Чего же мне не быть довольным – из всего этого я смог сделать очень полезный для себя вывод – мой отец и его братья вот-вот совершат очень большую оплошность.

Маловато для того, чтобы она могла составить себе вполне определенную картину, но кое-какие ее подозрения подтверждались. «Значит, этот хитрюга Фергус умудрялся все же удерживать этого глупыша в нашем альянсе. Слава Богу».

– Хорошо, ответьте теперь мне на такой вопрос: смогли бы вы получить такую информацию без меня?

– Не знаю.

– Ошибаетесь, Тимоти, знаете. Как бы вы ее получили, скажите мне? До поездки в Дублин вы ведь ни на минуту не сомневались в том, что ситуация в Парагвае благоприятна и стабильна. А этот отчет враз поставил все ваши представления с ног на голову. Что же касается меня, то я, в отличие от вас, знала, что там происходит и именно я сумела раздобыть для вас эти материалы.

Мягко говоря, все было не совсем так, но для нее было лучше, если она это подаст именно так, и теперь Лила ждала, когда он поверит в это, признает, что по-другому и быть не могло… А когда он поверит, она еще туже затянет удавку на его шее.

– Хорошо, я не могу отрицать того, что вы сказали, – он наконец поверил. – Но меня интересует, насколько сильным окажется для них этот, наносимый вами удар? Поймите меня правильно, нет смысла наследовать то, что обесценено, что уничтожено. Ведь банк, место которому на свалке, вряд ли подойдет для того, чтобы возглавить его. – Он смотрел прямо ей в глаза. – Или, может быть, вас именно это устраивает? Ведь в таком случае ваш драгоценный Майкл в Кордове вознесется до небес, ведь в Лондоне ничего уже не останется.

– До этого дело не дойдет, не беспокойтесь. Несмотря на формальное разделение, дом Мендоза – единое целое. И так было всегда. В этом наша сила.

– Наша? Простите, но вы не Мендоза. Вы – вдова Мендоза.

– Мой сын, мой драгоценный Майкл, как вы совершенно справедливо назвали его, такой же Мендоза, как и вы. И, кроме того, у меня имеются и личные мотивы для того, чтобы желать, чтобы… словом, желать того, что я желаю.

– Старая песня, – Тимоти отодвинул от себя пустую чашку. – Значит, по-вашему, я должен уверовать в то, что вы дирижируете всем и вся и что все под вашим неусыпным контролем. Хорошо, а вы в курсе того, что мой отец именно сейчас, когда мы здесь с вами распиваем чаи, встречается с Джоном Барингом? И что Баринг тоже возьмет на себя часть этого займа? И что это, таким образом, снизит возможности оказывать давление на Мендоза.

Лила улыбнулась.

– Я вам обещаю, что бы по этому поводу не решалось, какие бы меры предосторожности не принимались, когда наступит час выложить деньги на бочку, ни Баринг, ни какой-либо другой банк не будут заинтересованы в том, чтобы помогать Мендоза.

– Да как, дьявол вас возьми, вам это удастся? – вскипел Тимоти. – И пусть вы даже тысячу раз правы, вы не должны забывать о том, что общественная кампания подписки на этот заем привлечет массу желающих приобрести облигации. Мне нет необходимости объяснять вам, насколько всемогущим может быть этот пресловутый мелкий вкладчик. И, если Мендоза будет располагать соответствующим количеством наличных денег, то все наши планы…

– Я обещаю вам, что выпуск облигаций этого займа окажется полным провалом.

Лила говорила об этом так, будто это само собой разумелось.

– Как вы можете это знать сейчас? – допытывался Тимоти. – Кто вы? Ведьма, колдунья или ясновидящая?

Ореховые глаза Лилы сузились.

– Однажды ваш кузен Хуан Луис уже задавал мне этот вопрос. Это кончилось для него очень плохо. Нет, я не ведьма и не колдунья.

– Поймите, я не хотел вас оскорбить.

– Все в порядке, я понимаю, что не хотели. Но, как бы то ни было, остается лишь неделя. Подождем – увидим. И вам представится возможность убедиться в том, права я или нет.

– А если вы окажетесь правы, и этот заем действительно рухнет, что тогда? Что будет тогда?

– А вот тогда-то и начнется настоящая игра.

4

Пуэрто-Рико

Десять часов утра

В то время, как Лила и Тимоти вели в Лондоне этот разговор, «Сюзанна Стар» собиралась пристать к берегу на другом конце света.

Это был четырехмачтовый парусник, который, расправив свои могучие паруса общей площадью в полгектара, способен был переместить восемь тысяч тонн груза наперекор океанским волнам и самым быстрым морским течениям.

Сейчас, когда парусники доживали свой век, им постоянно приходилось бороться с постепенно вытеснявшими их паровыми кораблями.

«Сюзанна Стар», гордо рея, победительницей входила в залив Сан-Хуан. На носу парусника стоял двухметровый гигант и напряженно всматривался в приближавшийся берег. Он походил на кряжистый дуб, вросший в палубу. Его белая полотняная рубашка лопалась под напором мощных мускулов. Глядя на этого человека, невозможно было представить себе его в роли побежденного или испугавшегося. Он стоял во весь рост, ветер развевал его темно-рыжие волосы, лучи солнца искрами рассыпались в его синих, как морская вода, глазах. Но каким бы абсурдным это ни казалось, теперь этот великан находился во власти страха.

Впервые за свои двадцать девять лет Майкл Кэррен мучился сомнениями, хватит ли у него сил, мужества и ума совершить то, для чего он сюда был послан. На груди, под рубашкой, он ощущал золотое полукружие, висевшее на кожаном ремешке и сейчас, размышляя об этом, внушавшем ему непокой, будущем, он невольно прикоснулся ладонью к груди в желании еще раз убедиться, что талисман, которому он доверял больше, чем самому себе, оставался при нем. «Если я позабуду тебя, Иерусалим, позабудь меня, десница моя». Нет у тебя иного выхода, кроме как идти на этот риск – в который уж раз повторял он эти слова, ставшие в последние дни для него заклинанием.

Было и еще одно обстоятельство, способное рассеять его страхи, оно успокаивало его, и он далее расценивал его как доброе предзнаменование – «Сюзанна Стар», на борту которой он отправился в Америку, входила в состав небольшой флотилии, владельцем которой были Мендоза. Этот парусник перевозил для них грузы во все концы света. В планы Майкла не входило воспользоваться судном, принадлежавшим Мендоза, и то, что он оказался на «Сюзанне», было просто стечением обстоятельств. Капитан даже и не подозревал, какая важная персона была у него на борту. Майкл был благодарен судьбе за этот подарок, вселявший в него уверенность. Он чувствовал себя участником штурма какого-то замка, мастерским ударом пробившим брешь в его неприступных стенах.