— Что случилось?

— Я пытаюсь расслышать, — сказал Шарп.

— А я пытаюсь уснуть.

— Да слушайте же!

Но стояла тишина, только под обрывом слышался плеск воды, да листья шелестели под дующим с востока ветром.

Шарп раздумывал, не пойти ли на разведку в Барка д’Aвинтас, но решил этого не делать: не хотелось разделять и без того маленький отряд. Впрочем, какие бы опасности не подстерегали их в деревне, они могли подождать до утра. Уже в сумерках ему вновь послышался гром, но порыв ветра унёс слабый отзвук.

На рассвете было тихо, и под туманной дымкой река блестела, как полированная сталь. Луис, который вступил в отряд Висенте, оказался хорошим сапожником и починил самые ветхие ботинки. Он сам предложил побрить Шарпа, но тот в ответ покачал головой:

— Побреюсь, когда переправимся через реку.

— Надеюсь, вы не решили отпускать бороду, — заметил Висенте.

Они медленно шли по тропе, петлявшей вдоль обрывистого берега. Тропа была неровной, заросшей и изрытой колёсами телег, но ничего подозрительного вокруг не было. Тропа превратилась в ровную дорогу вдоль виноградников, а впереди показались белые стены домов, ярко освещённые восходящим солнцем.

Французов в Барка д’Aвинтас не было. Десятка два людей при виде одетых в форму оборванцев, показавшихся на мостике через ручей, попрятались в разорённых домах, но Висенте успокоил их. Деревенские рассказали, что лодок в деревне нет, все сожгли французы. Французы здесь появлялись редко. Иногда конный драгунский патруль, грохоча копытами, влетал в деревню, проверял переправу, отнимал провизию, а потом уезжал обратно. Местные поделились и другими новостями, хотя знали они мало. Одна женщина, которая торговала яйцами, оливковым маслом и копчёной рыбой на рынке в Опорто, рассказала, что французы контролируют северный берег от Опорто до моря, но Шарп большого значения её словам не придал. Её муж, сутулый великан с узловатыми, как древесные корни, руками, нехотя позволил соорудить плот из кое-каких обломков нехитрой деревенской мебели.

Шарп поставил часовых на западной околице, там, где был ранен Хэгмэн. Он забрался на дерево и был поражён, что оттуда видны у самого горизонта очертания зданий в Опорто. Среди них выделялось то самое большое белое здание под черепичной крышей, которое запомнилось ему ещё с того раза, как они впервые встретились с Висенте, и Шарп был потрясён, что оно расположено так близко, не более, чем в трёх милях. Разумеется, там, на холме, у французов должен быть свой пост. И, конечно, у них была подзорная труба, чтобы следить за дорогами, ведущими в город. Но ему нужно было пересечь реку в этом месте, и поэтому он спустился на землю и отряхивал от древесного мусора свой мундир, когда за его спиной послышалось невнятное мычание. Шарп в удивлении обернулся и увидел парня в изорванной одежде со всклоченными грязными рыжими волосами, ярко-синими глазами и безвольным слюнявым ртом. Он снова замычал, а потом разразился кудахчущим смехом, и Шарп догадался, что это безобидный деревенский дурачок. Шарп знал одного такого в Йоркшире. Его звали Ронни. Родители приковывали его цепью к пеньку на лугу, и он пугал коров, разговаривал сам с собой и рычал на девушек. Но этот назойливо хватал Шарпа за рукав и тянул к реке.

— Нашли себе дружка, сэр? — развеселился Танг.

— От таких — одни неприятности, сэр, — заметил Перкинс.

— Он ничего плохого не хочет, — заспорил Танг. — Он хочет, чтобы вы поплавали, сэр.

Шарпу удалось высвободиться из цепких пальцев дурачка.

— Как тебя зовут? — спросил он, но сообразил, что глупо по-английски разговаривать с душевнобольным португальцем.

Однако дурачок настолько обрадовался, что с ним заговорили, что заухмылялся, забормотал что-то невнятно и запрыгал. Он снова ухватил Шарпа за руку.

— Я буду звать тебя Ронни, — сказал Шарп. — Что ты хочешь?

Стрелки засмеялись, но Шарп всё равно собирался идти на берег, чтобы прикинуть, какой путь предстоит ему проделать на плоту, поэтому он позволил увлечь себя вперёд. Ронни всю дорогу кудахтал что-то бессмысленное. На берегу он потащил Шарпа направо, и, когда тот попытался выпутаться из его удивительно сильной хватки, покачал головой и повёл дальше, через тополя, густые заросли кустарника. Наконец он отпустил Шарпа и хлопнул в ладоши.

— Ты не такой уж дурак, верно? — покрутил головой Шарп. — На самом деле, ты, Ронни, чёрт возьми, просто гений.

Кода Шарп в первый раз попал в Барка д’Aвинтас, он видел сожжённый и затопленный паром, но их, оказывается, было два! Это низкое, широкое тяжёлое судно могло перевезти небольшое стадо овец или даже телегу с лошадьми. Сейчас оно был притоплено камнями в ручье, который разлился под деревьями, образовав небольшое болотце. Селяне, видимо, решили спрятать свою главную ценность до мирных времён, и потому промолчали о ней. Французы же не подозревали о существовании второго парома.

— Ты, чёрт возьми, гений, — повторил Шарп и отдал Ронни последний кусок хлеба — единственное, чем он мог наградить парня.

Но у него теперь была лодка.

А потом он снова услышал гром. На сей раз он прогремел близко, и сразу стало ясно, что и не гром это вовсе, что Кристофер лгал, и никакого мира в Португалии подписано не было.

Потому что это была артиллерийская канонада.

Глава 8

Звуки пушечных выстрелов разносились с запада вдоль обрывающейся в воду крутыми берегами долины реки, так что неясно, шёл бой к северу или югу от Дору. Шарп даже не был точно уверен, что это отголоски сражения. Возможно, французы установили батареи для защиты города от нападения с моря и обстреливали находящиеся в прибрежных водах корабли. Возможно, они просто проводили учения. Но одно было бесспорно: он никогда не узнает, почему идёт стрельба, если не подберётся поближе. Он бегом вернулся в деревню. Ронни поспевал за ним, загребая пыль ногами, и что-то невнятно выкрикивал. Найдя Висенте, Шарп сообщил:

— Паром здесь есть. Этот парень показал, где он спрятан.

— Вы слышали выстрелы? — растерянно спросил Висенте.

— Посмотрим, что это значит. Подойдём поближе к городу, — сказал Шарп. — Но нужно попросить местных жителей поднять паром. Он может нам понадобиться.

— Пойдут все?

— Все. Но я хочу, чтобы паром был готов к полудню.

Мать Ронни, приземистая скрюченная женщина в чёрном, оттащила сына от Шарпа, ругая его пронзительным голосом. Шарп объяснил ей, что Ронни — герой и отдал последний кусок сыра из ранца Харпера, а потом повёл свою разношёрстную группу вдоль берега на запад.

То, что они увидели, было странно. Сады, оливковые рощи, крытые скотные дворы и виноградники вдоль северного берега Дору были превращены в укреплённый рубеж. Кое-где у подножия холма, на вершине которого стояло большое здание под черепичной крышей, расположились орудия. Они то стреляли залпом, словно в бою, то замолкали. Иногда по несколько минут не слышалось ни одного выстрела, или стреляло лишь одно орудие, и гулкий звук отзывался эхом от холмов южного берега, возвращался к северному и раскатывался по речной долине.

— Может, стоит пойти в семинарию, — Висенте указал на большое белое здание.

— Там французы, — отозвался Шарп.

Он укрылся за оградой и говорил очень тихо. Было весьма странно, что нигде не видно французских часовых, но, вероятно, французы разместили солдат в этом большом здании, которое, как замок, доминировало над рекой к востоку от города.

— Что, вы говорите, это за здание?

— Семинария.

— Что?

— Школа для священников. Я когда-то хотел стать священником.

— О Господи! — воскликнул Шарп. — Вы хотели быть священником?!

— Подумывал об этом, — ощетинился Висенте. — Вам не нравятся священники?

— Не очень-то.

— Тогда я рад, что стал адвокатом, — усмехнулся португальский лейтенант.

— Вы, Джордж, не адвокат, — сказал Шарп. — Вы, чёрт возьми, солдат, как и все мы. И это — комплимент.