- Такая, - одна! Паш, спать нам не пора?
- Это какое ещё такое спать! Не-не-не! Илюшечка, Пашечка! Да я и не хочу, и вам не дам… Да погодите вы! Кидаются тут. С двух сторон тут, как эти самые тут, - как барсуки какие-то. Посидим ещё, а? Илюшечка, расскажи ещё чего-нибудь…
- Нет, Никита. Хватит на сегодня, ты и так вон спать не хочешь. Эх, надо было мне сказочку рассказать тебе… Песенку, там, колыбельную спеть…
- Колыбельную! - теперь уже Никитос валится на ковёр от смеха.
- Правда, Ил, всё равно, - пока этот обормот сам не заснёт, ну, или пока мы уж совсем без сил не свалимся, всё равно не уснуть.
- Ладно. Тогда, может быть, телек включим? Или дивидишку какую-нибудь воткнём?
- Не, так посидим. Илья, груша последняя. Не хочешь? Ты, Никитос? Ха, да я бы и не дал!
Странно, но Заноза пропускает эту Пашкину реплику мимо ушей, а сам что-то уж больно деловито начинает переставлять и передвигать с места на место тарелки, бокалы, конфеты… И при этом бросает быстрые короткие взгляды то на меня, то на брата. Что-то тут…
- Пашка, не ешь! Погоди-ка… Никишечка, а ну-ка, откуси-ка от этой груши…
- Ил! Уйдёт, зараза! Лови его! Эх… У-у, гадёныш! В ванной закрылся… Щас я ему свет отрублю, - мигом выскочит.
- Брось ты его, Паш. Сам выползет. Пошли, посмотрим, что он там такое с грушей сделал.
Пашка хлопает по двери ладонью.
- Лучше не выходи, гадёныш, - убью к чёрту!
Из ванной раздаётся невнятно-угрожающее:
- Зу-зу-зу! Зу-зу!
- А вот выйди только, тогда посмотрим! - хлопает Пашка по двери ещё раз. - Айда, Илюха, хрен с ним.
В комнате мы с Пашкой осторожно, словно это бомба, рассматриваем грушу.
- Вот тут, смотри, Ил.
- Да… А с виду-то целая совсем. Надо же! - восхищаюсь я.
- Ни фига себе! Да он в неё пол шпроты затолкал. Как ухитрился… И когда, главное?
- Да не важно. Пока ты с центром вошкался, а я яблоко грыз, тогда, наверное, и…
- Нет, ну какой всё-таки! Надо заставить его это сожрать.
- А ему пофигу. Сожрёт, и не поморщится. Он и так всё без разбора, вперемешку трескает. Дай-ка её мне… Хм. Интересно, а рыбой почти и не пахнет, груша всё перебила…
- Явился! Ты почему террорист такой растёшь?! Как хочешь, Илья, а я всё бате расскажу…
- И про коньяк? - невинным голосом спрашивает Заноза.
- Мама, - беспомощно разводит Пашка руками. - За что это такое на меня, а, Ил? У-у, болячка ты!
- Вот чё орать-то вот, а? Подумаешь, груша. Дай сюда, Илюха. Груша, как груша… Орут только, и орут…
- Брось, Никита, её теперь выкинуть только.
- Да пусть подавится! Ему по барабану, у него же желудок, как у страуса, - гвозди переваривает.
- Гвозди? - тут же задумывается Заноза…
Пашка от избытка чувств только трясёт башкой, и идёт за сигаретами.
- В окно кури.
- Да я на балкон пойду. Ил, дай мне на плечи что-нибудь накинуть.
- А футболка твоя где?
- А я не знаю… Да ладно, тепло, так пойду.
- Я с тобой. Сидеть, Никитос! На вот, полистай пока.
Сунув Занозе июльский номер “Men’s Health”, я иду следом за Пашкой на балкон.
- Как, блин, неудачно вышло! Слушай, Илья, придумай что-нибудь…
- Да что ж я придумаю? Будем ждать, пока он не отрубится.
- Сами, вперёд… Да… - сероглазый расстроен не на шутку…
- Ладно… Дай-ка затянуться. Да разик только! Фу-у, как только ты их… Так, ладно, Паш. Полчасика посидим, а потом я его угомоню.
- Как?
- Помнишь, позапрошлой зимой ты ангиной болел? Вот тебе и ну… Я тебя усыпил тогда, помнишь?
- Не помню… - Пашка пристально смотрит на меня.
- Ещё бы! У тебя ж сорок градусов было. Вот, - я тогда очень захотел, чтобы ты уснул…
- И что?
- И ты заснул.
- А потом?
- А потом проснулся, блин! Ты чего, Паш?
- Ох, Илья! Вот, кажется, всю жизнь я тебя знаю, и всё ты меня удивляешь! Усыпил… Ни фига себе. Что ещё расскажешь мне такого, чего я не знаю?
Я лишь загадочно усмехаюсь. Расскажу, сероглазый, такое расскажу…
- Илька, а ему ничего не будет? - волнуется за брата Пашка.
- Да ни шиша. Тебе же ничего не было. Наоборот даже, поправляться ты начал потом…
- Илья, скажи… - Пашка смотрит мне в глаза. - Честно только. Часто ты со мной так?
- Честно? Ты меня спрашиваешь, - честно? Глаз не отводи. Смотри внимательно, Паша, и слушай. Это был единственный случай, когда я навязал тебе свою волю. Возможно, такое повторится ещё, - не знаю, - жизнь большая. Наверное, даже, повторится, раз у нас с тобой это всё навсегда. Слушай меня, Сероглазый, - никогда я не сделаю ничего, что было бы для тебя плохо, больно, или просто неприятно. Не смогу. Я сильный человек, ты это знаешь, но сделать так мне не по силам. Моя Любовь к тебе сильнее всего, сильнее меня, она ведь от Начала и навсегда… - я, сам того не замечая, перехожу на Извечную Речь…
Пашка зачаровано смотрит мне в глаза. Всё, Паша, всё. Сказано.
- Веришь мне? - спокойно говорю я по-русски.
- Верю! Прости, Новиков, я дурак… - выдыхает Пашка.
- Дурак я, что не сказал тебе этого раньше… Ты что, - вторую подряд? Пашка, будешь так часто курить, я тогда Занозе один рецепт расскажу, по секрету. Берёшь, понимаешь, молоко. Вот, пипеткой, значит, набираешь, ну, и на сигарету капаешь. Вот, а потом сигаретку обратно в пачку, потихонечку, незаметненько так…
- Я те, зараза, расскажу! И так житья от него нету! Я тогда тебе в комп вирус какой-нибудь засуну, червяка какого-нибудь!
- Ох, ты ж и поганец, а! Я о его здоровье пекусь, ночей можно сказать не сплю, а он мне вместо благодарности червя в машину запустит! Это ж ни в какие ворота! Это ж… Чего ржёшь, поганец?
- Прикол, Новиков, я тут у Николы такую прогу видел, прикинь…
- Ну, вы чего тут, бросили меня, а сами тут… - ноет появившийся Никитос. - Ил, я там в журнале такого качалу видел, вау! Пашка, к гантелям чтобы вот не совался больше чтобы! Я решил качаться, - понял? Илюха, ты тренером будешь.
- Ну, хана, - грустно говорит Пашка. - Всё теперь в квартире переколошматит…
В комнате Никитос сразу же снимает футболку и начинает кривляться перед зеркалом. Пашка демонстративно хмыкнув, подмигивает мне и кивает на бутылку с коньяком. Я укоризненно качаю головой, но всё-таки наливаю нам с сероглазым ещё по чуть-чуть, потом решительно убираю бутылку. Заноза, отследив мои действия, тут же суётся ко мне со свои бокалом.
- Это чё? - поражаюсь я. - Ты всё уже вылакал что ли? Нет уж, Никитос, хватит. Хватит, сказал! Да что хочешь, то и делай! Хоть башкой об пол бейся, - нет, и всё! Колу вон давай, хоть задуйся…
- А винограда больше нет? - спрашивает меня смирившийся Никитос.
- Слышь, ты не наглей, болячка!
- Нету, ты ж его и сожрал. Ананасы есть, консервированные. Хочешь, - Пашка откроет…
- Я консервированные не ем!
- Новости… - ворчит Пашка. - Да не суетись ты, Илюшка. Не хочет, - пёс с ним. Давай выпьем.
- За крепкий детский сон! - провозглашаю я тост.
- Хорошо сказал, дорогой! Ай, как хорошо, мамой клянусь, да?
- Это вы чего это вы? - подозрительно смотрит на нас Заноза.
- Да что ж такое! Ты чего такой? Слова, блин, не скажи. Тебе бы, болячка, в ФСБ работать.
- А что, Паш, это щас модно… Путин, то, сё.
- Да я ж разве против? Вовсе нет. Когда в меру… А то все сразу борцы, блин, такие стали кругом…
- Кузнецов, в стране надо порядок навести. Бардак сплошной…
- Лучше в бардаке, чем в камере.
- Так ведь не о камере речь! Я хоть слово о камере сказал? Пашка, ты оглянись только вокруг! Куда всё катится?
- До сих пор не скатилось, и дальше не укатится! И вообще, Илья…
- Да вы кончайте вы уже! - стонет Никитос. - Заткнулись, блин! Уши вянут… Не надоест как только! Как эти самые, блин. Барсуки! Бу-бу-бу… Мало, что ли, по телеку?
Мы с Пашкой, остывая, смотрим друг на друга.
- Ладно, замяли… - говорит Пашка. - Правда, чего это мы? Уговаривались ведь, - о политике ни-ни больше.